ндские «вертоградари», их выписывали из-за границы не только цари, но и придворная аристократия, чтобы не отстать в оформлении своих садов от монарха.
Барочные сады включали в себя массу дополнительных украшений, которые изготавливали также в основном иноземцы. Как мы помним, художник Петр Энглес рисовал «перспективы» в садах Измайлова. Лабиринты, фонтаны, скульптуры, беседки и иные дополнения вкупе с общим планом и структурой делали царские сады похожими на итальянские, что отмечали посещавшие их иноземцы. Так, польский посол Бернгард Таннер в 1678 году подчеркнул, что один из измайловских садов «убран наподобие садов итальянских».
И раньше прогулки по саду под щебетание птиц были любимым видом отдыха не только московских государей, но и всего царского семейства. Теперь же в загородных садах — ренессансных итальянского типа и барочных голландского типа — культивировался новый подход к садовому времяпрепровождению. С одной стороны, оно было приближено к царскому церемониалу, поскольку теперь в садах начали принимать иностранных послов и других гостей; с другой стороны, «вертоград» стал превращаться в визуальное искусство, близкое к театральному и изобразительному, предполагающее эстетическое наслаждение от созерцания гармонии расположения частей и цветовой гаммы куртин и клумб, архитектуры и живописи, садовой скульптуры, фонтанов, беседок, оград, ворот и тому подобных украшений.
Послесловие
К четырехсотлетию дома Романовых издано много научной и популярной литературы, посвященной разным периодам в истории династии и отдельным ее представителям и их государственной деятельности. Мы же решили посмотреть на первых царей из романовского рода с иной стороны — их повседневной жизни: как был устроен их быт, чем они интересовались, как отдыхали…
На их плечи легла тяжесть утверждения династии на российском престоле, начиная с избрания Михаила Федоровича в Смутное время, через «бунташную» середину столетия, выпавшую на долю Алексея Михайловича, и заканчивая преддверием преобразований Петра Великого, при Федоре Алексеевиче. Если основатель династии направлял все силы на доказательство прав своего рода на царствование, еще неуверенно держа скипетр, то его сын чувствовал себя «природным» царем — порой философски-отстраненно взирал на труды своих служилых людей, считая себя судией над ними, поставленным самим Богом, внук же успел всего за несколько лет своего правления продемонстрировать реформаторский потенциал рода Романовых, вскоре ярко проявившийся в преобразованиях его младшего брата.
Мы коснулись практически всех сторон повседневной жизни московских государей в XVII веке.
Венчания на царство были точкой отсчета нового бытия в статусе «государя царя», выполнения государева чина и соблюдения государевой чести. Преемственность власти членов новой династии подчеркивалась объявлениями царевичей-наследников народу. Другие дела «государевой важности», включая приемы иностранных послов и принятие важнейших постановлений, демонстрируют степень личного участия в них каждого из самодержцев.
Не случайно большое внимание в книге уделено делам семейным — они составляли весомую часть государева чина и обеспечивали будущность династии. Свадьбы государей были лишь вершиной айсберга отношений с «царицыной родней», грозившего разрушить устоявшийся расклад сил при дворе. Именно поэтому кандидаткам в царицы приходилось преодолевать большое количество препятствий, созданных монаршим окружением, много было «ведовских дел», личных трагедий и даже смертей. Не случайно из шести цариц в XVII столетии только одна — Мария Долгорукова — происходила из княжеского рода, остальные были незнатного происхождения — их родственники не считались конкурентами знати и не могли существенно повлиять на расклад сил при дворе…
Особый интерес представляют воспитание и обучение царских детей. Волею Провидения всем представителям мужской части семьи Романовых, дожившим до зрелого возраста, суждено было занять место на троне. На протяжении XVII столетия изменилось положение цариц и царевен — «теремные затворницы» начали участвовать в придворной и культурной жизни, украшать свой быт произведениями нового «живоподобного» искусства, проявлять свои творческие способности в театральном деле.
Придворная культура XVII столетия наиболее ярко и отчетливо демонстрирует переход от норм Средневековья к сюжетам, образам и формам Нового времени и в литературе, и в изобразительном искусстве, и в музыке. Для этой эпохи характерно сочетание традиций старины и новаций, идущих от нового понимания человека как разумного существа, постоянно ищущего «пищу для ума», во многом почерпнутых из западноевропейской, в особенности польской культуры.
Черты византийско-древнерусские еще четко прослеживались в самых ответственных видах презентации власти: в чине венчания на царство, в монарших регалиях, в приемах иностранных послов. В украшении тронов и «царских мест» европейские львы по-прежнему занимали подножия, а византийские орлы «парили» наверху. Однако при Алексее Михайловиче происходила эстетизация традиционного русского чина за счет новомодных западноевропейских деталей, свидетельствующая о сближении с обычаями королевских и императорских дворов Европы. Государь, хотел он того или нет, разрушал систему средневекового православного чина, лишая его значения образца миропорядка. Внешняя красота царских церемониалов начала отходить от средневекового благолепия, стала самодовлеющей и самодостаточной. Алексей Михайлович сделал шаг от восточной пышности к европейской разумности, что образно можно назвать переходом от «Артаксеркса» к «Орфею»… Он завел первый придворный театр с инструментальной музыкой и «балетом», «преоспективными» декорациями и многими другими новшествами. Впрочем, все стороны придворной культуры, как и частной повседневной жизни царя, подчинялись «чину красоты», а посему Алексея Михайловича можно именовать не только «тишайшим», но также и «чиннейшим» из всех русских правителей.
Мы показали скрытые механизмы изменений, происходивших в жизни московских государей и их окружения. Придворные нравы и обычаи должны были служить образцом для простых подданных, но в то же время порой не поспевали за новациями, что заставляло царя ускорять темпы внедрения новых явлений во дворец. Русские правители впервые занялись таким новым для себя делом, как культурная политика. «Тишайший» Алексей Михайлович включил в арсенал средств по утверждению своей власти и придворную культуру.
Первые Романовы устремили внимательные взоры в сторону европейской культуры и в особенности придворной жизни соседних монархов. Можно утверждать, что по форме повседневная жизнь царского двора XVII столетия сближалась с западноевропейской, но по духу была еще очень далека от нее. Невольно вспоминается образ Европы, изображенный на одной из средневековых географических карт в виде дамы в пышном платье: Пиренейский полуостров являлся ее головой, а подол платья приходился на Польшу. Русская придворная культура вписывается в этот образ в виде несколько тяжеловесных, но дорогих кованых металлических кружев на подоле платья Европы, придавая этому платью по-азиатски роскошный вид.
Московские цари в XVII столетии занимались не только государственными, военными и религиозными делами — в их жизни была масса самых разнообразных потех и «прохлаждений», и на одном из первых мест среди них стояла охота. Традиционная охота на медведя в царствование Алексея Михайловича сменилась соколиной, более созерцательной и чинной, с ярким эстетическим оттенком охотой. Наконец, трансформация простых и незатейливых, по большей части имевших хозяйственное назначение царских садов в произведения барочного искусства с фонтанами, лабиринтами и скульптурой позволяет еще раз убедиться в том, что скорлупа средневековых традиций придворного быта начинает трескаться.
Мы постарались создать цельное представление о повседневной жизни первых государей из династии Романовых. Насколько это удалось — судить читателям.
Библиография
Акты исторические, собранные и изданные Археографическою комиссиею: В 5 т. Т. 2. СПб., 1841; Т. 4. СПб., 1842.
Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографической экспедицией Академии наук В 4 т. Т. 1–3. СПб., 1836.
Альбом Мейерберга: Виды и бытовые картины России XVII в. СПб., 1903.
Андреев И. Л. «Сильные люди» Московского государства и борьба дворян с ними в 20–40-е гг. XVII в. // История СССР. 1990. № 5.
Андреев И. Л. Алексей Михайлович. М., 2004 (серия «ЖЗЛ»).
Архив князя Ф. А. Куракина: В 10 кн. / Под ред. М. И. Семевского. Кн. 1. СПб., 1890.
Барокко в славянских культурах: Сборник статей. М., 1982.
Барсков Я. Л. Памятники первых лет русского старообрядчества. СПб., 1912.
Барсов Е. В. Древнерусские памятники священного венчания царей на царство в связи с греческими их оригиналами. М., 1883.
Бартенев П. И. Собрание писем царя Алексея Михайловича. М., 1856.
Бартенев С. П. Московский Кремль в старину и теперь. М., 1912.
Баталов А. Л., Беляев Л. А. Сакральное пространство средневековой Москвы. М., 2010.
Бахрушин С. В. Политические толки в царствование Михаила Федоровича // Бахрушин С. В. Труды по источниковедению, историографии и истории России эпохи феодализма. М., 1987.
Белокуров С. А. Деяния московского церковного собора 1649 г. // Чтения в Императорском обществе истории и древностей Российских. 1894. Кн. 4.
Белокуров С. А. Дневальные записки приказа тайных дел 7165–7183 гг. М., 1908.
Белокуров С. А. О Посольском приказе. СПб., 1906.
Белокуров С. А. Сказание об успении Пресвятой Богородицы, правленное царем Алексеем Михайловичем // Из духовной жизни московского общества XVII в. М., 1902.
Берх В. Царствование царя Алексея Михайловича. СПб., 1831.
Берх В. Царствование царя Михаила Федоровича и взгляд на междуцарствие. СПб., 1832.