После гибели графа Шувалова, когда обстановка в Москве требовала энергичных действий полиции, на должность градоначальника временно (с 28 июня по 16 июля 1905 г.) был назначен. тот самый «нераспорядительный» генерал-майор И. Н. Руднев. Что касается А. А. Козлова, то после его настойчивых просьб он был отпущен на покой. По рассказу В. Ф. Джунковского, дождавшись прибытия нового генерал-губернатора генерала от инфантерии П. П. Дурново, Козлов попрощался с сотрудниками и вернулся пешком (в сопровождении все той же кухарки) в свою скромную квартирку в номерах Троицкой. Осталось отметить, что если А. А. Козлову было 68 лет, то П. П. Дурново исполнилось 70. Вместе с ним в Москве появился новый градоначальник, тоже титулованная особа — барон Г. П. фон Медем.
Тем временем страну все больше охватывала революция, и напряженность продолжала нарастать. Стачки превратились в обыденное явление, в конечном итоге вылившись во Всероссийскую политическую забастовку. В Москве действовали хорошо законспирированные террористические группы, а на предприятиях шло формирование боевых рабочих дружин. Почувствовав слабость полиции, распоясались разного рода криминальные элементы. В ответ на рабочих окраинах «блатных» стали просто избивать до полусмерти. Напуганные обыватели буквально завалили полицию прошениями с просьбами о приобретении оружия. При этом среди богатых людей стало особым шиком громко заявлять приятелям: «Ну вот, револьверчиком обзавелся, теперь можно и на баррикады!»
Медем Г. П.
Как в тех условиях проявил себя градоначальник Медем, и о специфике его отношений с генерал-губернатором, рассказал непосредственный участник и очевидец событий В. Ф. Джунковский, занимавший в то время пост московского губернатора:
«Это был жандармский генерал, но не специфический, так как командовал только строевыми частями: сначала Московским, а потом Петербургским жандармскими дивизионами. Последнее время он был помощником начальника штаба Отдельного корпуса жандармов. Это был недурной человек, весьма доброжелательный, старавшийся угодить населению столицы, но не отдававший себе отчета в том, что происходило вокруг, и потому все его распоряжения как-то не соответствовали переживаемой эпохе. Когда начались беспорядки, он совершенно спасовал, не выезжал из дому, и полиция не получала должных директив, кроме того, он не имел поддержки от генерал-губернатора Дурново, который его всячески третировал, несмотря на то, что он был его ставленником. Когда приехал генерал-губернатор Дубасов, Медем почти не выезжал из дому и все время болел. […]
А в Москве генерал-губернатор П. П. Дурново не отдавал себе отчета в том, что происходит, а может быть, и не хотел отдавать себе отчета и делал вид, будто это вовсе не сознательно нарождающийся переворот. Он продолжал заниматься глупостями, мешал градоначальнику работать разными неуместными вопросами, как, например, звонил ему по телефону, спрашивая, почему околоточные ходят с портфелями, затем, вернувшись с какой-нибудь поездки по городу, звонил опять и проверял градоначальника, знает ли он, доложено ли ему из участков, по каким улицам он проехал и т. д.
Градоначальник изводился, раздражался. Раз был такой случай. Группа забастовщиков-телеграфистов явилась на телеграф в дом генерал-губернатора и, переломав аппараты, безнаказанно скрылась. И это тогда, когда во дворе дома генерал-губернатора стоял эскадрон драгун для охраны. Генерал-губернатор позвонил мне по телефону и просил меня приехать. Когда я приехал, П. П. Дурново мне рассказал об этом случае, я, естественно, спросил его: «А градоначальник?» Дурново на это: «Я ему говорил, а он сказал, что разговаривать со мной не хочет, поезжайте, пожалуйста, к нему, — прибавил он, — и скажите, что так нельзя, чтоб он принял меры».
Я отказался от такой роли и сказал Дурново, чтобы он командировал для сего управляющего своей канцелярией или чиновника особых поручений. Тогда Дурново решил отправить к градоначальнику управляющего канцелярией А. А. Воронина, но при этом просил очень и меня поехать вместе с ним. Мы застали градоначальника вне себя. Он и нам повторил, что с генерал-губернатором разговаривать не желает, что он его третирует и отдает распоряжения, ничего общего со службой не имеющие, что вчера он ему по телефону приказал поехать на вокзал встретить знакомую балерину и устроить ее в гостинице, что он не лакей генерал-губернатора, а градоначальник. После долгих увещаний мы добились, что градоначальник примет должные меры, а мы убедим генерал-губернатора быть корректнее. С того дня отношения между Дурново и Медемом остались натянутыми до самого ухода Дурново».
Случилось это радостное для градоначальника событие 24 ноября 1905 г., и в тот же день Медем, телеграфируя министру внутренних дел П. Н. Дурново об обстановке в Москве, завершил донесение словами:
«…действовать буду решительно и авторитета власти не посрамлю»[47]. Общеизвестно, что накануне Декабрьского вооруженного восстания было арестовано едва ли не все руководство московского революционного подполья. Кроме этого, полицейским вместе с войсками пришлось сражаться с отрядами рабочих-боевиков. У нас нет возможности точно установить, руководил ли градоначальник действиями своих подчиненных в полной мере или он действительно «проболел» все время, пока длилось восстание.
Начало вооруженного восстания в Москве. Толпа на Тверской 9 декабря 1905 г.
Ограничимся констатацией бесспорных фактов. Во время Декабрьского восстания вдруг выяснилось, что в лучшем случае четвертая часть полицейских имела пригодные к стрельбе револьверы (пусть даже устаревшей системы). Срочное вооружение городовых завалявшимися в арсенале берданками было проведено по настоянию генерал-губернатора Дубасова. Однако за подавление вооруженного восстания барон Медем 8 января 1906 г. был произведен в генерал-лейтенанты и переведен на высокую должность в штаб Особого корпуса жандармов.
«Отметили» барона и революционеры. Эсеры вынесли ему смертный приговор вместе с другими руководителями разгрома московского восстания. Только предательство Азефа позволило «охранке» успешно предотвратить покушение на фон Медема. Кстати, будучи градоначальником, он не отменил личные приемы просителей, но поручил их вместо себя проводить полицмейстерам.
Преемником Медема царь назначил генерал-майора А. А. Рейнбота. Так как его деяниям посвящен отдельный очерк, сразу перейдем к следующему по порядку градоначальнику. Сведения о нем находим в воспоминаниях В. Ф. Джунковского:
«16 февраля высочайшим приказом назначен был в Москву градоначальником генерал-майор А. А. Адрианов. Он окончил курс в Павловском военном училище в Петербурге, затем, прослушав курс в Военно-юридической академии, пошел по военно-судебному ведомству. С генерал-губернатором Гершельманом [он] познакомился в бытность свою военным судьей Московского округа в 1906 и 1907 гг., когда и обратил на себя внимание Гершельмана, который и выдвинул его на пост градоначальника. Последнее время он был военным судьей в Петербурге. А. А. Адрианов был резкой противоположностью Рейнботу, это был аккуратный, незаметный работник, не блестящего ума, строгий законник, популярности не искал, работал честно и добросовестно, но так как он был чересчур кабинетный работник, то как градоначальник был слаб и нераспорядителен. Был очень хорошим семьянином.
Жена его, Анастасия Андреевна, была хорошая женщина, гостеприимная, но представляла собой несколько провинциальную барыню с претензиями. На мужа имела большое влияние, не всегда хорошее, благодаря своему тщеславию. За время моего губернаторства у меня все время с Адриановым были отличные отношения, и по служебным делам с ним всегда было приятно иметь дело».
Адрианов А. А.
Другой мемуарист, Н. А. Цуриков, оставил такое свидетельство: «Адрианов не был жестоким и тупым администратором. Ему приписывали шутливую фразу, что в Москве он боится только Льва Толстого и товарища Варвару (гр. Варвару Николаевну Бобринскую[48])».
На тему мягкости характера градоначальника в Москве рассказывали и такую историю. Во время Первой мировой войны из-за введения «сухого закона» спиртное в ресторанах подавали под видом чая. Андрианов, проходя по «Стрельне», взял с обеденного стола чайную чашку и понюхал ее содержимое.
— Чем пахнет? — удивленно спросил генерал.
— Тремя тысячами, — ответил владелец ресторана, имея в виду размер штрафа, установленный градоначальником за тайную продажу крепких напитков.
Андрианов рассмеялся и «на первый раз» простил ресторатора.
Знакомясь со служащими градоначальничества, генерал Адрианов объявил свои требования к подчиненным: соблюдать законность, действовать энергично, проявлять преданность делу охраны общественного порядка. Все это, как он сам пояснил, в рамках напутствий, полученных им от премьер-министра П. А. Столыпина. Преобразования для начала ограничил одной своей резиденцией. Служебные помещения в доме градоначальника переместили с первого этажа на третий. Это было не очень удобно для посетителей, зато создавало злоумышленникам трудности при отступлении.
Как оказалось, генерал Адрианов прекрасно подошел на должность градоначальника в условиях мирного времени. Ему удалось удержаться на посту руководителя Москвы целых семь лет. Он честно тянул служебную лямку, старательно согласовывая каждый свой шаг с вышестоящими инстанциями, но позволяя подчиненным проявлять разумную инициативу. На эту черту характера Адрианова указывал А. Ф. Кошко, возглавлявший в то время сыскную полицию. Одним из примеров может служить успешное искоренение уличного хулиганства.
На это новое для Москвы явление первым обратил внимание генерал Медем и своим приказом под № 236 обязал полицейских пресекать бесчинства «…так именуемых «хулиганов». Однако успешнее городовых с безобразиями на улицах стала бороться сыскная полиция, сотрудники которой наряду с прочими преступниками задерживали дебоширов, драчунов и любителей приставать к женщинам, хулиганов регистрировали в отделе учета, используя специальные анкеты желтого цвета. После их тщательного заполнения нарушителей общественного спокойствия отпускали, предварительно предложив подписать вот такой документ: