ы», а задачей — «обучать, беречь и распространять принципы сохранения, образования, медицины или искусства врачевания, справедливости и общественные добродетели, бороться с заблуждениями и препятствовать несправедливости». «Животный магнетизм» был орудием посвящения. Соответственно была переосмыслена и масонская символика. Так, по Месмеру, акация накапливала магнетизм, что расценивалось как доказательство того, что в теле, положенном в могилу, еще существует «тоническое движение».
С триумфом возвратившись в Париж после временного самоизгнания, Месмер открыл клинику в собственном особняке на улице Монмартр, где пять лет подряд толпились пациенты всех сословий. Весной 1784 года месячный абонемент на лечение «ушатом» стоил девять луидоров (по современному курсу — около 765 евро). «Улица Кок-Эрон, где живет Месмер, и улица Вивьер, где он бывает, в любое время запружены каретами», — писал современник. Страждущие бросались на улице к Месмеру, точно к мессии, припадали к его ногам с просьбой об исцелении; в лавках можно было приобрести мини-«ушаты» для лечения на дому. Но в 1784 году комиссия Академии наук, которой король поручил дать заключение по поводу «животного магнетизма», постановила, что никакого флюида не существует. (Между прочим, в состав комиссии входили масоны — доктор Гильотен и Бенджамин Франклин.) От Месмера отвернулись, его учение осмеяли в печати. Гармоническое общество распалось в 1789-м.
История Месмера и его учения во многом напоминает развитие масонства в XVIII веке. За основу берется некая прогрессивная идея, которой сопутствует соответствующий ритуал; затем ритуал подменяет собой идею, оказавшуюся несостоятельной, и при этом сам становится сутью процесса. Появляются сторонники, верящие в некое высшее знание и слепо следующие ритуалу, и противники-скептики, осмеивающие его нелепость и отрицающие существование «тайны». Новое учение входит в моду, поскольку опровергает то, что было прежде; наличие адептов и противников подогревает интерес к нему; набирая популярность и массовость, оно порождает шарлатанское подражание, спиритические сеансы, а мнимые последователи, оказавшиеся мошенниками, окончательно дискредитируют изначальную идею.
Свобода совести
«Англия — страна сект. Англичанин — человек свободный — отправляется на небо тем путем, какой он сам себе избирает, — писал Вольтер в «Философских письмах». — Однако, хотя каждый может здесь служить Богу на свой лад, истинная религия англичан — та, которая помогает составить себе состояние, — это епископальная секта, именуемая англиканской, или истинной, церковью. Ни в Англии, ни в Ирландии нельзя получить должность, не числясь среди ревностных англикан. Это — превосходное доказательство, сумевшее обратить множество нонконформистов, так что в наши дни вне лона господствующей церкви существует меньше двадцатой части нации».
На континенте экономические аргументы подменялись политическими, хотя суть не менялась. Абсолютная монархия насаждала принцип единства нации: один язык, один король, один Бог. «Король-солнце» Людовик XIV в 1685 году отменил Нантский эдикт о веротерпимости, принятый его дедом и подтвержденный отцом; жестокие «драгонады» — использование военной силы для принуждения гугенотов к переходу в католичество — привели к массовой эмиграции протестантов. Только в Англию из Франции прибыли 200 тысяч гугенотов, в основном образованных людей. Среди них была и семья Дезагюлье.
После «Славной революции» и изгнания короля-католика уже «паписты» должны были опасаться в Англии за свою жизнь и имущество. Правда, в Лимерике был заключен договор (1691), принесший католикам определенную свободу; им были возвращены земли, которыми они владели при Карле II. Однако вся ирландская знать эмигрировала во Францию, оставив католиков-ирландцев беззащитными перед новым государством — светским, провозглашающим свободу совести, но созданным протестантами. С 1700-х годов права католиков уже не соблюдались, а уголовные законы внедрили дискриминацию. Избавившись от католической соперницы, англиканская церковь преследовала тех, кто не следовал ее догмам.
Аналогичные процессы шли и в заокеанских колониях. Например, Мэриленд получил свое название в честь Генриетты Марии — француженки-католички, ставшей супругой Карла I. Изначально в этой колонии селились католики, но после упорной борьбы победили сторонники англиканской церкви.
Английский генерал Джеймс Эдвард Оглторп (1696–1785) получил в 1732 году от короля Георга II хартию об основании колонии в Америке под названием Джорджия. В следующем году была заложена ее столица — Саванна. Эта колония стала прибежищем для узников долговых тюрем и протестантов, преследуемых в Европе. Еще через год Оглторп открыл в Саванне масонскую ложу и стал ее досточтимым мастером. Основание колонии послужило причиной войны с испанцами, жившими во Флориде, но Оглторп одержал в ней победу, вернулся в Англию и вступил в Королевское общество.
«Если бы в Англии была только одна религия, следовало бы опасаться деспотизма, если две — они перегрызли бы друг другу глотку, но их тридцать, и они живут в мире и счастливы», — утверждал Вольтер. Знаменитый вольнодумец каждый год 24 августа облачался в траур (даже ложился в этот день в постель по нездоровью) в память о кровавой Варфоломеевской ночи. В Англии же он нашел убежище от преследований, которым подвергался на родине, а потому, возможно, не вполне объективно смотрел на положение вещей. Если уж говорить о толерантности, то образцом ее служила в то время Пруссия, находившаяся под твердой рукой Фридриха Великого.
Пруссия была создана как лютеранское государство, однако уже предшественники Фридриха стояли на общепротестантских позициях, предоставляя убежище гугенотам, членам сект меннонитов и вальденсов (впоследствии это заложило основы Прусской унии). Евреи тоже чувствовали себя там вполне свободно. Веротерпимость Фридриха не имела себе равных. Взойдя на престол, он заявил: «Все религии равны и хороши, если их приверженцы являются честными людьми. И если бы турки и язычники прибыли и захотели бы жить в нашей стране, мы бы и им построили мечети и молельни». Это были не пустые слова: в 1747 году в Берлине заложили католический собор Святой Ядвиги. Мечетей, правда, не строили, но только потому, что в те далекие времена Пруссия не была настолько притягательна для турок, как сегодня.
В многонациональной России, где Петр Великий упразднил патриаршество, заменив его Синодом, веротерпимостью, однако, и не пахло. В 1744 году Сенат и Синод общим указом запретили строительство новых мечетей и потребовали разобрать уже построенные в деревнях, где одновременно с мусульманами проживали православные и новокрещеные. Только Петр III, получивший протестантское воспитание в Голштинии, не выказывавший никакого уважения к православию и боготворивший Фридриха II, осуществил переворот в этой области: 29 января 1762 года был объявлен его именной указ о равенстве вероисповеданий. Раскольникам, бежавшим от преследований в Польшу и другие страны, разрешили вернуться в Россию, поселиться в Сибири и жить по своим обычаям. Гонения на инородцев по причине вероисповедания были запрещены, от насильственной русификации татар отказались. После короткого царствования Петра III подданных, уверовавших в то, что теперь всё дозволено, ждало суровое наказание. Одним из распоряжений новых властей было «Преображенского полку протопопа Андрея яко подозрительного человека, масона и явного злодея Церкви святой взять под караул, ибо бывшему государю в Петров пост во время учения в полку, ругая предания Св<ятых> Отцов, разрешал во все посты мясо исть и оных не хранит, за что обещано быть ему ево духовником и синодальным членом». Обращает на себя внимание то, что в списке прегрешений протопопа упоминается и его членство в масонском братстве. Подозрительное отношение к масонам было свойственно не только русским консерваторам. В марте 1765 года католические патеры в Москве отказались исповедовать «фармазона-француза» и наложницу какого-то важного сановника. Но нашла коса на камень: московские «фармазоны» устроили высылку патеров из Москвы.
Екатерина И, в отличие от супруга истово принявшая православие и почитавшая всё русское, старалась использовать экономические рычаги для распространения своей новой религии: окрестившиеся иноверцы получали подарки; по этой причине некоторые сметливые язычники и иноверцы принимали крещение по нескольку раз.
В 1768–1772 годах, когда союз польской шляхты, принявший название Барской конфедерации, выступил против короля Станислава Понятовского, Россия поддержала короля, бывшего любовника Екатерины. Однако в политике чувства неуместны, и Россия и Пруссия не упустили случая поживиться за счет ослабшего соседа. Они объявили себя защитниками «диссидентов» — протестантов и православных благородного сословия, проживавших в Речи Посполитой. В Польше им предоставили все гражданские права и не препятствовали отправлению ими своих религиозных культов, однако Екатерина и Фридрих потребовали предоставления им и политических прав. «Российская императрица не только утвердила универсальную терпимость на просторах своего государства, но послала армию в Польшу, первую такого рода в истории человечества, армию мира, которая служит только защите прав граждан и заставляет трястись от страха их врагов», — написал Понятовскому постоянный корреспондент «российской Минервы» Вольтер. Правда, сатирик Шамфор, член масонского братства, утверждал, что восторг «фернейского старца» объяснялся просто: ему из России прислали роскошные меха, чтобы не мерз. Как известно, польский поход «армии мира» закончился первым разделом Речи Посполитой между Россией, Пруссией и Австрией.
Что же касается положения в самой России, то в 1773 году Святейший синод выпустил эдикт «О терпимости всех вероисповеданий»: архиереям запрещалось вмешиваться в дела иных религий и построения молитвенных домов, «предоставляя всё сие светским начальствам». По приглашению русского правительства началось массовое переселение в страну немецких колонистов — протестантов-лютеран, меннонитов и католиков, допускались браки между католиками и православными. Но вместе с тем была сохранена черта оседлости для лиц иудейского вероисповедания: им не разрешалось селиться в крупных городах.