Конечно, не все продавцы выглядели прилично. Ведь не было ни спецодежды, ни мыла. А если мыло и давали, то его на свою-то одежду не хватало, не то что на государственную. Чтобы сохранить хоть какой-то вид, работникам торговли приходилось обрезать обтрепанные рукава, выворачивать халат наизнанку.
Все это бескультурье не могло не волновать московские власти.
И как-то в апреле 1944 года, на заседании хозяйственного актива Управления продовольственных товаров Москвы, секретаря МГК ВКП(б) Павлюкова прорвало. Он вспомнил недавнюю встречу с работниками общественного питания Ленинграда. И вот что он сказал: «У меня осталась в памяти встреча… приехали от повара до директора районного треста столовых. Я должен сказать, что один их внешний вид чего стоит. Люди с поезда, а воротнички у мужчин чистые, чистые блузки у женщин, выглажены галстуки и воротнички… простые люди, а следят за собой, за манерами, за языком. Резко отличаются наши от ленинградцев. Прямо обидно стало… У них гражданин зашел, а у него спрашивают: чего желаете?… Не надо „с“ добавлять („с“ – это сокращенное сударь, сударыня. – Г. А.), но покажите такой магазин у нас, в Москве, где это практикуется, так за одно за это сразу знамя можно дать… Некоторые женщины стесняются, хотя имеют возможность с маникюром ходить. Некоторые говорят: это мещанство, да по военному времени и не к лицу. Это неправильно… Да, было время, когда суфле и бульон расписывались населению у нас в ЦК партии… Теперь другое дело».
Товарищ Павлюков говорил дело. Пора было подумать и о культуре. Сорок четвертый – это не сорок первый. И изменения наступили. На улицах снова стали продавать мороженое, открылись кафе. А в апреле сорок четвертого открыли двадцать ночных ресторанов первого разряда. В отличие от ресторанов второго разряда, которые работали до двенадцати ночи («Звездочка» на Преображенской площади, «Дон» в ЦПКиО имени Горького при трофейной выставке, «Урал» при гостинице «Центральная» в Столешниковом переулке, «Нарва» на углу Цветного бульвара и Самотечной площади и пр.), эти рестораны были открыты до пяти часов утра. В них играл оркестр и выступали артисты. Ресторанами первого разряда считались рестораны при домах творческих работников: ученых, архитекторов, писателей, кино, композиторов, актеров, ресторан при ЦДРИ (Центральном доме работников искусств), при Доме Красной армии, Клубе летчиков, а также рестораны «Москва», «Европа» в доме 4 по Неглинной улице (потом там был ресторан «Арарат»), «Гранд-отель» на площади Свердлова, напротив музея Ленина (его, как и дом 4 на Неглинной, давно снесли), «Аврора» на Петровских линиях, «Волга» на Северном речном вокзале, рестораны при гостиницах «Балчуг», «Якорь», при стадионе «Динамо» и некоторые другие.
В этих ресторанах лица, причастные к науке, технике, искусству и литературе, получали угощение с тридцатипроцентной скидкой, а представители высшего офицерского состава Красной армии – за полцены.
Ресторан Дома литераторов был одним из уютнейших уголков советской Москвы. В 60-70-е годы под его сводами, украшенными подписями известных писателей и поэтов, проводились «посиделки» с цыганами, романсами и песнями под гитару, после чего в полутемном зале подвыпившие литераторы и нужные им люди отплясывали «семь сорок» и твист. Атмосфера элитности и легкого угара окружала посетителей и дарила им блаженство и сладостную иллюзию их собственной значимости. В ресторане звенели бокалы и рекой лилось шампанское. Пили за юбиляров, редакторов и критиков, за новые книги, премии и даже рифмы.
А в далекие военные годы за ресторанными столиками поднимались тосты за освобождение наших городов. Война хоть и продолжалась, но была уже не та, что вначале. Теперь она несла нам победу и славу.
Глава восьмаяПОБЕДА
В Москву! В Москву! В Москву! – Парад Победы. – Танцы и бильярд. – Аптека № 1. – Борьба за культуру обслуживания. – Лотошницы. – Денежная реформа. – Цены. – Трофейные и наши товары. – Газ из Саратова. – Мелочи быта. – Разговоры в очередях. – Что носили москвичи. – Жалобная книга. – Победа и любовь. – Юмор. – Бунт в тюрьме. – Сталинская оттепель. – Национальный вопрос. – «Необарокко» и «Измизм». – Гимны. – Арбузы и дыни в Грайворонове. – Высотные здания. – В автобусах и троллейбусах. – Восьмисотлетие Москвы. – Парады и праздники. – Футбол и бега. – Два великих дня рождения
К победе Москва начала готовиться заранее. В конце апреля 1945 года на совещании работников торговли было принято решение покрасить в магазинах оконные рамы, а в витринах выставить муляжи и бутафорию. Московские дворы очищали от завалов мусора и грязи, мыли окна, вставляли стекла, чистили подъезды, убирали улицы.
Вечером 2 мая в городе был дан салют из трехсот двадцати четырех орудий по случаю взятия Берлина, а 9 мая – салют по случаю Победы. День тот был ясный и холодный, какие обычно бывают в мае, когда подует северный ветер. Зато 24 июня, когда состоялся парад Победы, было тепло и пасмурно. Тем пасмурным утром по Красной площади прошли сводные полки десяти фронтов и Военно-морского флота. Командующий парадом маршал Жуков закончил свою речь словами: «Да здравствует наша победа! Слава победоносным воинам, отстоявшим честь, свободу и независимость нашей Родины! Слава великому советскому народу – народу-победителю! Слава вдохновителю и организатору нашей победы – великой партии Ленина-Сталина! Слава нашему мудрому вождю и полководцу, Маршалу Советского Союза великому Сталину! Ура!»
Теперь, после Победы, любовь к Сталину из организованной превратилась в естественную и всеобщую. 21 июня Сталину было присвоено звание Героя Советского Союза, а 28 июня – звание генералиссимуса «за особо выдающиеся заслуги перед Родиной в деле руководства всеми вооруженными силами государства во время войны». После Шеина, Меншикова, принца Антона Ульриха Брауншвейгского и Суворова Сталин стал пятым генералиссимусом России.
Для его имени теперь не существовало слишком лестных эпитетов. Одни только заголовки газетных статей чего стоили: «Гений Сталина освещает нам путь вперед» или «Как Сталин сказал, так и будет». Люди поверили в силу сказанного им слова. Масса дел, совершенных народом на единицу сталинской фразы, придавала словам вождя необычайный вес. У советских людей начало складываться мнение, что история вообще развивается по указанию начальства.
Весной 1945 года в Москву стали возвращаться фронтовики. Делали пересадку и застревали в столице те, кто ехал к себе на Урал, в Сибирь и Дальний Восток. Счастливые, вольные и пьяные, – ими были забиты вагоны. Они торчали на подножках, толкались в тамбурах, сидели на крышах. На остановках торговки бросали им всякую снедь, а вниз летели деньги и трофейное барахло. В городах военные коменданты снимали с поездов любителей путешествий на свежем воздухе, но на ближайших станциях крыши и ступеньки вагонов снова заполнялись людьми. До глубокой ночи на улицах городов Украины, Белоруссии и Прибалтики стоял шум, были слышны песни и выстрелы.
В Москве воинов ждали награды, поблажки и льготы. Помимо орденов и медалей им вручали нагрудные знаки: «Отличный пулеметчик», «Отличный понтонер», «Отличный повар» и пр. Раненым давали нашивки. Те, кто имел легкие ранения (без повреждения костей и суставов), носили красные нашивки, а те, кто тяжелые, – золотые. За каждый орден или медаль ежемесячно выплачивалось от пяти до двадцати пяти рублей. Вернувшись домой, награжденные получали право ежегодного бесплатного проезда на поезде и пароходе и постоянного бесплатного проезда на трамвае. Льготы коснулись пенсий, жилплощади и налогов.
… И так веселая, пьяная и отчаянная волна подкатывала к Москве, чтобы разлиться по ее площадям, паркам и улицам, гулять в пивных и ресторанах, любить, рассказывать невероятные истории, врать, красоваться друг перед другом и перед дамами погонами (их ввели в январе 1943 года), нашивками, медалями и орденами, выяснять, кто лучше, спорить, драться и вновь пить, целоваться и рвать на себе гимнастерки…
Людей со всего света тянуло в Москву. И не только потому, что многим жить оказалось негде, а потому, что здесь, в столице, бурлила жизнь, был праздник, был Сталин, была Победа.
Перед Новым, 1946 годом в Москве открылись елочные базары. В центре базара на Манежной площади стояла двадцатиметровая елка, а по бокам входа на ярмарку – две избушки на курьих ножках и расписные сани с запряженными в них тройками лошадей. На самой ярмарке маленькие избушки и теремки до конца января торговали украшениями, игрушками, пирожными, конфетами, одеколоном, пудрой, помадой, бутербродами, папиросами, табаком, книжками, альбомами с вырезными картинками и прочими мелочами.
Летом в Центральном, Измайловском и других парках открывались танцплощадки. На них до двенадцати ночи звучали вальсы, фокстроты и танго, а завсегдатаи, держа фасон, носили в танце на открытых ладонях маленькие ручки своих дам. За отсутствием кавалеров женщина танцевала с женщиной, «шерочка с машерочкой». С эстрады время от времени «для оживляжа» объявлялся танец с разбивкой пар или «белый танец», в котором «дамы приглашали кавалеров». Если же кто хотел разбить пару, то подходил к ней и хлопал в ладоши.
Танцам не мешала и война с Японией, которая еще некоторое время продолжалась после победы над Германией. Никому не приходило в голову, что японцы могут бомбить Москву.
Когда советские войска начали отбивать у врага наши города, в Москве стали устраивать салюты. Начинался салют в семь часов вечера из ста двадцати четырех орудий и продолжался три минуты.
Помимо салютов, танцев в парках, ресторанах, домах творческой интеллигенции и офицеров, домах отдыха, клубах и просто в учреждениях появился бильярд. Тот самый бильярд, который в начале тридцатых годов пытались искоренить наряду с азартными играми, занял свое место в Доме учителя, Доме санитарного просвещения и других, вполне благопристойных заведениях. В Доме учителя, кстати, в те годы был хороший маркер. Звали его Сидор Иванович. Работал он там до семидесяти лет. Вообще маркеры были игроками высокого класса. Они прекрасно знали бильярд, его технику, историю, хороших игроков. Маркерами называли и просто дежурных по бильярдной. В бильярдной Парка имени Горького, в частности, служили маркерами три женщины. Каждая из них обслуживала ряд бильярдных столов. Выдавала шары, кии, мел. Время начала игры записывалось мелом на доске, а по окончании игры ее участники платили деньги в кассу. Час игры стоил полтора рубля. Поскольку деньги небольшие и любителей бильярда было много, то маркерши вели списки желающих поиграть. Завсегдатаем этого бильярдного зала был Георгий Константинович Карасев, которого прозвали «Жора горбатый» за его сутулость. Он не являлся выдающимся игроком, зато прекрасно знал историю бильярда и связанные с ней случаи и интересные факты. Не так давно он умер, унеся все это с собой в могилу.