ния паролей ученика и подмастерья нельзя было стать мастером.
Условным прикосновением ученика было прикосновение ногтем большого пальца правой руки к трем суставам указательного пальца, подмастерья — к фалангам среднего пальца, мастера — к верхней фаланге указательного пальца и мизинца; при этом нужно было произносить по буквам свое тайное слово. Впрочем, в разных системах и в разные эпохи они могли различаться.
Венерабль произносил речь, в которой растолковывал новому подмастерью смысл только что совершенного обряда. Колонна Боаз (тайное слово, сообщенное ему) — та, у которой подмастерья Храма Соломона получали плату и хранили свои инструменты. Они точили их на остроконечном кубическом камне (этот камень входил в убранство ложи во время обряда). Семь ступеней, на которые поднимался подмастерье, означали, что отныне он трудится внутри Храма.
При возведении в степень мастера всю ложу затягивали черными тканями, на стенах развешивали черепа, кости и надпись «Помни о смерти», на пол стелили черный ковер с нашитыми золотыми слезинками, а посреди ковра ставили открытый гроб. По правую сторону от жертвенника на искусственном земляном холме сверкала золотая ветвь акации. Все «братья» были одеты в черное, на голове у них были шляпы с опущенными полями. Обряд посвящения изображал смерть мастера Хирама, роль которого играл один из братьев. Перед обрядом его укладывали в гроб, ногами на восток, сложив ступни под прямым углом, его правая рука лежала на сердце, а левая вдоль тела; от пояса фартука и до ног он был прикрыт белым саваном. Фартук же натягивали до подбородка, а лицо покрывали тканью с пятнами крови. Все огни гасили, за исключением свечи из желтого воска на алтаре.
Кандидат входил в ложу босым, с обнаженными руками и грудью, без металлических предметов; в правой руке у него должен был быть небольшой угольник, а талию его поверх фартука подмастерья трижды опоясывала веревка. Сначала он должен был доказать, что не является одним из подмастерьев-убийц. Его осматривали, срывали с него фартук, после чего один из стражей сообщал венераблю, что одежды его белы, руки чисты, а фартук незапятнан. Венерабль, по обычаю, спрашивал согласия братьев на продолжение церемонии. Если оно было дано, обряд продолжался. У посвящаемого спрашивали пароль подмастерья, затем показывали тело в гробу и еще раз задавали вопрос, не входит ли он в число убийц. После отрицательного ответа посвящаемый отправлялся в первое «путешествие» по Храму под эскортом четырех вооруженных шпагами братьев (по двое с каждой стороны) и привратника, державшего его сзади за веревку, а лежавший в гробу тайком выбирался оттуда.
Начиналась серия ритуальных вопросов, в ходе которых посвящаемому сообщали пароль мастера — «Тувал-каин» (это имя потомка Каина, мастера разных ремесел, в частности литейного). Кандидат должен был продемонстрировать шаги и знаки ученика и подмастерья, а потом его обучали шагам и знакам мастера. Его ставили на колени, приставив к каждой груди острие циркуля; правую руку он клал на Библию и клялся не разглашать секреты мастера вольных каменщиков, повиноваться приказам ложи, хранить все тайны «братьев», как свои собственные, если речь не идет об убийстве или предательстве, никогда не причинять им страданий и обид, служить им всем тем, что в его власти, не совращать их жен, дочерей или сестер — под страхом того, что тело его рассекут надвое, нутро сожгут, а пепел развеют по ветру.
После этого венерабль, называя посвящаемого «братом Яхином», сообщал, что сейчас он будет изображать убиенного мастера Хирама.
Братья вставали вокруг гроба; у второго надзирателя была в руках линейка в 24 дюйма, у первого надзирателя — угольник, у венерабля — молоток они изображали трех дурных подмастерьев. Разыгрывалась сцена убийства, после чего новый мастер восставал из гроба под серию новых ритуальных вопросов с разъяснением значения обряда и новых условных жестов.
Высшей добродетелью масона считалась любовь к смерти, что и символизировал собой обряд посвящения в мастера. Смерть для суетного мира — начало новой, высокодуховной жизни. «Когда меня положили в гроб да закрыли покровом, такое ощутил спокойствие и отраду, и себе мыслил, давно бы пора мне в сем месте лежать», — вспоминал впоследствии русский масон Руф Степанов.
В 1785 году Вольфганг Амадей Моцарт написал «Масонскую траурную музыку» для церемонии посвящения одного из своих друзей в степень мастера. Название связано с упоминанием о смерти во время обряда, но само произведение отнюдь не мрачное.
Венерабль был обязан строго придерживаться детально расписанного ритуала, который он сам и его помощники должны были выучить наизусть, как актеры. Существовали даже фиктивные, «обучающие» ложи, использовавшиеся для репетиций.
В 1730 году некто Сэмюел Причард опубликовал в Лондоне первое антимасонское произведение «Masonry Dissected», где приводился весь ритуал от доски до доски. Скандал был громким, однако венерабли стали учить свою роль, тайно пользуясь крамольным изданием. Впоследствии ритуал записали в «тетради», которые запрещалось выносить из ложи, но в итоге пришлось смириться с печатанием описаний обрядов, хотя многие слова обозначали там лишь начальными буквами. В безалаберной Франции ритуальные слова читали по книжке, не заботясь о красоте церемонии.
«Конституции Андерсона» не уточняли, через какой именно срок ученик может стать подмастерьем, а затем мастером. На освоение новой «премудрости» много времени не требовалось. Так, французский литератор Фрерон прошел посвящение осенью 1743 года, а уже в феврале стал мастером. Джакомо Казанова был посвящен в 1750 году, когда ему было 25 лет, в Лионе, а на следующие две ступени поднялся уже в некой английской ложе. Путь нравственного совершенствования оказался не очень долгим. «Один почтенный человек, с которым я познакомился у г-на де Рошбарона, удостоил меня милости быть принятым в число увидевших свет, — писал он в мемуарах. — Я стал франкмасоном-учеником. Два месяца спустя я получил вторую степень, а еще через несколько месяцев — третью, высшую степень мастера». Н. И. Новиков, уже известный к тому времени издатель журналов, стал масоном в 1775 году в Санкт-Петербурге, в ложе Астреи. Желая убедиться, что ничто в масонстве не противоречит его совести, он потребовал, чтобы ему были открыты тайны всех трех степеней сразу, и это было сделано.
Обряды посвящения для рыцарских степеней превратились в настоящие «маленькие трагедии» в стиле классицизма. При возведении в девятую степень системы Древнего и принятого шотландского устава (мастера Девяти избранных) посвящаемый, вооружившись кинжалом, пронзал им «предателя», изображаемого манекеном, снимал с него голову и вступал в ложу, пред «царем Соломоном», держа ее за волосы, причем его руки и нож были вымазаны красной жидкостью. «Труды» завершались словами «мщение свершилось». На следовавшей за этим трапезе-агапе, прежде чем поднять тост, обнажали кинжал, а выпив, клали его поверх бокала. В следующем градусе (славного избранника Пятнадцати) сообщалось, что «шесть часов вечера — час мщения». При посвящении в 23-ю степень (хранителя скинии) приносилась жертва в память о мщении убийцам Хирама; претендент, возводимый в 25-ю степень (рыцаря медного змея), заявлял о своей решимости «отмстить за наше отечество».
Посвящаемый в высшую степень вступал в ложу босой, с веревкой вокруг шеи, в сером рубище — он олицетворял собой великого мастера тамплиеров Жака де Моле, ведомого на костер. В руках рыцарей, присутствующих во время обряда, пылали факелы. Претендента подвергали различным испытаниям — например предлагали опустить руку в расплавленный свинец (на самом деле ртуть) в доказательство своего бесстрашия. В завершение обряда ему вручали ритуальные одежды и талисман Кадоша — красный эмалированный восьмиугольный крест с перламутровым овалом в центре. На одной его стороне было черное изображение мертвой головы, пронзенной кинжалом, а на другой стороне — буквы J. М. (Jacques de Molay).
Розенкрейцеры, более заботившиеся о содержании, чем о форме, не придавали большого значения обрядовой стороне и все свои церемонии обставляли крайне скромно. При вступлении в теоретический «градус» новый «брат» произносил формулу присяги: «Я, такой-то, свободно и по добром размышлении обещаю: во всю мою жизнь поклоняться вечному, всемогущему Иегове духом и истиною, по возможности моей стараться всемогущество Его и премудрость через натуру познавать, сует мира отрешиться, сколько в моей возможности есть, стараться о благе моих братьев, любить их и помогать им советом и делом во всех их нуждах и, наконец, ненарушимую молчаливость соблюдать, так истинно, как Бог есть бессмертен».
При посвящении в степень рыцаря Розы и креста воспроизводились сцена на Голгофе и воскрешение Христа, а агапа, которой по традиции завершалось каждое собрание ложи, напоминала Тайную вечерю: на ней преломляли хлеб и пили красное вино.
Агапа
Агапа — не просто дружеская трапеза, это часть ритуала. В первой половине XVIII века во многих ложах «труды» и агапы совмещались: в ложе ели, пили, даже курили. «Чем больше народу, тем больше смеются, чем меньше людей, тем лучше еда», — легкомысленно заметил один шотландский масон в XVII веке. Знаменитая картина Стюарта Уотсона изображает коронацию Роберта Бёрнса в масонской ложе: досточтимый мастер произносит поэту хвалу, а присутствующие сидят за столами со стаканами вина. Напротив, во Франции «труд» и «отдых» сразу были отделены друг от друга. На масонские пиры приходили по пригласительным билетам с печатью великого мастера, их следовало предъявить для проверки. В ложах произносилось много речей, однако главной целью собрания была братская трапеза. Бывало, что «братья» не являлись к началу собрания, а приходили сразу на пирушку.
Кавалер Рамзай сравнивал в своей речи масонские агапы с «добродетельными трапезами Горация», а в их описаниях часто употреблялся термин «воздержанность». «Брат», напившийся допьяна или не выбирающий выражений, подвергался штрафу. «Наш пир будет умеренным. Наши яства просты, но они сдобрены тем кротким весельем, что живет лишь среди добродетельных существ. Мы найдем лучшее применение нашим деньгам. Слова благодарности обездоленных, которых мы избавим от нищеты, станут для всех наших братьев самой лестной песней», — заявил в своей речи «брат» Патри, венерабль ложи Каролины Луизы Лотарингской, королевы Неаполя, 22 июня 1777 года. Увы, это похвальное правило соблюдалось далеко не всегда и не везде. Ели много, пили тоже. Барон фон Чуди возмущался в своем масонском катехизисе «Пламенеющая звезда»: «Я знавал одну ложу, где мастер после работ спросил перед трапезой по обычаю: “Имеет ли кто-нибудь что-нибудь предложить для блага ордена?” и братья отвечали: “Ужин и девочек!”». В 1780 году братьям из ложи Флеранс подали ужин по случаю открытия нового храма: семь закусок, в том числе «баранья нога с фисташками», четыре вида жаркого, в том числе окорок ягненка, четыре легких блюда (сметанный пирог, пирожные с кремом, сливки, горошек и салат), 11 десертов. Вино лилось рекой, а напоследок подали анисовку.