Сад политеизма
Первое, что известно о жизни богов в городах Греции, это их множественность — идея многочисленности богов. В греческом языке «много богов» выражается словом polytheos, от которого мы образовали понятие «политеизм», упиваясь долгой историей (идолопоклонничество, Филон Александрийский, хор отцов церкви, вечные язычники, многовековая война...), пройденной человечеством за период между монотеизмом и политеизмом. Так, у Эсхилла в его трагедии «Умоляющие о защите», которая принесла ему победу на Великих Дионисиях в 463 году до н. э., городской пейзаж изобилует богами. В том смысле, что боги присутствуют везде, даже на кухне, перед вечным огнем Гераклита; а также и в том, что божества образуют небольшие зримые сообщества, собираются на публичных площадях или проводят ярые обсуждения где-нибудь у ограды за агорой, где собираются смертные, на холме в сторонке, но совсем рядом от города.
Начнем с появления Данаид: чужестранок с опаленной солнцем кожей. Перед ними город Аргос, куда гонит их Данай, их отец, помнящий о своем родстве с землей Аргоса и об Ио, жрице, любовнице, превращенной страстью и ненавистью Геры-Повелительницы в обезумевшую корову. Они бегут в Аргос, измученные жесткостью и страстью самцов, преследуемые пятьюдесятью своими двоюродными братьями, сыновьями их дяди Египта. Перед ними на подходах к городу заросший лесом холм и многочисленные боги. Некоторые узнаваемы немедленно: Зевс, Гелиос, Аполлон. Других можно распознать по отличительным признакам: трезубец — это Посейдон, жезл-кадуцей — это Гермес; остальных видно лишь краем глаза. Все они собрались здесь, у них «общий алтарь», это местные божества, строй божественных сил, и когда понадобится оказать давление на хозяина Аргоса, дочери Даная сделают вид, что собираются повеситься на собственных поясах, используя высокие скульптуры богов, покровителей города. «Политеистское святилище, полное богов». Сколько их там? Как они распределены, по порядку, по супружеским парам, по триадам? Еще не пришло время заняться теологической инвентаризацией.
Маленький городок в Ахайе: Павсаний, проезжая через него во II веке н. э., обнаружил публичную площадь, простую agora, на ней четырехугольного и бородатого Гермеса, делившего алтарь с Гестией, общий Очаг. Центр, фиксированная точка, закрытое помещение и открытое пространство агоры с Гермесом: Гермес и Гестия образуют сильную пару, мощное, действенное двоевластие. Поблизости — ручей. Он посвящен Гермесу. В нем запрещено ловить рыбу: рыба принадлежит богу. Гермес в качестве торговца рыбой, «изобилующий рыбой», — это нечто оригинальное. Павсаний на этом не остановился: возле Гермеса с площади собраний и двойника-Гермеса у рыбного ручья находится поле, покрытое камнями. Тридцать столбов, четырехугольных, подобно бородатому Гермесу, но ни на одном не высечено и не вырезано ни лица, ни человеческой фигуры. И тем не менее граждане города Фары «поклоняются тридцати столбам, присвоив каждому имя одного из богов». Странное сборище. Дабы предупредить изумление читателей от его «Описания Греции» (время правления императора Адриана), Павсаний обращается к истокам: в прежние времена греки собирались вместе и воздвигали блоки белого камня вместо привычных статуй. Остались странные пантеоны, составленные из необработанных камней, которым придавало форму присвоенное гражданами Фары имя. Эти имена оживляли немые стелы, бесформенные надгробия.
Другое святилище, заполненное богами, но богами не заостренной формы, без изображения, соседствующими с другими, похожими на человеческий эмбрион. В разгар классической эпохи, наряду со статуями, изображающими Аполлона неувядающим прекрасным юношей, он также часто представал в образе маленького каменного конуса, стоявшего у порога дома на проезжей дороге. Придорожный Аполлон, Аполлон улицы.
Самые разнообразные боги: сельские, городские, небожители, земные, подземные; боги, покровители агоры, брачной спальни, кладовой, террасы. Боги с восхитительными формами, светозарными чертами, или каменные боги с невнятными именами, подобия непогребенных мертвых; тяжелые стелы, вбитые в землю в Кирене, под солнцем Ливии. Боги с индивидуальностью, или божества почти анонимные, словно демоны, демоны-мстители, демоны «поверхности земли» и другие, обитавшие под земной корой. Греция безусловно входит в число обществ, богатых богами, различными божественными и демоническими силами, поэтому ее можно сравнить с такими архаичными обществами, как Индия, мир хеттов или с цивилизациями черной Африки, такими, как Мали, Сенегал, Дагомея, в которых почитались всякого рода фигурки идолов, фетиши, невидимые духи, мощь которых часто считали огромной, но характеризовалась она лишь силой или внезапностью.
Существуют различные методы осмыслять многочисленные божества, классифицировать их, пускать их в обращение, властвовать над ними, одновременно осознавая их власть над собой. В Мали процветал среди прочих культ «нецке», фигурок идолов, которые не относились ни к духам, ни к жертвенникам, их делали из самых разнообразных материалов, веществ: например, коготь льва, немного ваты, пучок шерсти гиены, какие-нибудь злаки или травы. Это был материальный объект, составленный из «сконденсированного многообразия», регулярно орошаемый кровью приносимых ему жертв. Вещь, характеризовавшаяся манипуляциями, объектом которых она являлась, и обрывками знаний, фрагментов рассказов об истории конкретной местности. Притом практическое выражение одержимости как бы предоставляет подмостки, на которых божественные и потусторонние силы обретают форму. Это происходит в конкретном месте, в определенный момент, в теле данного человека, в прямом смысле слова в голове одного из одержимых. Orisha или vodun составляют мир чистых форм, сил, ввергающих в одержимость, которые становятся видимыми, только завладев человеческим существом. Длительность транса зависит от «неистовства потусторонних сил», мощи прародителей. Обожествляемым прародителям необходимо верховое животное, неважно мужчина или женщина, чтобы ездить на нем верхом. Даже более того: чтобы использовать одержимых как опору для своих жертвоприношений. Попав во власть такому Orisha, одержимый демоном становится для него жертвенником, живым алтарем. Он облекается в «одеяние из крови» зарезанного на нем животного, которая свертывается на его теле. Силы, ввергающие в одержимость, понемногу разнеживаются, невольно захваченные песнями, восхвалениями. Тогда их имя в конце концов вырывается из губ одержимого. Имя того, чья форма воплощается в припадке беснующегося окровавленного тела, вырывается из невидимого, бесплотного, обретает в этом процессе контуры.
Совершенно иным представлялось общение с божественными силами в государствах, которые объединились вокруг царской власти и у которых уже существовала письменность, то есть возможность классифицировать богов. Например, как это произошло в городе Хаттусас (современный Богазкей, Турция), когда он стал во втором тысячелетии до нашей эры «местом собрания богов», размещенных в столице хеттского царства. Царь Тудхалийя IV, реформатор, предпринял полное воссоединение богов в пантеоне. Это произошло после длительного периода волнений и разрушения самых значительных святилищ. Центральная власть приняла решение воссоздать карту храмов и восстановить сообщество богов. Самые известные боги были разделены на три группы: божества стихий, богини плодородия, божественные силы войны. Жрецов нового пантеона назначал царь: им предстояло селить новых идолов в храмы, построенные из твердых материалов. Антропоморфные статуи из железа, облицованные драгоценными металлами, заменяли необработанные каменные столбы и грубые стелы. На этом наглядном изображении у хеттских племен основывалось понятие бога как такового: целостность новой формы совпадала с духом божества. К тому же всех богов как бы поставили на учет, переписали, на каждого правители храмов и придворное духовенство завели так называемую «таблетку». Начиная с шумерской эпохи древние обитатели Месопотамии наносили имена своих богов на глиняные клинописные «таблетки». Их писари, ученые и прорицатели старательно классифицировали божественное население. Существует список, датируемый вторым тысячелетием, который хранится в Лувре. Он представляет собой каталог из 473 божеств, которые распределены на большие семьи, группирующиеся вокруг пятнадцати супружеских пар богов. Благодаря письменности ученые занялись теологическим толкованием богов, исходя из множественности их имен. Самым ярким примером стал список имен Мардука, покровителя города Вавилона, которым заканчивается эпическая поэма «Энума Элиш», вавилонская интерпретация сотворения мира (около 1300 лет до н. э.). На основании двуязычного прочтения шумерограмм и их аккадских аналогов в нем развернуто объяснены все его имена и их характеристики. Список исходит из одного его имени, и мы получаем столько шумерских слов, сколько необходимо, чтобы видеть все теологическое пространство для определения целого пантеона внутри одного-единственного бога, даже если это великий бог Мардук. Множественность богов, включенная посредством письменности в сущность одного имени.
Городские греческие боги, как известно всему западному миру, вовсе не являлись вещью, материей, более или менее индивидуализированной сложными движениями и теплой кровью, питавшей материальность бога. Они также не были и порождением какого-то главенствующего мозга, диктующего всем провинциям некоего государства общую манеру называть, изображать, устанавливать иерархию невидимых сил. Но от одного края греческого мира до другого существовал единый стиль политеизма с присущими ему особенностями. Первое принципиальное отличие заключалось в том, что другие приветствовали непрерывный оборот и обмен растениями, животными, богами, или даже предками, людьми и божествами, а греки считали мир богов автономным. Герой, становившийся богом, был исключением из правил, и люди, населяющие город, не называли себя сынами бога: они не претендовали стать подобными богам, если только это не являлось весьма избирательной уловкой философского мышления. Второе отличие — речь шла о богах с яркой индивидуальностью, великих актерах, выведенных на подмостки мифологией высокого полета, со своими творцами, аэдами, певцами и поэтами, со своими теологами, такими, как Гесиод из Аскры (конец VIII века до н. э.), увлеченно раздумывавших об именах, изображениях и историях возникновения богов, в целом о проблемах, которые позволяли сформулировать раздоры между божественными силами или построение мира от одного поколения богов к другому. Иными словами, речь идет о мифологии, стройно разработанной в масштабе всей Греции, созданной вокруг таких святилищ, как Олимпия, Дельфы или Делос. Проводимые в них игры, конкурсы, празднества благотворно влияли на широко разделяемую систему понятий о мире богов, с населявшими его великими богами, областями влияний каждого из них, их знаниями. Третий отличительный признак такого политеизма: разнообразие в построении взаимодействий, в организации отношений между двумя или несколькими божественными силами, в противоположных и выраженно дополняющих друг друга связях между божествами, в иерархических конфигурациях, которые хорошо видны на примере алтарей, огромного пространства святилищ и ритуальных обрядов. По мере того как расшифровывались новые календари, высеченные на камне, священные законы, религиозные предписания, найденные археологами, опубликованные и проанализированные специалистами по эпиграфике, в греческом пантеоне росли группы божеств, формулировки иерархий, фигуры симметрии, антагонизма или аналогий.
Сбор структур
С некоторых пор мы, действительно, стали более внимательно относиться непосредственно к данным политеизма, подобного существовавшему в Греции, Риме, на Кавказе или в Индии. В этом решающую роль сыграл один человек: Жорж Дюмезиль (1898—1986). В то время как Клод Леви-Стросс привлекал антропологию к анализу мыслительного процесса, происходящего в мозгу дикаря, осваивающего «мифологию», Жорж Дюмезиль в сороковых годах подал мысль, что определение бога в обществах, где боги исчисляются сотнями, должно быть дифференцированным и классифицированным. Бог не должен определяться застывшими терминами, он должен рассматриваться через призму совокупности позиций, которые он занимает или мог бы занять в полном цикле своих проявлений.
В начале своей карьеры, когда он увлекся «Золотым плотом» сэра Джеймса-Джорджа Фрезера, Дюмезиль-компаративист был склонен думать, что в истории цивилизаций боги приходят и уходят, а идеи остаются. Боги эфемерны, тогда как поступь кавалькады смертных и кентавров слышна на празднествах уходящего года с давних времен существования индоевропейцев и вплоть до народного творчества европейских цивилизаций. Но, постепенно продвигаясь от слов к понятиям, Дюмезиль, стоявший у истоков индоевропеизма, констатировал необходимость существования богов, иерархий божественных сил, концептуальных структур для проведения классификации божеств, так же как и протяженности во времени так называемых «идеологических полей», в которых обитают боги. В ряде цивилизаций, в особенности в тех, что были нацелены на высокоиндивидуализированных богов, божественные силы не являлись некими мимолетными, постепенно исчезающими формами, они продолжали век за веком упорядочивать и организовывать окружающий мир. Очевидно, что к ним относилась и Греция с ее пантеонами в их геометрических формах, начиная с Ахилла и до Возрождения итальянских городов с их преемственностью мудрецов, философов, с их обитателями, искушенными в самопознании.
Политеизм в Древней Греции нужно воспринимать на манер Павсания Периегета, описывавшего открытое поле с богами в виде каменных столбов по краям, с бородатым квадратным Гермесом в компании с юной Гестией на публичной площади в Фарах. Повсюду, где выросли города: на островах, на континенте, на Юге Италии, можно было наблюдать элементарные конструкции действующих пантеонов. Это мог бы видеть любой антрополог и историк, заглядывай он почаще через плечо Павсания или любого другого местного наблюдателя, поскольку чаще всего речь идет и о фактических данных, и о так называемых домашних заготовках, достойных уважения. Более того, необходимых для тех, кто хочет понять и воспроизвести модель целостной системы божественных сил и их внутренних взаимоотношений. Прежде всего это «фактор структуры», как любил повторять Дюмезиль в ту эпоху, когда он хотел задобрить «швейцаров у дверей Истории», мужланов, которые свирепствовали тогда в искусстве созидания истории, и что приходится признать теперь, когда их время прошло, особенно на достопочтенной и старинной кафедре древних цивилизаций. Итак, организующие элементы, малые формы богов на алтаре или во время ритуальных жертвоприношений: вполне достаточно походя не попирать их, относиться к ним с вниманием и научиться обращаться с ними деликатно.
Существуют, например, алтари для множества богов. Для двоих, как в Кларосе, в Малой Азии, в большом святилище, знаменитом своими оракулами: два божества разделяют один алтарь, один из них Дионис, второй — Аполлон. Два божества сосуществуют в центре и на вершине греческого мира, в Дельфах. Два или двадцать, если не двадцать четыре. Много народу и на алтаре Амфиарая, в двенадцати стадиях от Оропа, между Танагрой и Аттикой. Алтарь для целого пантеона, в середине которого восседает прорицатель Амфиарай, которого считали богом с древних времен. Стол алтаря разделен на пять частей. Одна для Геракла, Зевса и Аполлона-Целителя. Вторая предназначена для героев и их жен. На третьей расположились супружеская пара Гестия и Гермес, а также Амфиарай и его сын Амфилох, также прославленный прорицатель. Четвертая предназначалась Афродите, Панакии, Ясону, Шгиее и Афине. Пятую же занимали нимфы, Пан и реки Ахелой и Кефис. Сложнейшее сооружение, безусловно не какое-нибудь хаотическое нагромождение: все группы нарисованы, триады, периодически повторяющиеся пары перемежаются фрагментами текста, вокруг Амфиарая, прорицателя и целителя, подземный источник, из которого возник Амфиарай, превратившийся в бога после того, как был поглощен на своей колеснице разверзшейся перед ним землей.
Но двадцать четыре божества или двадцать, судя по числу героев и их жен, — это еще не целостность в представлении греков. Когда Дионис хотел предстать как совокупность богов, он возвел себе двенадцать алтарей. Когда Гермес однажды ночью в Аркадии старательно готовил в жертву коров Аполлона в надежде быть признанным полноправным олимпийцем, он разрезал жертвы на двенадцать порций, поскольку существует всего двенадцать богов, как их называли, начиная, кажется, с VII века, между Делосом, Олимпией, Афинами и островом Кос. Двенадцать богов на одном алтаре подобно тому, который высится в агоре Афин, основанном Молодым Писистратом, внуком тирана. Но чаще всего они делились на шесть пар, или на четыре триады.
На острове Делос примитивное святилище, изображенное как продолжение владений Лето, представляет собой замкнутое пространство с четырьмя алтарями по три бога в каждом. Первая триада: Зевс, Гера, Афина. Главный из богов, его законная супруга, дочь, рожденная отцом. Вторая группа: Деметра, Кора, Зевс подземного царства. Покровительница зерновых культур, его дочь, ставшая женой бога мертвых, и Зевс Разумный, безжалостно правящий подземным миром. Третья триада: возможно, сама Лето, Аполлон и Артемида, место рождения детей Лето и завершающая группа без лиц.
В Олимпии в роли основоположника алтарей и Олимпийских игр выступил Геракл. Рядом с могилой Пелопса сын Зевса основал и освятил шесть алтарей для двенадцати богов. Собрал он их за такой же оградой, как та, которую он «определил» для святилища Зевса, называемого Олимпийским. Открытие игр и храмов произошло в присутствии богинь судьбы, мойр, и бога времени, Хроноса, времени, «которое одно свидетельствует о подлинной правде». Шесть пар, расставленных Гераклом, выступившим в качестве теолога, вдохновленного обстоятельствами. Алфей (река), который любил возвращаться к своим истокам, тоже входил в число двенадцати богов, свой алтарь он разделял с Артемидой, которую мечтал заключить в свои объятия. И другие пары, характеризующиеся своей взаимодополняемостью, о которой столько говорили повсюду в Греции: Гермес и Аполлон; Хариты (грации) и Дионис; Зевс Olympios и Посейдон; Кронос и Рея, прославляемые своими внуками. И наконец, женская пара: Гера и Афина, союз властительниц. Таким образом, один и тот же бог мог занимать между Олимпией, островом Кос и списком без локализации три основные для классификационного определения своего положения позиции: Гермес рядом с Афродитой в компании с Ареем, треугольник, на который намекает Аполлон в своем водевиле, исполненном Демодоком, о любовной связи Арея с Афродитой и Гефестом в роли великолепного рогоносца. «Так он сказал. Той порой собрались в медностенных палатах Боги; пришел Посейдон земледержец; пришел дароносец Эрмий; пришел Аполлон, издалека разящий стрелами. Но, сохраняя пристойность, богини осталися дома. В двери вступили податели благ, всемогущие боги. Подняли все они смех несказанный, увидя, какое хитрое дело ревнивый Гефест совершить умудрился. Глядя друг на друга, так меж собою они рассуждали: "Злое не впрок: над проворством здесь медленность верх одержала. Как ни хромает Гефест, но поймал он Арея, который самый быстрейший из вечных богов, на Олимпе живущих. Хитростью взял он: достойная мзда посрамителю брака". Так говорили, друг с другом беседуя, вечные боги. К Эрмию тут обратившись, сказал Аполлон, сын Зевеса: "Эрмий, Кронионов сын, благодатный богов вестоносец, искренне мне отвечай, согласился ль бы ты под такою сетью лежать на постели одной с золотою Кипридой". Зоркий убийца Аргуса ответствовал так Аполлону: "Если б могло то случиться, о царь Аполлон стреловержец, сетью тройной бы себя я охотно опутать дозволил, пусть на меня бы, собравшись, богини и боги смотрели, только б лежать на постели одной с золотою Кипридой"» (Одиссея, 8, 321—342). На острове Кос Гермес перекликается с Дионисом, своим почти непременным сотоварищем. Тогда как в Олимпии он как младший брат находит старшего, Аполлона, против воли, но с помощью которого Гермес заставляет всех признать свои привилегии олимпийца. Таким же образом Аполлон устраивается между Лето и Артемидой, Гермесом или Посейдоном, уважаемым дядюшкой, товарищем по ссылке, сотрудником в больших основополагающих замыслах.
Двенадцать богов иногда также являются простыми статуями без постоянного алтаря, без обнесенного оградой участка или святилища: статуи, участвующие в процессиях по случаю праздника Зевса, покровителя города в Магнесии на Меандре. В Мегаре же их изображения пребывают в святилище Артемиды-Спасительницы. В целом по двенадцатиричной системе чередуются алтарь, святилище, обнесенное оградой, и храм-обиталище. Святилища способны вместить не только несколько алтарей, но и несколько храмов. В одном и том же храме могут располагаться даже более комфортабельно, чем в алтаре, три бога, триада фокидийцев; так, на дороге, ведущей из Авлиды в Дельфы, между Герой и Афиной восседает Зевс там, где проходят всеобщие собрания обитателей Фокиды. Или, например, на острове Лесбос, в стране поэта Алкея, более извращенная троица, состоящая из Зевса, восседающего на троне, но рядом с Герой-Прародительницей всего сущего, она сама, объединившаяся с Дионисом, провозгласившим себя сыном смертной женщины под ее олимпийским именем. Троица, конфликтная вдвойне: между суверенными супругами, между мачехой и сыном Зевса, который, тем не менее, называет себя «сыном своей матери». Все противоречия налицо, у всех на виду, Святое семейство с гадюкой, зажатой в кулаке.
Схема иерархии богов по их могуществу
Встречаются сожительства и с меньшим накалом страстей, более интеллектуальные: в Аргосе, в храме Аполлона сосуществуют Гермес и Афродита. Аполлон, бог-покровитель города, но также бог с волками, перекликающийся с победой Даная, отца Данаид, пробравшийся под видом изгнанника, как волк, и завладевший городом. Но в памяти Аргоса Аполлон с волками выступает также ужасным, жаждущим мщения богом. Что же делают здесь Афродита и Гермес? Та ли это Афродита, что пришла на помощь Данаиде Гиперместре, вопреки повелению отца сохранившей жизнь своему кузену в ту кровавую ночь? И не тот ли это Гермес, привыкший произносить слова любви на ухо Афродите, бог любовных нашептываний, которые являлись прелюдией сексуальных удовольствий, эротики, в которой оба они не напрасно признаны искушенными?
Странные генеалогии возникают в потаенных местах. В «деме» — теперь мы сказали бы «в кантоне», — где находилась роща Колон, в которой закончил свои дни Эдип, на окраине владений Афины, в святилище, обнесенном оградой, хранятся старинная статуя Прометея и алтарь. Алтарь, нижняя часть которого украшена барельефом, на котором изображен, точно повторяя алтарь титана Прометея, изобретателя огня, стекла и керамики, другой алтарь, на этот раз общий, его разделяет с Гефестом Афина. Гефест держит в руке скипетр и по всему видно — занимает место старшего. Древний Гефест, отвечающий за знания и помыслы Прометея. На следующем уровне барельефа над ним доминирует Афина, властительница святилища в новом, более высшем, по сравнению с младшей сестрой своего скипетроносного брата, виде.
Другие простейшие структуры прослеживаются в манере приносить жертвы. Независимо от того, были ли они изложены в описании исследователя ритуалов, которое по крайней мере в V веке уже существовало, или более сухо описаны в уставе святилища или в календаре жертвоприношений. Жесты, состав жертвенных возлияний, способ разведения огня трением той или иной породой дерева, жертвенная часть, какую предать огню, и та, до какой не дотрагиваться вовсе: такое количество процедур необходимо было соблюсти, чтобы в одном жертвоприношении по случаю ежегодного праздника или ежедневной службы напомнить о иерархических связях между божественными силами, о формах подчиненности одних другим, а также двойственности характера данного божества, его способности одной и той же божественной силой объединять два статуса, переходить с одного уровня на другой, то в соседствующих, но различных ритуалах, то внутри одного и того же жертвенного пространства.
В середине V века собрание жителей Аргоса приняло обширный текст протокола соглашения между материнским городом Аргоса и двумя его критскими филиалами, поселениями Тилисс и Кносс. Протокол этот занял важное место в отношениях между Герой, покровительницей Аргоса, и критскими святилищами Зевса и Аресом в союзе с Афродитой. Приносят ли Зевсу в жертву шестьдесят баранов? Вот Гера получает шестьдесят окороков, по одному на жертву, отборную часть, почетную часть, ту, которая отходила или священнику, или божеству. Там же постановлялось, что всякий раз, как Артемиде Аргосской приносят в жертву овцу, Аполлон получает барана. Очевидно, в святилище сестры. Приносить богу жертву на алтаре другого бога — это означало подчеркнуть смысл иерархии. Иерархия места или дня: в Магнесии на Меандре Аполлону Пифийскому приносят жертву на алтаре Артемиды в день ритуала, посвященного соответственно Зевсу — спасителю города, Артемиде и Аполлону Пифийскому, тогда как Аполлон, основатель Магнесии, вместе с Дионисом властвовал в великолепном пантеоне. Зевс вообще привычен к жертвоприношениям на чужом алтаре, он даже заставлял называть его по обстоятельствам Зевсом Геры, или Зевсом Деметры.
Кроме того, Зевс, на этот раз раздвоившийся на посвященном ему самому священнодействии, когда он являлся Meilichios, выступая одновременно и Зевсом Благосклонным и богом медоточивым. У Зевса два лика: владыка поднебесной выси и бог подземных владений. Календарь Эрхии в Аттике предусматривает обряд в две ступени, разделяемые употреблением жареных внутренностей: перед поеданием мяса, нанизанного на вертел, никаких возлияний вина, как предполагал обряд, посвященный одному из хтонических богов, поскольку в самом эпитете Meilichios содержится предпочтение меда или медового напитка. Вино же разрешается только тогда, когда жертвоприношение входит во вторую фазу, а именно дележа мяса под знаком Зевса Благосклонного и Зевса Олимпийца. Два аспекта одного и того же божества: хтонический в Олимпийце, и в обряде с олимпийской доминантой, доля богов, доля смертных и поглощение плоти жертвы. Только в употреблении вина, его отсутствием или присутствием обозначается разница между двумя ликами Зевса.
Иная механика для Афродиты Сикионейской. Святилище, доступ в которое открыт для двух женщин: одна замужняя, но, согласившись на эту должность, обязана запретить себе вступать в связь с мужчиной. Она отвечает за святилище. Другая девственница должна приносить воду для омовений, ее называют loutrophore. Афродита Сикионейская видна издалека, от непреодолимого порога. Эти женщины исполняют церемонию: в две фазы, на трех уровнях. Окорока жертв жарятся на олимпийский манер: запах мяса к Афродите доносится сверху. Остальное, то есть практически все, полностью сжигается на огне, разведенном из веток можжевельника. Искупительное жертвоприношение на хтонический манер. Но разница между олимпийским способом и подземным корректируется одной деталью. Растение, называемое «страстное желание плоти», произрастает только здесь, вокруг статуи и алтаря. Служительницы культа срывают один лист этого растения и кладут на окорок, запах жира которого будет вдыхать Афродита. Листья его не пахнут: они двухцветные, с одной стороны светлые, с другой — темные. Подобно листьям серебристого тополя, дерева, растущего в подземном мире. Оба лика Афродиты присутствуют в олимпийской фазе, в руках древней Афродиты — негритянка, голова ее увенчана короной, она держит цветок мака и яблоко.
В том же Сикионе Геракл предлагает соседствующую жертвенную конфигурацию, слегка отличающуюся от первой. Основанную на его двойственном происхождении и его двух статусах: жители Сикиона привыкли отправлять его культ по обряду, предназначенному для героев. Один из сыновей Геракла, по имени Фест, ставший царем Сикиона, отказался следовать традициям: Геракл стал богом, жертвоприношения ему положено приносить по обряду для богов. Поэтому, во времена Павсания, уже после Рождества Христова, граждане Сикиона, когда резали ягнят для Геракла, начали жарить окорока на алтаре по олимпийскому способу. Что до остатков мяса, оно использовалось двумя способами: половина употреблялась плотоядными, отделив часть богам, тогда как вторую половину приносили в жертву по обряду для героев, что означало ее неприкосновенность для смертных, полное уничтожение. Итак, снова ритуал в две фазы, вторая из которых, касающаяся использования жертвенного мяса, формулировала двойственную природу Геракла, причем божественная ипостась преобладала над героической. Двойственность Геракла выражалась и в двух названиях, данных празднику, длившемуся два дня: одно из них Heracleia, другое утрачено для нас, оно должно было вызывать в памяти или историю Феста, или божественное имя Геракла. Олимпийский бог, женившийся на Ювенте и ставший бессмертным, поддерживает в своем обряде признаки своего двойственного статуса, сводя их, тем не менее, к божественному уровню, следуя ориентации деятельности и всей жизни, посвященной тому, чтобы признали его статус сына Зевса. Это иерархическая модель, составившая конкуренцию модели дуализма, одобренная Геродотом из Галикарнаса. Сошлемся на него: «Я полагаю весьма мудрым поведение тех греков, которые возводили святилища двум Гераклам, тому, кого они называли олимпийцем, они приносили жертвоприношения как бессмертному богу, тогда как другому отдавали почести как герою». Разделение города в пространстве, в религиозном и социальном плане, например Фасоса, хорошо известного Геродоту и досконально изученного Ж. Пуйу. В агоре Геракл-олимпиец получает приношение на манер бога, тогда как у дверей защитник города, мастер военных искусств, Геракл-герой принимает в жертву зарезанных и сожженных дотла животных.
С самого начала существования Греции, когда возникли города, повсюду стали появляться боги. Они зарождались одновременно. Десятки, сотни городов: большинство из них были крошечными, меньше чем с тысячным населением, они занимали территорию какой-нибудь плодородной ложбинки или небольшой прибрежной долины. Некоторые из них входили один в другой в виде фратрий, дружественных групп и демов, мелких территориальных единиц. Все они изобиловали богами. Каждый город вырабатывал свою стратегию по отношению к невидимому миру, выстраивал для себя божественную структуру, комплексы местных пантеонов, которые, подобно каждому городу в его стремлении к самодостаточности и завершенности, представлялись автономными. И точно так же, как города, независимо от их величины, представляли одни и те же морфологические особенности, божественные силы, независимо от их форм и неповторимости, коренящейся в особенностях местности, представляли собой одинаковые структуры, повторяющиеся в каждом городе, и, казалось, выявляли один и тот же принцип. Принцип некой абстракции, распределенной между самыми разнообразными вариациями микрообществ героев, героинь, демонов, и одновременно, проявления панэллинизма, предугадывающие соперничество двенадцати богов в их публичных храмах — общее для всех греков святилище эпохи Эллинизма, произведенное в божественную силу, если только, как в святилище в Дельфах, формы божественного мира не кристаллизовались вокруг основной пары Аполлона и Диониса.
Следовательно, речь идет о политеизме, структура которого обладает достаточной гибкостью для того, чтобы приспособиться к требованиям мелких соперничающих сообществ, независимых друг от друга и в то же время достаточно мощных, чтобы создать мир форм, подчиняющийся их собственным правилам, так же как и шкалу ценностей, принятую всем греческим обществом в целом.