По уставу вино полагалось откупоривать только тогда, когда подавали еду, а после восьми вечера нельзя было употреблять ни вино, ни более крепкие напитки. В России «елагинские» масоны этим правилом пренебрегали: разъезжались за полночь в сильном подпитии.
«Братья»-стюарды образовывали особую ложу, носили красную ленту через правое плечо, а у их фартуков были подкладки из красного шелка. При богатых ложах (а таких было немало) состояла прислуга. Например, парижская ложа Простодушия имела в 1777 году в своем распоряжении «двух послушников на жалованье, в том числе одного негра, и шестерых послушников без жалованья». В петербургской ложе Урании было четверо «служащих братьев»; им платили от 50 копеек до двух рублей в месяц. На празднества, устраиваемые с другими ложами, масоны брали своих «служащих братьев».
В роли консьержа порой выступал какой-нибудь местный кустарь, который был рад подзаработать немного денег. В 1789 году консьержем военной ложи Гармонии на востоке полка Ла Фер, который стоял в Фальцбурге, был местный парикмахер.
Зал, где проходило пиршество, был закрыт для посторонних, как и храм. Обычно по великим праздникам — Дням Святого Иоанна — его украшали цветочными гирляндами, на стенах развешивали знамена ложи и всех мастерских, приславших депутации.
В некоторых ложах в столовой лежала раскрытая или закрытая «книга Священного Закона»[47] — чтобы подчеркнуть масонский характер трапезы. Перед агапой читали молитву Benedicite Dominum («Благословите Господа»), освящая яства.
Стол имел форму подковы. Во главе его сидел венерабль, по краям — надзиратели. Внутри, напротив венерабля, помещались церемониймейстер и его помощники. Предметы на столе расставляли в четыре параллельные линии: с внешнего края — тарелки, затем бокалы, бутылки и блюда.
За столом использовалась своя, особая терминология, восходящая к ремеслу «вольных каменщиков»: «мастерская» — стол, «покров» — скатерть, «бочки» — бутылки, «материалы» — блюда, «неотесанный камень» — хлеб, «песок» — соль, «цемент» или «желтый песок» — перец, «мастерки» — ложки, «кирки» — вилки, «черепица» — тарелки.
Вот какой «черепицей», по сообщению историка А. ле Биана, пользовались в ложе Объединенных друзей из французского Роанна: «Эти черепицы обычной величины; внешняя сторона покрыта ровной эмалью; по внутреннему краю идут две коричневые тонкие полоски, отстоящие друг от друга примерно на сантиметр. Между полосками написано: “Л Объединенных друзей на В Роанна, 1791”. В центре Щит с масонскими знаками.’.Рисунок грубоват: его делали от руки на каждой черепице, поэтому есть отличия в деталях».
Но были также и термины, введенные для напитков и предметов сервировки военными из «летучих» и гарнизонных ЛОЖ: «крепкий порох» — вино, «гремучий порох» — ликеры, «слабый порох» — вода, «знамена» — салфетки, «мечи» — ножи, «орудия» — стаканы. «Орудия» делали из богемского хрусталя, они могли быть красного, зеленого, синего или желтого цвета, иногда имели восьмиугольное основание. «Дать залп» означало выпить. Это было чисто французское нововведение, которому сопутствовали и другие армейские традиции. Например, за оговорку полагалось «дать залп слабым порохом», то есть выпить стакан воды.
«Меня подвергали тяжелым наказаниям, — писал в воспоминаниях принц де Линь, — например, выпить три стакана воды кряду, стоя между двух надзирателей, за неуважение к ним, потому что они, напившись допьяна после всех положенных тостов, произносили смешные и нелепые речи. Однажды меня бросили на трупы. Так называли пустые бутылки».
Тосты поднимали под артиллерийские команды: «Заряжай! Пли!..» Часто, увлекшись, «братья» разбивали бокалы, когда ставили их на стол; отсюда пошел обычай пить здравицы из особых стаканов — английских «артиллерийских гильз». Если наполнить такие стаканы водой, проступало изображение «претендента» Стюарта, поэтому тост за «заморского короля» — King across the water — имел двоякое толкование. «Палили из орудий» стоя и разом, что производило неизгладимое впечатление на новичков.
В английских ложах было три обязательных тоста: за государя, за великого мастера и за всех масонов. Дополнительные тосты нужно было заранее утвердить у венерабля. Существовали даже традиционные формулировки для тостов, например: «Здоровья, счастья и единодушия всем вольным и принятым каменщикам, рассеянным по земле! Да будут они всегда стремиться облегчить страдания своих братьев и да достанет им сил исполнить свой долг!», «Пусть братская любовь, основа франкмасонства, не только увековечится и умножится среди нас, но и распространится во всех слоях человеческого общества!», «Да убоимся мы смерти меньше, чем малейшего упрека нашей совести!»
Во Франции тостов было как минимум семь: первый поднимали за короля, второй — за великого мастера и руководство ордена, третий — за венерабля, четвертый — за надзирателей, пятый — за остальных офицеров, шестой — за посетителей. Последний бокал поднимали за «всех масонов на земле, счастливых и несчастливых, свободных или закованных в цепи, сидящих дома и путешествующих, на суше и на море, с пожеланием скорейшего избавления от страданий и скорого возвращения на родину, если таково их желание».
Седьмым тостом завершались «застольные труды». Звали «служащих братьев», которые занимали места между надзирателями и церемониймейстерами. «Зарядив орудия», братья вставали в круг, образуя «цепь союза»: подавали друг другу руки крест-накрест либо использовали для этого «знамена». После тоста все пели хором, обменивались с соседями братскими поцелуями и паролем, сообщенным церемониймейстером.
В России в ложах шведской системы полагалось «стрелять» следующим образом: первый тост поднимали за здравие царствующей семьи и всех великих покровителей ордена (стоя, перед рассадкой за стол); второй — за здравие высокопочтенной шведской ложи и ее гроссмейстера (стоя); третий — за здравие русской национальной ложи, ее великого мастера и великих чиновников (стоя); четвертый — за здравие мастера стула (стоя, если он не избавит от этого); пятый — за чиновников ложи (сидя); шестой — за чиновников союзных лож; седьмой — за «братьев»-посетителей; восьмой — за новопринятого или повышенного «брата» (и прочих, за кого пожелают «братья»); девятый — за всех «вольных каменщиков», рассеянных по земному шару. При этой здравице составлялась цепь.
Неудивительно, что после таких застолий масоны разъезжались по домам сильно навеселе. Впрочем, теоретически это было совсем не обязательно. Так, в Америке «масонских тостов» было 58, однако Великая ложа Нью-Йорка запретила употреблять на этапах спиртное, желая напомнить масонам, что они должны служить образцом трезвости. Застолья розенкрейцеров тоже коренным образом отличались от новоанглийских агап. Во время столового собрания главный надзиратель спрашивал секретаря: «Достойный брат, для чего мы здесь собрались?» Тот отвечал: «Дабы тело укрепить пищею и питьем, а душу назидательным поучением насытить и друг другу подать все знаки братской любви». После этого председатель отламывал от хлеба кусочек и передавал остальное «братьям». Каждый брал себе частицу, говоря: «Да благословит нам Бог хлеб сей!» Потом пускали по кругу чашу вина с просьбой о Божьем благословении. Это было символом верности и любви ко всем «братьям».
Во французских ложах «братья» и за столом соблюдали субординацию: в зависимости от ранга салфетки повязывали вокруг шеи, клали на сгиб правого локтя или держали в руке.
Во время произнесения тостов нужно было прекратить жевать. «Братья» вставали и набрасывали «знамя» на левое плечо. По приглашению венерабля они «заряжали орудия» и ставили их на стол. Затем венерабль говорил: «Братья мои, выпьем за здоровье того, кто нам бесконечно дорог и ценен: это (называлось имя. — Е. Г.)… Мы дадим за него залп! Братья, правую руку на меч! Меч поднять! Салютовать мечом! Меч в левую руку! Правую руку на орудие! Готовьсь! Цельсь!» (бокал подносился ко рту). «Пли! Пли! Пли!» (бокал выпивался втри приема. —Е.Г).
Осушенным бокалом салютовали, поднося его к правому плечу, левому плечу, снова к правому, выставляя вперед, а потом на три счета ставили на стол, причем на счет «три!» должен был раздаться единый стук После этого снова салютовали «мечом» (ножом).
На тосты было положено отвечать. От имени отсутствующих и только что посвященных выступал церемониймейстер. Он же просил слова от имени короля, а затем разбивал «орудие», чтобы оно больше не могло послужить для менее торжественного повода. Тост за венерабля поднимал первый надзиратель.
Между третьим и четвертым тостом вставляли «архитектурные фрагменты», то есть речи, и песни. Кстати, первой масонской книгой, напечатанной во Франции (1737), стал сборник застольных песен.
Масонские песни содержались в «Конституциях Андерсона». В 1742 году Луи Франсуа ла Тьере перевел их на французский, а потом к ним присоединились и собственно французские сочинения, в том числе знаменитая «Песнь молотков». Наиболее частой темой этих песен служило «царство Астреи».
Поэт Эли Фрерон, принятый в ученики в декабре 1743 года в ложе Прокопа, а 26 февраля следующего года ставший мастером, написал песни для каждой из этих церемоний (на мотив игриво-непристойной «Костыль дядюшки Барнаба» и «Исповеди»), Основанная им традиция крепко укоренилась.
Музыка играла на таких трапезах значительную роль. В ложе Простодушия имелся оркестр из пятнадцати музыкантов: шесть кларнетов, два гобоя, две флейты, три охотничьих рожка и два фагота. Для «столовых собраний» в ложе Урании в 1773 году была куплена за 50 рублей виолончель, «дабы брата Ясниковского избавить от трудов возить такой же инструмент всегда с собою».
Знаменитый гимн «Коль славен наш Господь в Сионе», написанный М. М. Херасковым для ритуальных масонских трапез и положенный на музыку Д. С. Бортнянским, был широко известен и исполнялся на торжественных церемониях, даже не имевших отношения к масонству. Его вызванивали куранты Спасской башни Московского Кремля и Петропавловского собора в Петербурге.