— Ваше высокородие, в участок пожалуйте, — обратился к барину городовой.
— Ты с ума спятил, дурень!? — вспыхнул барин. — А вы, господа, напрасно вмешиваетесь не в свое дело. Я могу удовлетворить потерпевшую. Послушайте, матушка, сколько вам нужно? Я сию минуту заплачу. Pardon, Надежда Борисовна!
Господин сошел с коляски и достал бумажник.
— Сколько же вам следует? — опять спросил он у старухи.
Та еще не совсем опомнилась и только жевала губами и таращила свои выцветшие глаза. Барин вынул пятьдесят рублей и, показав деньги, спросил:
— Этого довольно будет?
Старуха схватила ассигнации и чмокнула перчатку господина.
— Благодетель! — прокувякала она. — Дай тебе Бог… и с деточками.
Господин довольно улыбнулся, сел в коляску и крикнул городовому:
— В случае новой претензии пусть ко мне зайдет ваш пристав. Ты знаешь, кто я?
— Так точно, ваше высокородие. — отвечал городовой. — Господа, пропустите, осадите назад!
Толпа, побежденная ассигнациями, раздалась на обе стороны. Коляска покатилась».
Впрочем, не обходилось без попыток скрыться с места происшествия. Так попытался сделать зимой 1900 г. «известный спортсмен» (т. е. любитель бегов и скачек) грузинский дворянин Окромчеделов. Он так лихо мчался на тройке кровных рысаков по Петербургскому шоссе, что при встрече с ним опрокинулись сани крестьянина Лаврова. Его жена выпала на дорогу, и ее переехала, сломав ногу, тройка спортсмена. После этого Окромчеделов велел гнать во всю прыть, чтобы затеряться в селе Всехсвятском, но был задержан.
Некоторые из любителей быстрой езды наотрез отказывались признавать себя виновными, да еще обрушивались с бранью на полицейских. Так повела себя зимой 1910 г. артистка оперетты Залеская, сбившая санями мальчика прямо возле дома генерал-губернатора. Когда даму с большим трудом все же доставили в полицейскую часть для составления протокола, она продолжала скандалить, вырвала перо из рук околоточного и, по свидетельству очевидцев, называла служителей закона «сволочной полицией». За опасную езду и буйство актрисе пришлось заплатить штраф в 25 рублей.
Не успел отскочить (кар. из журн. «Свет и тени». 1879 г.).
В начале XX в. к лихачам-извозчикам (в смысле — любителями «неосторожной езды») добавились лихачи-автомобилисты. «Это те господа, — характеризовал их гласный Городской Думы A. M. Полянский, — которые теперь по нашим центральным улицам при поворотах в переулки не стараются сдержать быстрого хода и продолжают ехать быстро, зная, что за углом может пешеход переходить дорогу, но ему это все равно. Это те господа, которые давили в свое время на своих лошадях и на лихачах и которые перешли на автомобили. Лихачи и свои лошади существуют, но они перестали давить, а автомобилисты давят».
Особую стойкость в противостоянии автомобильной напасти проявил московский генерал-губернатор великий князь Сергей Александрович. Об этом свидетельствуют архивные документы и, в частности, рапорт обер-полицмейстера, составленный 3 июля 1896 г.:
«С.-Петербургский 1 гильдии купец Карл Иванович Шпан обратился с ходатайством о разрешении ему езды по г. Москве и ее окрестностям в двух экипажах, снабженных бензиновыми двигателями.
Принимая во внимание, что подобное же ходатайство заведующего городским водопроводом инженер-механика Н. П. Зимина, по докладам бывшего Обер-полицмейстера полковника Власовского, Его Императорским Высочеством Московским генерал-губернатором было отклонено и Зимину объявлено чрез Городское общественное управление, езда в экипажах с механическими двигателями может быть допущена только за городом, ходатайство купца Шпана с приложениями считаю долгом представить на благоусмотрение и разрешение Вашего Превосходительства»[67].
К рапорту была приложена переписка с петербургской полицией, в которой коллеги делились с москвичами опытом общения с пионерами автомобильного дела в России. Оказалось, что 2 декабря 1895 г. К. И. Шпан просил петербургского градоначальника разрешить ему езду на приобретенных им автомобилях «…под мою личную ответственность»[68]. Спустя неделю купец получил свидетельство, что полиция «…не встречает препятствий к передвижению по улицам г. Санкт-Петербурга на принадлежащем ему экипаже, снабженном бензиновым двигателем»[69].
Самодвижущийся экипаж (1898 г.).
Однако, судя по другому документу, на начало 1896 г. автомобильное движение в столице еще не было открыто:
«В январе сего же года вошли с прошением к Санкт-Петербургскому градоначальнику отставной подполковник Зубковский и потомственный почетный гражданин Волков о разрешении им применить в столице к экипажам бензиновые двигатели и предоставить исключительное в течение пяти лет право эксплуатации этих двигателей по Невскому проспекту и по пути на острова.
Означенные бензиномоторы были осмотрены особой комиссией и на основании результатов осмотра сообщено городским головой, что препятствий к удовлетворению ходатайства названных лиц о разрешении им движения экипажей, производимые в действие бензиномоторами, не встречается, но без права монополии.
За сим вопрос этот пока остается открытым и движение экипажей, производимых в действие бензиномоторами, в настоящее время по улицам столицы еще не производится»[70].
Скорее всего, автомобили наконец-то покатили по петербургским улицам после того, как они прошли официальный техосмотр (полагаем, первый в России). На Театральной площади, возле здания консерватории 7 марта 1896 г. перед специальной комиссией предстали «…один легкий 2-местный, с двигателем в 11/2 силы шарабан и одна 3-местная коляска с двигателем в 3 силы»[71]. После знакомства с этими чудесами техники был вынесен вердикт:
«При испытании означенных экипажей по площади и по улицам — оказалось, что регулирование скорости движения их и быстрая остановка совершаются весьма легко, экипажи оказались крайне поворотливыми и послушными в управлении.
Во время движения экипажей по самым бойким улицам города лошади вообще не пугались движения и лишь некоторые обнаружили легкое беспокойство. Ввиду всего вышеизложенного нижеподписавшиеся пришли к заключению, что введение экипажей с бензино-моторами устройства, подобно вышеописанному, может быть допущено, как не представляющее опасности — по всем улицам столицы, при том, конечно, условии, чтобы к управлению ими допускались лица, вполне знакомые с этим управлением. При этом, однако же, представляется желательным, чтобы разрешение движения этих экипажей по городу последовало бы лишь с наступлением летнего времени года, дабы в течение этого времени, когда движение в городе наименьшее, кучера и извозчики могли бы освоиться с движением по улицам механических экипажей»[72].
После того как Шпан 19 октября 1896 г. подал повторное прошение, 25 ноября из канцелярии московского генерал-губернатора поступило распоряжение обер-полицмейстеру: «…ускорить по возможности исполнением»[73]. В ответ на это «ускорение» 7 января 1897 г. Шпан сообщил полиции — «…экипажей, снабженных керосиновыми двигателями фирмы Бенц и К° в Мангейме», у него больше нет:
«Имев значительные расходы по выписке и содержание первых экипажей и не пользовавшись между тем ими, я решил выписать вновь эти экипажи в том случае, если мне будет разрешена езда на них по городу и окрестностям Москвы»[74].
Ознакомившись с посланием купца, обер-полицмейстер Трепов с чистой совестью рапортовал генерал-губернатору: Шпан не представил экипажи для осмотра, поэтому выдать ему разрешение не представляется возможным[75]. Тем временем бюрократическая машина продолжала работу, и 7 февраля из Петербурга пришло новое сообщение по поводу «экипажей с бензино-моторами»: «…движение таковых по городу вновь допущено лишь одному частному лицу, исключительно для личного пользования, причем этот способ передвижения пока затруднений и опасности для пешеходов не вызвал.
Вследствие сего, признавая возможным разрешить Шпану временно, в виде опыта, езду по городу Москве и ее окрестностям в одном экипаже, снабженном бензиновым двигателем такого же типа, как допущенные в Санкт-Петербурге, с тем, чтобы полицией с течением времени было выяснено, не причиняет ли езда в подобных экипажах по тесным и многолюдным улицам г. Москвы каких-либо неудобств для пешеходов»[76].
Экипаж с бензиновым двигателем Даймлера.
Поскольку купец Шпан сошел с дистанции, то место первопроходца занял губернский секретарь Павел Николаевич Лесли. Принадлежавший ему автомобиль был испытан специальной технической комиссией и 25 апреля 1897 г. получил от нее положительный отзыв: «…экипаж по виду своему схож с коляской типа «Виктория» с высоким сиденьем и назначен для четырех человек. Приводится в действие бензиновым одноцилиндровым двигателем, работающим беспрерывно.
При опыте езды на упомянутом экипаже по улицам замечалось беспокойство некоторых лошадей, но большинство оставалось спокойным»[77].
Единственное, что рекомендовала комиссия — заменить сигнальный рожок звонком. В остальном экипаж был допущен для поездок по улицам Москвы, но «…с тем, чтобы управление экипажем производилось самим владельцем»[78].
Автомобиль фирмы «Пежо».
Обер-полицмейстер Трепов, представив 5 мая заключение комиссии генерал-губернатору, отразил в рапорте свое мнение: «…к удовлетворению ходатайства Лесли препятствий не встречается; при этом считаю своим долгом почтительнейше присовокупить, что требование Комиссии, изложенное в акте, относительно сигнального рожка, находящегося на экипаже, звонком, я полагал бы не предъявлять просителю, так сигнальный рожок для предупреждения публики представляется, по моему мнению, удобнее звонка»