«Мне кажется, вы слишком суровы к франкмасонству в том, что касается Франции, — писала королева Мария Антуанетта своей сестре Марии Кристине 26 февраля 1781 года. — Здесь оно вовсе не имеет того значения, каким может обладать в других частях Европы, по той простой причине, что все кругом франкмасоны[55]: таким образом, нам известно всё, что там происходит. Откуда же взяться опасности?
Для тревоги была бы причина, если бы это было тайное политическое общество; искусство управления, напротив, заключается в том, чтобы позволить ему расширяться, тем более что на самом деле это всего-навсего благотворительное и развлекательное общество; там много едят, разговаривают и поют, и королю понятно, что люди, которые поют и пьют, не могут плести заговоры. Это вовсе не общество отъявленных безбожников, поскольку, как мне говорили, имя Божье у всех на устах. Там много занимаются благотворительностью. Воспитывают детей бедных или умерших членов. Выдают замуж девиц. Во всем этом нет ничего плохого.
Недавно принцесса де Ламбаль была назначена Великой мастерицей одной ложи. Она рассказала мне все хорошенькие вещи, которые ей там говорили, но там осушили еще больше бокалов, чем пропели куплетов; в ближайшее время должны выдать приданое двум девицам. Мне всё же кажется, что можно делать добро и без стольких церемоний, но каждому свое — какая разница, лишь бы делать доброе дело?»
Однажды холодной зимой королева раздала бедным 500 луидоров из собственных денег. Вручая эту сумму лейтенанту полиции, она сказала: «Распорядитесь скорее этими деньгами в пользу несчастных. Никогда я еще не тратила их столь приятным для себя образом». В те времена Мария Антуанетта еще пользовалась популярностью-. в знак благодарности народ возвел снежную пирамиду в конце улицы Кок-Сент-Оноре, увенчав ее картиной с изображением их величеств и благодарственным посланием в стихах. Меньше чем через десять лет королеву повезут на гильотину…
Ложа Девяти сестер каждый год передавала ректору какого-нибудь коллежа французской столицы некоторую сумму денег для распределения между самыми бедными учениками. Предпочтение отдавалось тем, кто получил какую-либо награду университета. Ежегодно ложа выделяла средства на образование и пропитание трех молодых людей, готовившихся изучать «механические искусства». Как только один из них поступал в обучение, ему на смену тотчас приходил другой. За учебу, кстати, тоже платила ложа.
Британские франкмасоны основали в XVIII веке крупные воспитательные учреждения для дочерей и сыновей масонов, а также дома престарелых для масонов и их супруг, а Совет благотворительности раздавал многочисленные пенсии. Великая ложа мастеров-масонов Марка, которая была чрезвычайно богата, также занималась благотворительностью. Объединенные Великие ложи Германии содержали в Ганновере внушительный центр, осуществлявший руководство несколькими социальными учреждениями, приютами и больницами.
На ритуальный вопрос «Кто является моим ближним?» масон должен был отвечать: «Все люди».
Масонская солидарность?
Существует общепринятое мнение, что масоны горой стояли друг за друга; во французском языке даже появилась поговорка: «Это настоящее франкмасонство», — сегодня мы сказали бы «мафия».
На пустом месте ничего не возникает, и основания для подобных утверждений наверняка имелись. Например, сэр Исаак Ньютон, друживший с масонами, в частности с Кристофером Реном, пользовался их поддержкой в борьбе против своих противников в палате общин английского парламента. Жан Франсуа Мар-монтель, издатель популярного французского журнала «Меркюр», «символически» был заключен в Бастилию в конце декабря 1759 года за то, что отказался выдать неугомонного масона Кюри, написавшего сатиру на венерабля герцога д’Омона (авторство приписали Мар-монтелю).
Благотворительность масонов изливалась прежде всего на «братьев», а уж затем на остальных. Помощь же «братьям» состояла в том числе и в служебном содействии. Масонский диплом был залогом, обеспечивавшим восхождение по карьерной лестнице. В России благодаря «братской» поддержке целые учреждения наполнялись масонами.
Австриец Иоганн Георг Шварц попал в Россию в 1776 году, когда ему было 25 лет, воспользовавшись протекцией князя И. С. Гагарина. Познакомившись со Шварцем во время своего очередного путешествия по Европе и узнав, что он масон, князь снабдил его необходимыми рекомендациями и пристроил в Могилеве в гувернеры к детям своего хорошего знакомого А. М. Рахманова. С разрешения И. П. Елагина Шварц быстро (1776–1777) основал в Могилеве масонскую ложу «Геркулес в колыбели» и уже в 1779 году, благодаря новым масонским связям, в том числе с М. М. Херасковым, перебрался в Москву. Здесь он сразу получил место лектора немецкого языка в Московском университете. Австриец Франц Антон Месмер, прибыв в Париж, смог немедленно заняться распространением своей теории «животного магнетизма», опираясь на поддержку среди масонов.
И всё же чаще «дети вдовы», которые вовсе не принадлежали к некой особой породе людей, придерживались принципа «каждый сам за себя». Когда граф Дервентуотер во время неудачной экспедиции в Шотландию в 1745 году был взят в плен и заключен в Тауэр, его жена и друг граф де Трессан, которого он принял в братство в 1737 году, умоляли графа дАржансона, военного министра Франции, попросить Лондон сохранить ему жизнь. Основатель же ложи в Обиньи герцог Ричмонд (кстати, родственник Дервентуотера) отказался заступиться за него перед Георгом II. Дервентуотеру отрубили голову.
Солидарность в большей степени была свойственна военным. Одними из союзников британской армии во время войны с французами были индейцы из племени могавков во главе с вождем Джозефом Брантом. Сестра Бранта еще до начала Войны за независимость вышла замуж за сэра Уильяма Джонсона, провинциального великого мастера Нью-Йорка, а во время визита в Лондон в 1776 году он сам стал масоном. В том же году во время неудачного вторжения колонистов в Канаду индейцы захватили в плен капитана Маккинстри, привязали к дереву и обложили хворостом, но он подал масонский знак, и Брант приказал отпустить его. Маккинстри был передан масонской ложе в Квебеке, которая организовала его возвращение на родину.
Когда британский генерал Хоу взял Нью-Йорк, в числе военнопленных оказался местный масон Джозеф Бернем. Ему удалось бежать. Однажды ночью он спал на досках, которые служили потолком местной масонской ложи. Доски разошлись, и Бернем провалился вниз, прямо на английских офицеров. Они обменялись масонскими знаками, и «братья» проявили благородство — тайно и быстро переправили Бернема в Нью-Джерси.
Британец Джозеф Клемент из 8-го пехотного полка увидел, что после стычки с противником один из индейцев собирается снять скальп с пленного колониста. Тот подал масонский знак, и Клемент приказал индейцу отойти, а потом отправил раненого на ближайшую ферму, где его вылечили. Через несколько месяцев уже Клемент попал в плен на севере штата Нью-Йорк. Сторожить его выпало спасенному им человеку. В тот же вечер «брат» по секрету сообщил ему, что на рассвете дверь камеры будет открыта, а снаружи будет ждать лошадь.
Во время Войны за независимость США патент масонской ложи или сопроводительное письмо мастера могли служить охранной грамотой. Вот выдержка из письма генерала Сэмюела Пансонса: «Собратья! Когда честолюбие монархов или столкновение интересов противоборствующих государств приводят к войне, мы, масоны, безоружны перед этими событиями, которые ведут к неисчислимым бедствиям. Но независимо от своих политических убеждений, которые могут вовлечь нас в публичные дискуссии, мы остаемся братьями и, каков бы ни был наш профессиональный долг, обязаны способствовать счастью и благополучию друг друга».
Прекрасные слова далеко не всегда соблюдались на практике. Сохранившиеся документы каждой французской ложи той поры почти сплошь состоят из записей внутренних дрязг, проникнутых завистью и злопамятством. Ссоры из-за старшинства можно уподобить только ссорам между немецкими княжествами того времени.
Русская ложа Урании неоднократно принимала посетителей с дипломами немецких и английских лож и сама снабжала своих членов рекомендациями в эти ложи, зато воздерживалась от общения с масонами других систем. На собрании ложи Урании в качестве посетителей могли быть допущены только «братья», придерживающиеся «елагинской» системы. Особенно остерегались «рейхелевского» масонства, у причастных к нему братьев требовали предварительного отречения от его родоначальника.
Один из основателей ложи Минервы во французском Бурже Фовр-Лабрюнри был избран в Конвент и голосовал за смерть короля. Ему довелось арестовывать «братьев» из своей же ложи. Во время террора он не сделал ничего, чтобы помешать гильотинированию «брата» Пьера де Биньи, на которого донесли старые недоброжелатели.
Московский генерал-губернатор граф Я. А. Брюс, известный своей принадлежностью к масонским ложам, резко осуждал действия своего предшественника графа 3. Г. Чернышева, благоволившего к мартинистам, и прямо заявлял, что будет делать им зло, ибо императрица считает их подозрительными. Неоднократно жалуясь императрице на масона И. В. Лопухина, председателя уголовной палаты, Брюс принудил того выйти в отставку. Он ревностно исполнил указ государыни от октября 1785 года об освидетельствовании школ, заведенных в Москве людьми, составляющими «скопище известного нового раскола». К 1786 году в Переводческой (Филологической) семинарии оставалось всего 15 студентов; после ревизии семинария закрылась. Более того, усердный градоначальник доставил в Петербург список книг, отобранных у Новикова, отмечая в сопроводительном письме: «…величайшее число книг сенсировано (одобрено. — Е. Г.) духовными, но видится мне, что наши духовные с вашими не единогласны, и что из них одни находят для просвещения, то другие — для развращения».
Большую роль в осуждении Новикова сыграл донос князя Г. П. Гагарина, руководителя многих лож, великого мастера провинциальной Великой ложи шведской системы, префекта капитула Феникса. Гагарин написал донос новому главнокомандующему Москвы А. А. Прозоровскому, сообщив неблагоприятные сведения о масонстве Новикова. Екатерина не могла без достаточных улик тронуть столпов масонской партии вроде князя Н. В. Репнина, она долго искала повод даже для ареста отставного поручика Новикова. Наконец он был найден в переписке московских розенкрейцеров с Кутузовым и Шрёдером, а из письма последнего императрица поняла, что издателя можно арестовать и без серьезной причины — никто не заступится. Кстати, сам Новиков на следствии старался преуменьшить значение масонства и свое участие в нем, хотел скрыть существование широкой организации розенкрейцеров в России, не включая в их состав «теоретический градус», показывал, что со Шрёдером был едва знаком, хотя на деле писал ему подробные отчеты о своих душевных переживаниях и делах типографии.