На этой почве между братьями порой возникали конфликты, нашедшие свое отражение в народном фольклоре. Например, в горской драматической балладе «Али, оставленный в ущелье» говорится о двух старших братьях, заманивших младшего на ловлю птенцов сокола в пещеру недоступной скалы и бросивших его там. Младший брат просил его спасти, обещая отдать за это полученное от родителей наследство. Но старшие ушли, заявив, что разделят наследство без него.
Однако раздел имущества после смерти родителей был у горцев явлением крайне редким и осуждался общественным мнением. Еще при жизни родители обязаны были снабдить взрослых детей всем необходимым.
Женщина как наследница получала треть доли мужчины. Если умирала жена, оставив после себя детей, половина ее имущества переходила к мужу. Если же умирал муж, то имущество жены и земля сохранялись за ней. Особенно жестко этот порядок соблюдался в Дагестане, где муж, в отличие от европейского права, не мог распоряжаться имуществом жены без ее согласия. Более того, в случае смерти жены бездетного мужа участок земли, полученный в качестве приданого, возвращался ее сородичам. Таким образом, имущественное положение горской женщины на Кавказе было прочным. Ограничение прав горянок сводилось лишь к получению меньшей по сравнению с мужчиной доли наследства и неучастию в политической жизни общины.
О наследовании у адыго-черкесских племен Западного Кавказа уже знакомый нам фон дер Ховен пишет так: «Имение, оставшееся после смерти родителя, движимое и недвижимое, делится на равные части между детьми мужеского пола, в выборе которых они имеют право по старшинству. Дети женского пола не имеют участия в сем разделе, но до замужества должны быть содержимы братьями и по состоянию получают приданое из рабов и движимого имения. Вдова, когда ее покойным мужем ничего не было ей отказано, не имеет участия в наследстве, но по смерти должна иметь пропитание у детей своих. Часто, когда братья живут согласно, имение остается неразделенным, но каждый из них вправе потребовать такового раздела. В случае бездетства имение умершего делится на равные части между ближайшими его родственниками мужеского пола в боковой, восходящей и нисходящей линии. В фамилию же жены имение не переходит. Когда бы не нашелся никто из родственников мужеского пола, то владетель Абхазии делается наследником умершего; когда бы остались одни дочери, он обязан их содержать до замужества и поделить приданое…»
IV. ИЗ КАКОГО ТЫ РОДА?
Родовая община
Большая семья, известная у горских народов Северного Кавказа под разными наименованиями, объединяла до пяти и более поколений ближайших родственников, преимущественно по прямой нисходящей линии (родители, их женатые сыновья, внуки и т. д.) Численность ее достигала 40-60, а иногда 100 и более человек. В ряде случаев в больших семьях, особенно феодальных, проживали и рабы, являвшиеся собственностью владельцев. На протяжении столетия рост числа членов семьи приводил к дроблению семейной общины. Выделившиеся семьи по мере возможности селились рядом, поблизости от отцовской семьи. В высокогорных альпийских районах ландшафт и форма хозяйства делали рациональными расселение малыми деревнями (по 15-30 дворов); в долинах и на равнине вырастали крупные «урбанизированные» аулы (от 100 до 1000 домов), где настоящие и бывшие родственники селились «концами» или кварталами (в Дагестане они назывались «мехле» или «авал»).
Родовые группы или объединения (хотя в XIX веке их кровнородственная суть была во многом утрачена) назывались жинсы, тлибили (у народов Западного Кавказа), авриды или эвледы и мыггаг (у осетин), тайпы или тейпы (у чеченцев и ингушей), тухумы или тохумы (у народов Дагестана).
В книге Э. Исаева «Вайнахская этика» говорится: «… Чеченский тайп объединял семьи, связанные между собой кровным родством по отцовской линии. По мере разрастания тайпы распадались на две или более части - тары (ветви тайна), каждый из которых со временем образовывал самостоятельный тайп. Все члены тара могли назвать имя своего реального предка. Кроме того, каждый чеченец должен был знать и помнить имена не менее 20 лиц из числа своих предков.
В истории Чечни насчитывалось свыше 135 тайпов. Более 20 из них были образованы представителями некоренных народов, которые ассимилировались в разное время и в разных условиях и прочно вошли в состав чеченского общества. Каждый тайп имел юридические нормы и этические правила, обязательные для соблюдения всеми. И чем больше человек был популярен в обществе, тем строже он был обязан блюсти нравственные устои тайпа. В основе организации тайпа лежали нормы, подразумевавшие то, что в современном обществе формулируется как «свобода, равенство и братство». Отношения между людьми регулировали такие этические нормы, как уважение к старшим, почтительное отношение к женщине, оказание помощи тем, кто оказался в беде, и др. Эти нормы постепенно переходили в обычаи, ритуалы. Антиобщественное поведение открыто порицалось, И был даже такой обычай - устраивать на обочине дороги т.н. «кучу всенародного проклятия». Каждый, проходя мимо, бросал в эту кучу камень или ком земли со словами проклятия в адрес того, кто совершил безнравственный поступок. По неписаному житейскому кодексу тайпа, любой человек, невзирая на положение, мог за проступок стать объектом осуждения».
3. Шахбиев в своей книге «Судьба чечено-ингушского народа» пишет: «Тайп возглавлял тайпанан хьалханча - предводитель тайпа, или как принято говорить, тхьамда (тхьамда, вернее, тамада - по-турецки означает «старший, старейший»). Предводитель (хьалханча) руководил советом старейшин и участвовал во всех делах тайпа, указывая, как вести себя во всех обстоятельствах жизни.
Все свои поступки и действия каждый член тайповой общины обязан был согласовывать с предводителем. Решающую роль в управлении родом играл не предводитель, а совет старейшин рода - демократическое собрание».
Слово «тухум» на санскрите и фарси означает «семья», «деревенская община». У аварцев наряду с иранским «тухум» был распространен собственный термин - «кьибил» (буквально «корень»), у даргинцев - «джине», у лакцев - «сака», у лезгин - «сихил», «миресар».
Каждая такая группа возглавлялась одним или несколькими старшинами (чухби, карт, гьилатаб, адилал, аксеккал, мыггыджи, хистар и др.). Старшины вели текущие дела общины, разрешали споры между ее членами. Они же выполняли функции судей по адату. Старшины, как правило, были выборными, о чем свидетельствуют и термины, которыми они обозначались в народе: «иргадулав» (по-аварски - «очередной»), «гьилатав» (по-андийски - «допущенный к верховодству») и др. По словам посетившего Дагестан путешественника-кавказоведа И. Гербера, горцы «имеют в каждом уезде своих старшин, которых сами между собой выбирают, и как оные им не полюбятся, то сами опять отставляют, притом кадиев из духовных, которые их ссоры судят». Ученый-миссионер Хрисанф указывал: «Чиркей управляется стариками своими, тяжбы решаются кадиями». Автор составленного в 1830 году описания Чечни и Дагестана Р. Ф. Розен свидетельствовал, что в Салатавском обществе избранные старшины «более одного года не остаются» и что в каждом селении по нескольку «вроде наших выборных».
Суд осуществляли старейшины, старшины и кадий. В распоряжении старшин были сельские и войсковые исполнители (у аварцев - «гъелал», в русских документах «есаулы») и глашатаи («мангуши»). Община избирала также военного предводителя («цевехъан»), которому подчинялись караульные и рассыльные для срочных военных приготовлений.
Народное собрание
Высшим органом власти сельской общины являлось народное собрание. Здесь решались важнейшие вопросы жизни общества: войны и мира, заключения союза с соседними обществами или феодальными владениями, утверждения адатных норм или внесения в них изменений и дополнений, выбора должностных лиц. На собрание, которое созывали мангуши, должны были являться все взрослые мужчины общины. Сначала высказывались старики, потом мужчины среднего возраста и лишь затем молодые, которые без особого разрешения говорить не могли. Голосование по обсуждаемым вопросам было открытым, о чем свидетельствует сохранившееся у аварцев выражение «Разияс килиш борхи!» («Пусть согласный поднимет палец!»). На собраниях царили порядок и дисциплина, отмеченные кавказоведом Н. И. Вороновым в записках «Из путешествия по Дагестану» (1870): «Но вот состоялся джамаат. Все члены его держат себя весьма дисциплинированно: у места молчат, у места говорят, и некоторые весьма бойко, плавно и дипломатично, у места слушают. Интерес каждого - предмет сходки, совещания, и если джамаат собрался в ауле, подле строений, то крыши их переполнены любопытными наблюдателями и слушателями, которым нет места в среде самого джамаата - несовершеннолетними, а иногда и женщинами. Это не стадо, это строго дисциплинированная толпа; импровизированным поведением ее на сходке может остаться доволен любой поклонник порядка…
Кто успел и сумел таким образом вышколить дагестанцев? Будто Шамиль? Едва ли. Дисциплина в Дагестане заявляет себя не чем-то привитым, заказным: она, так сказать, вытекает из существа дагестанца, она замечается даже в тех обществах, на которые власть Шамиля распространялась весьма слабо, как, например, в обществах
Верхнего Дагестана. Вернее, эта дисциплина есть плод стародавности дагестанского склада жизни, который для поддержания себя, для самозащиты обусловливал присутствие в каждой общине строгости, четкости, порядка в действиях…»
Представительности народных собраний придавалось большое значение. В адатах была даже специальная норма, гласившая: «Если сельские исполнители не соберут старейшин или целое селение, с них взыскивается одна овца». Однако постепенно ведущая роль народных собраний была утрачена. Их функции перешли представительным органам власти: совету старейшин, совету старшин или сходам представителей тухумов.