С 1776 года, когда конфликт в колониях превратился в Войну за независимость, Джон Уилкс собирал деньги для армии колонистов и передавал их Франклину, который, по сути, исполнял роль американского посланника во Франции вплоть до 1785 года. Из Парижа деньги отправлялись в Америку или использовались на месте для закупки оружия и амуниции. В 1777 году шпионская организация Уилкса была раскрыта, но никаких репрессий не последовало.
Одиннадцатого июня 1776 года Второй Континентальный конгресс, председателем которого стал Джон Хэнкок, сформировал комитет по составлению Декларации о независимости. Из пяти членов этого комитета двое — Франклин и Роберт Ливингстон — точно были масонами, Роджер Шерман тоже мог принадлежать к братству. А вот Томас Джефферсон и Джон Адамс не являлись «вольными каменщиками», хотя в некоторых сочинениях утверждается обратное[21]. 4 июля 1776 года Джон Хэнкок отправил Джорджу Вашингтону копию резолюции Конгресса, призывающей к независимости, и копию Декларации независимости, в которой провозглашалось, что суверенная власть принадлежит народу, действующему через своих выборных представителей. Британские флаги спустили, заменив их новыми — из тринадцати полос и с тринадцатью звездами, по числу независимых штатов.
В тот день, который ныне отмечают в США как День независимости, декларацию подписал лишь один Джон Хэнкок. В современном американском диалекте hancock обозначает «подпись». По легенде, председатель Конгресса подписался крупно и разборчиво, чтобы Георгу III не понадобились очки, однако, судя по другим его автографам, он всегда подписывался одинаково. Остальные 55 членов Конгресса подписали декларацию только 2 августа, после того как ее огласили в войсках. Девять из них точно были масонами, а еще десять могли ими быть.
Суверенитет предстояло отстоять с оружием в руках, но прежде юридически оформить. В 1777 году, в разгар войны, Второй Континентальный конгресс принял «Статьи Конфедерации», документ конституционного характера, который определял конфедеративное устройство Соединенных Штатов и закреплял полномочия центральных органов и отдельных штатов. Сэмюел Адамс был ревностным сторонником этого документа, Джордж Вашингтон считал его ущербным и называл «веревкой из песка», поскольку он не был цементирующей силой.
Между тем на полях сражений ситуация складывалась не лучшим образом. Уже в 1776 году Вашингтону пришлось оставить Нью-Йорк, годом позже — Филадельфию. Победа при Саратоге в октябре 1777 года не переломила ход войны. Сказывался недостаток у повстанцев военного опыта.
Армия практически полностью находилась в руках масонов (членом братства был, например, генерал Джон Патерсон). С их подачи многие профессиональные военные из Европы присоединились к колонистам. Прусский ветеран барон Фридрих фон Штубен, привлеченный Франклином, стал у Вашингтона инструктором по строевой подготовке и превратил отряды неопытных добровольцев в боеспособные части. Француз Жан де Кальб был одним из самых компетентных подчиненных Вашингтона. Польский генерал Казимир Пулаский умер от ран, полученных при осаде Саванны, Тадеуш Костюшко построил сложные фортификационные сооружения Вест-Пойнта. Наконец, благодаря маркизу Мари Жозефу де Лафайету в войну вступила Франция. Его титул и харизма компенсировали отсутствие военного опыта и оказали огромное воздействие на моральный дух солдат. За исключением Костюшко, все они были масонами. Лафайет и Штубен считали, что таким образом они вносят вклад в создание идеальной масонской республики.
Между тем надо отметить, что Лафайет отправился за океан помогать инсургентам бороться за свободу, а не оказывать поддержку американским «братьям». В начале августа 1775 года девятнадцатилетний маркиз находился в гарнизоне во французском Меце, когда туда прибыл герцог Глостер, брат английского короля. Во время ужина, устроенного в его честь градоначальником, герцог довольно цинично высказался по поводу судьбы мятежников, после чего пылкий Лафайет, зафрахтовав на собственные деньги корабль и назвав его «Победа», запасшись оружием и провиантом, отправился за океан на помощь повстанцам, не предупредив об этом даже родных и друзей, более того, не поставив в известность французского короля, который тогда еще был настроен в пользу примирения англичан и колонистов.
Незадолго до отплытия Лафайет присутствовал при открытии парижской ложи Простодушия в качестве посетителя, а следовательно, уже прошел к тому времени посвящение в братство, несмотря на свой юный возраст, — вероятно, в какой-нибудь военной ложе. Однако, прибыв в Америку, он обратился к Вашингтону как военный к военному, а не как масон к масону. Что-то заставило главнокомандующего поверить этому юнцу, и интуиция его не подвела. Проявив одновременно осторожность и храбрость, Лафайет смог противостоять в Виргинии вчетверо превосходящим войскам британцев.
Бездетный Вашингтон называл Лафайета сыном, а Лафайет, в свою очередь, дал своему сыну, родившемуся в 1779 году, имя Джордж Вашингтон.
В сентябре 1777 года во Францию приехал секретарь российской Коллегии иностранных дел Денис Иванович Фонвизин, адепт «елагинского» масонства и помощник министра Н. И. Панина. Фонвизин живо интересовался развитием конфликта между Англией и ее колониями: политика вооруженного нейтралитета, проводимая Россией, по сути, являлась помощью американской республике. Французское же общество вступление Франции в войну занимало ровно столько, сколько постановка новой комедии.
Зимой следующего года Франклин был принят в Версале в качестве посла Североамериканских Штатов. Британского посла лорда Стормонда тут же выслали из страны. В честь Франклина устраивали приемы, наперебой приглашая на разные светские вечера. В апреле литературное общество, которым руководил Бланше-ри, устроило встречу Франклина с Фонвизиным, о которой с восторгом писали парижские газеты. Облик семидесятилетнего мудреца резко контрастировал с обстановкой светских салонов и видом их завсегдатаев: впервые там чествовали добропорядочного буржуа с тростью вместо шпаги, в простом темно-коричневом костюме без украшений, не стеснявшегося своей лысины и очков.
Людовик XVI решился принять сторону Штатов, чтобы отомстить Англии за позорный для Франции мирный договор 1763 года, лишивший ее многих заморских колоний, и вовлек Испанию и Голландию. Начались морские сражения в Ла-Манше, в воздухе витала идея десанта на берега коварного Альбиона, но погода спутала все карты: «владычицу морей» в очередной раз спасла разбушевавшаяся стихия, сделавшая эту экспедицию невозможной. Один из адмиралов подал королю мысль о том, что разумнее отправить экспедиционный корпус в Америку и добить Англию там.
В конце 1781-го во Францию вернулся Лафайет, вознамерившись провести на родине реформы в американском духе, и попутно вступил в ложу Святого Иоанна Шотландского общественного договора. Однако Вашингтон, с которым он постоянно переписывался, мудро посоветовал ему прежде как следует прозондировать почву, а уж потом бросаться в атаку.
Своей бьющей через край энергией Лафайет несколько повредил своей репутации, прослыв опасным либералом. Экспедиционный корпус решили доверить кому-нибудь «постарше, поопытнее», обстрелянному военному, не вмешивающемуся в политику. Выбор короля пал на Жана Батиста Рошамбо (1725–1807) — выдержанного прагматика, прошедшего военную школу на полях сражений. Вряд ли королю было известно, что в 1775 году Рошамбо присутствовал при открытии ложи «Простодушие» вместе с «братом» Лафайетом.
Рошамбо подошел к делу со всей серьезностью: потребовал под свое начало восемь тысяч солдат, а не четыре, кавалерийский отряд, запас пшеничной муки (он не доверял американской кукурузе, которая, как говорили, вызывает расстройство кишечника), захватил с собой большой груз огнеупорных кирпичей для сооружения хлебных печей, всякого рода инструменты и переносную типографию. Помимо бочек с солониной и сухарями, вином и водкой, он погрузил на корабли восемь тысяч аршин синего и белого сукна (цвета инсургентов; англичане носили красные мундиры), десять тысяч сорочек и столько же пар башмаков. Но и это еще не всё: командующий озаботился тем, чтобы взять с собой «сувениры» для индейцев — ситец, серебряные браслеты, серьги, охотничьи ружья… (Между прочим, генерал Вашингтон, на подмогу к которому он спешил, в 1750— 1760-х годах возглавлял карательные экспедиции против коренных американцев и жестоко их истреблял.)
После изнуряющего 72-дневного путешествия французы высадились на американский берег, не только готовые ко всяким неожиданностям, но и способные тотчас вступить в бой. Именно благодаря Рошамбо капитулировал Йорктаун, хотя мудрый военачальник уступил лавры пылкому Лафайету, поразившему его своим донкихотством. После ожесточенных споров, разгоревшихся поначалу, Вашингтон признал превосходство Рошамбо в тактике и стратегии и следовал его советам. Британская армия под командованием Корнуоллиса была вынуждена капитулировать. В 1783 году был подписан Версальский мирный договор, по которому Англия признавала независимость Соединенных Штатов Америки — так теперь именовали себя 13 колоний.
«Независимость, за которую мы сражались и которую обрели после более семи лет суровых боев, в большой степени обязана щедрой помощи вашего народа и храбрости ваших войск», — писал Вашингтон Рошамбо из Ньюберга 10 мая 1783 года.
В марте того же года Вашингтон предотвратил военный заговор, угрожавший установлением диктатуры. После подписания мирного договора он официально сложил с себя полномочия главнокомандующего перед Конгрессом, собравшимся в Аннаполисе, и отказался от всякого участия в государственных делах, как в свое время римский герой Цинциннат: Сенат призвал его встать на защиту родины, но когда опасность миновала, он перековал свой меч на орало и вернулся к мирному труду. Вашингтон же возвратился на свои плантации в Маунт Вернон.
Именем Цинцинната назвали новое общество, в которое вошли бывшие офицеры, участвовавшие в Войне за независимость. Собственно говоря, эта идея принадлежала генералу Генри Ноксу и барону фон Штубену, хотя создателем общества считается Джордж Вашингтон. Целью общества было поддержать дружеские связи между боевыми товарищами, сохранить память о минувших событиях, отстаивать интересы боевых офицеров перед Конгрессом, не проявившим к ним большой щедрости, наконец, крепить патриотический дух, призывая к объединению тринадцати штатов, далеко не все из которых были готовы подчиниться «прожорливому» федеральному правительству. При этом членство в обществе должно было стать наследственным, что в глазах американцев плохо сочеталось с республиканскими принципами.