– Разве это смокинг, Давид Абрамыч? – спрашивал старшина.
– Смокинг, – уверял его член клуба. – Я уж знаю, что смокинг, что пиджак, вы уж мне-то поверьте, Пал Палыч!..
– Я верю вам, Давид Абрамыч, но разве смокинги такие бывают?..
– Бывают и такие, Пал Палыч... Не всегда, но бывают, вы уж мне поверьте...
– Гм!.. Хорошо, верю, пусть будет смокинг!..
И Настилкин танцевал в этом смокинге уже несколько раз...»
Из-за массового наплыва публики и ее специфического характера в Немецком клубе не раз случались происшествия, заканчивавшиеся вмешательством полиции. Некоторые купцы, выпив, специально отправлялись в этот клуб затевать ссоры с «немцами».
Скандалами сопровождалась и внутренняя жизнь клуба. В 1910 году за растрату капиталов Немецкого клуба члены его правления были лишены своих постов и оказались под следствием. Новым старшинам стоило немалых усилий поправить дела клуба. Вот что они докладывали своим товарищам:
«На вчерашнем общем собрании старшина Я. И. Невяжский поведал о том, что достигнуто правлением в этом отношении. Когда вступило новое правление, 6 месяцев назад, в кассе было 742 руб. и на текущем счету – 3 236 руб., а неоплаченных счетов на 15 000 руб.; теперь 4 000 руб. в кассе, 9 000 руб. – в банке и погашено долгов – на 11 000 руб.; полугодовой оборот выразился в 156 600 руб.
Интересно, что в числе других бумаг в кассе от прежнего правления остались тысячные облигации тифлисского городского кредитного общества, похищенные при экспроприации в Тифлисе.
Далее г. Невяжский докладывает, что репутация клуба скомпрометирована допущением с улицы.
– Быть дежурным старшиной – просто мука: в одном месте оказывается фальшивый рубль, в другом – расчеты из-за копеек, за третьим столом – один игрок упрекает другого, что тот сидел два года в Каменщиках...[180]
– Однажды вечером так затаскали – даже захромал. Один гость подал жалобу, что его обыграли на 12 000 руб., а деньги – полковые... Далее выяснилось, что некоторые члены записывали «гостей» для входа в клуб, взимая по полтиннику...
Правление просило дать ему полномочие фильтровать кандидатов в члены. Противников такого нововведения было немного, но собрание высказалось, чтобы в фильтрации принимали также участие члены ревизионного комитета.
Много смеха вызвало дело члена Есипова, предъявившего счет правлению в 500 руб. в возмещение его расходов по агитации против прежнего правления. Счет подробный: рестораны, извозчики, телефоны, печатание повесток. Предъявляя счет, г. Есипов ворвался в правление во время заседания, кричал, обвиняя членов в растрате 8 000 руб., – так что пришлось его вывести.
– Шесть швейцаров выводили, – жаловался г. Есипов. – А я не скандалил бы, если бы не был пьян.
Целый ряд членов аттестовал г. Есипова как назойливого и придирчивого человека, которому давали деньги, чтобы только он отвязался».
Забавно, что отставкой проштрафившегося руководства попробовали воспользоваться игроки «с подмоченной репутацией». Один из них пытался даже через суд отменить запрет на вход в клуб, установленный ему прежним директоратом. Но поскольку свидетели дружно показали, что искатель справедливости был не раз уличен в нечестной игре, двери Немецкого клуба так и остались для него закрыты.
Бурно проходило собрание членов Немецкого клуба, на котором решался вопрос: брать или нет с игроков 1 руб. 25 коп. за право занять место за игорным столом. Сбор этот возник в 1907 году при градоначальнике генерале Рейнботе, когда клубу пришлось срочно изыскивать наличные средства, чтобы делать «пожертвования» полиции.
Почти до утра под непрерывный звон председательского колокольчика триста членов спорили до хрипоты.
– Придите на помощь игрокам, – взывал очередной оратор, – отмените рубли. Когда начнешь игру с уплаты рубля, всегда не везет.
– Верно! – звучали в его поддержку десятки голосов. – Отмените рубли!
– Не отменяйте рублей! – тут же раздавалось возражение. – Если отмените, все равно игроки будут продавать свои места по рублю.
– Правильно! Не отменяйте!
Свои аргументы привело и правление: сохранение рублевого сбора явилось бы символом доверия к новым старшинам. Хотя Рейнбота давно нет, но деньги на экстраординарные расходы необходимы всегда.
В конце концов было принято компромиссное решение: четвертаки отменили, а рубль оставили.
О том, как нелегко было угодить вкусам всех членов клуба, свидетельствует раскол, произошедший в 1913 году в «Юридическом собрании» («Адвокатском клубе»). Он располагался на Малой Никитской улице в барском особняке, где было множество комнат, соединенных коридорами и имевших вид уютных закутков, сад с тропическими растениями. Желая еще больше благоустроить старинный дом, руководство клуба решило расчистить подвалы. В результате появилось два новых помещения.
Первое – сводчатый зал – получило название «немецкая пивная». Второе тут же прозвали «гаремом султана». Это была уютная комната, в которой из мебели были только низкие диваны, расставленные вдоль стен. Через искусственный колодец с потолка лился слабый красный свет. По отзывам членов клуба: «Гарем» так и манил к томной лени и... флирту».
Один из директоров клуба – почтенный адвокат – тут же подал в отставку. Он заявил: такого рода комната недопустима в «Юридическом собрании», поскольку наводит на «грешные мысли». Члены клуба разделились на партии сторонников и противников «гарема».
Конечно же, такие перипетии возникали из-за разницы взглядов на назначение клубов. Например, актер Н. Ф. Монахов по-своему воспринимал клуб, завсегдатаем которого он был, – «Литературно-художественный кружок»:
«Там узнавались все театральные новости. Там можно было очень скромно и недорого поужинать. Можно было почитать все журналы и газеты, какие только существовали. Кроме того, в кружке была прекрасная библиотека. Здесь происходили иногда литературные споры, импровизированные диспуты за столом по поводу той или иной пьесы, того или иного актера. Это был, в сущности, центр театральной общественности, в котором было оживленно, уютно, тепло и приятно».
А вот для преподавателя Московской духовной семинарии Н. П. Розанова, любителя поиграть в карты, клубы являлись в первую очередь местом, где можно было предаваться любимому занятию. Этим он занимался, посещая Педагогическое собрание, где «в „железку“[181] играли обыкновенно часов до 4-х утра». Немало в его воспоминаниях говорится о карточной игре, проходившей в «Литературно-художественном кружке»:
«Развернулся кружок „вовсю“ уже только в последнем его помещении, в доме Вострякова[182]. Здесь он занимал целых три этажа старинного востряковского дома, принадлежавшего сто лет тому назад московскому генерал-губернатору кн<язю> Д. В. Голицыну, да, кроме того, Востряковым был пристроен для кружка огромный двухсветный зал, где тогда устраивались даже картинные выставки. Помещение кружка, можно сказать, вполне удовлетворяло всем нуждам кружка: тут были и удобные, уютные карточные комнаты, и хорошая, состоявшая из трех зал столовая, и комнаты для отдыха и небольших собраний литераторов, большой театрально-концертный зал, в котором после окончания концертов расставлялись огромные круглые столы для игры в «железку», составлявшей главный источник финансовых средств кружка. При доме был небольшой сад, в котором летом проходила вся жизнь кружка, – конечно, без концертов, – а в сад выходила большая крытая терраса, на которой были расставлены карточные столы и столики для ужина. Одним словом, кружок, по моему мнению, был лучшим клубным помещением в Москве... [...]
Приятно было бывать в кружке по окончании театральных представлений и концертов, когда в большой зале раскрывались огромные столы для «железки», вокруг которых собирались «присяжные заседатели» этих столов – артисты и другие члены и посетители кружка. Яркое освещение, нарядные костюмы дам-«железнодорожниц», которых было немалое количество, расставленные около карточных столов столики для ужинов и чая, суетящиеся официанты, толпы зрителей, а отчасти и участников игры, стоящие вокруг карточных столов, – все это представляло довольно оживленную живописную картину. И кого-кого я не видел за этими притягательными очагами азарта! Вот рисуется красивый грузинский профиль плотного бритого человека в черном сьюте – это сам директор и председатель дирекции А. И. Южин, отдающий дань увлечению «железкой» и в переносном, и в собственном смысле этого слова, потому что на самом деле он, как любящий в игре риск, отдавал нередко большую дань за этой игрой. Рассказывали о нем, что он в день своего юбилея, который блистательно был отпразднован в кружке, после юбилейного ужина отдал в «железку» всю, очень большую, сумму, полученную им от своего юбилейного бенефиса. Вот русская открытая физиономия Вл. И. Немировича-Данченко, которого я вижу загребающим массу бумажек после удачно законченной им «метки» банка. Он, видимо, сияет, а партнеры его сидят, повесивши носы»[183].
Стоит отметить, что основателю Художественного театра не всегда везло в игре. В таких случаях ему приходилось прибегать к займам на грабительских условиях. Этот факт был обнародован в феврале 1914 года во время суда над ростовщиком Я. Ш. Израилевичем, которого «вся деловая и веселящаяся Москва» звала «другом человечества». Еще выяснилось, что «московский Гобсек» был желанным игроком в Литературно-художественном кружке (пока его не уличили в шулерстве), и, благодаря другому своему клиенту – руководителю популярного кабаре «Летучая мышь» Н. Ф. Балиеву, почетным гостем на капустниках Художественного театра.
Столы, за которыми велась игра в Кружке, различались по величине ставок. За «серебряным» столом играли на рубли. Отдельно садились богатые игроки, выкладывавшие на зеленое сукно золотые монеты. Карточные игры делились на «азартные», в которых выигрыш зависел только от удачи, и коммерческие, требовавшие определенного рода умения вести игру.