…Говорят: «Поверженный враг отраднее девицы!» Говорят: «Труп врага не смердит!» Говорят: «Сердце врага вкуснее лопатки олененка!» Так было и для Арго когда-то, в незапамятные времена.. Дорого бы дал он теперь, чтобы не видеть это существо, валяющееся без движения лицом в золе! Но это невозможно; он мужчина, и он — вождь! Вождь опозоренного Рода! И позор еще не смыт…
А утро было таким же ясным, как и накануне. И также не умолкала птичья перекличка. Только воздух казался душным. Почему-то вчерашний дождь его не освежил…
…Люди рассаживались полукольцом: Род Серой Совы по левую руку от вождей, Род детей Мамонта — по правую. Участники погони по-прежнему стояли в центре, около Общих костров, рядом с телом связанного врага. Тот почти не шевелился, только кашлял, отворачивая голову в сторону от жара и дыма.
Вожди и колдуны сидели по другую сторону очагов. За их спинами возвышался тотемный столб, — засохший ствол лиственницы, очищенный от веток и коры, украшенный знаками Рода Серой Совы. Он был окрашен в красный и черный цвета. Но не только сухая кровь Рода, не только уголь, смешанный с жиром, изменили его природный цвет. И иные пятна были на тотемном столбе… И глаза общинников возвращались к нему снова и снова.
Женщин и детей не было. Женщины оставались в жилищах, — занятые подготовкой к погребению или своими делами. Выйти к тотемному столбу они смогут лишь тогда, когда приговор будет произнесен. Присутствовать на суде могла бы только жена вождя, Айя, — с согласия Арго, — но она отказалась.
Первым заговорил Гарт.
— Братья мои! Друзья мои! Великое горе постигло два наших Рода! Тот, кого все мы уважали и чтили как одного из лучших сыновей Мамонта, оказался отступником. Он не только убийца и похититель, он нарушил Закон Крови. Судить и карать его должны, прежде всего, те, чью кровь он осквернил, чей Тотем опозорил. Мы — на земле детей Серой Совы. Но главное слово, решающее слово сегодня принадлежит детям Мамонта. …Мы слушаем тебя, великий вождь Арго! Мы знаем: твое решение будет мудрым.
(Вот оно. Начало. Только бы хватило сил!)
— Принесите тела убитых Лишенным имени. Всех!
…Теперь четыре тела лежали на утоптанной траве. Два мальчика, которых принесли Йом и его люди, и — муж и жена. Рядом.
— Пусть смотрит!
Лишенного имени подняли грубым рывком. Вынули палку, не развязывая ремней; толкнули вперед. Йома трясло от ненависти и презрения…
— Ну, что? Ты доволен, ВРАГ?..
…Заговорил Арго. Голос его был спокоен, бесстрастен, — урок приемному сыну.
— Ты был гордостью нашего Рода. Еще день назад лучшие девушки наших соседей мечтали войти в твое жилище, стать хозяйкой твоего очага. Ты мог бы стать вождем детей Мамонта. Ты был всеми уважаем и любим. Ты все попрал, всех предал. Всех, с кем жил бок о бок, делил пищу и кров, выслеживал добычу. Ты нарушил Закон крови, хотя знал: нарушивший этот Закон несет несчастье не только себе и своей жертве, — всему Роду!
Теперь ты — никто; тебя лишили имени, и ты знаешь: приговор будет суров…
…Арго смотрел на неподвижное тело своей дочери. Сейчас он вынесет приговор, и наконец-то ее унесут, чтобы собрать в последний путь. Но отправиться по этому пути она и ее муж: смогут только на закате… Он встал.
— Лишенный имени! Ты осквернил наш Род, ты нарушил Закон крови. Ты отнял четыре жизни. Ты был первым охотником нашего Рода, — ты стал вместилищем падали. Твои слова гнилы и лживы, как гнил и лжив ты сам. Я не знаю и не хочу знать того, кто помог тебе стать тем, кем ты стал. Но и он тебя не спас: ты умрешь.
На ледяную тропу ты вступишь прежде тех, кого раньше срока направила туда твоя рука. Ты вступишь на нее без одежды, без оружия, без амулетов и без родовых знаков — живым!
Мал невольно вздрогнул. Он знал, что смерть его будет страшной, но такого… такого еще не было ни разу!..
У тотемного столба шли последние приготовления к пытке. Колдун уже разжег костер, разложил свои снадобья и рядом — завернутые в листья белены когти тигрольва. На камне, в специальном углублении дымилась смола, рядом стояла миска с укрепляющим питьем. Срезать родовые знаки будут долго, шаг за шагом. При этом нельзя дать врагу истечь кровью, умереть раньше срока, избежав уготованной участи.
По знаку Арго Йом и остальные участники погони сорвали с Лишенного имени одежду и бросили ее рядом с костром, где уже лежало оружие врага и его сумки с припасами. …Мал почувствовал, как резьба тотемного столба вдавилась в его спину; заломленные назад, за столб запястья онемели, стиснутые ремнем. Ремни до крови врезались в кожу у щиколоток и бедер.
Костер задымился. Колдун бросил в него какие-то травы, толченые кости, что-то еще и затянул нараспев предпоследнее заклинание-проклятье.
Гор ждал. Арго молча достал знакомый нож: из розового кремня и подал его старику. Тот встал, и не говоря ни слова, все такой же мрачный, насупленный, медленно приблизился к привязанному телу обреченного…
Пытка длилась долго. Мир стал одной непрерывной болью, смешанной с красным маревом (что это? солнце?) и едким, вонючим дымом. Он до крови искусал свои разбитые губы и не издал ни крика, ни стона, хотя несколько раз терял сознание. Но от боли было невозможно уйти: его приводили в чувство — и все продолжалось.
Самым страшным было то, что помимо воли, помимо желания, в мозг, который, казалось бы, ничего уже не должен воспринимать, проникали, врезались слова Колдуна.
— Лишенный имени! Тебя не спасли твоя хитрость и твое коварство; тебе не помог и тот, кого ты просил о помощи. Наши охотники выследили тебя и взяли живым.
Осквернитель Рода, ты отвергнут своими бывшими сородичами, с нашими предками. У тебя нет нашей одежды, нет нашего оружия, нет наших амулетов. На ледяную тропу ты вступишь голым и без родовых знаков!..
И вновь — милосердное забытье, которое ничему не помогает, ни от чего не спасает… Вяжущий привкус, холодные капли — и все начинается снова, снова этот черно-красный туман, наполненный болью, снова этот зудящий голос:
— Нарушитель Закона крови! Ты не возродишься снова в чреве дочери Мамонта; наши предки — не твои предки, наши духи тебе чужды, Великий Мамонт — не твой тотем. Наши Миры, — Средний, Верхний и Нижний, — закрыты для тебя навсегда!
И казалось — даже в этом кровавом мареве он различает запах сгорающих когтей тигрольва, которые он столько лет носил с гордостью и надеждой! И казалось, — он видит другой дым — от сгорающего жилища, в котором прошла вся его жизнь!
…Был краткий отдых. Мягкая трава ласкала истерзанное, горящее тело, и не впивался в мозг колдунский голос, и было почти забытье, почти сон, — так, что мерещилось, — несмышленыш-Тииту сейчас очнется от дремы и вновь примется за мальчишеские игры, а потом побежит домой, где его ждут мать и сестра…
И снова пришли они. Вновь — вяжущий вкус жидкости, возвращающий из блаженного забытья для последних мук. Его тело согнули так, что кулаки и колени оказались тесно прижаты к подбородку, и в таком виде перехватили ремнями. Потом куда-то понесли и бросили на кучу свежевскопанной земли. Пахло сыростью и смертью.
— В яму! (Голос Арго.)
Его втиснули в тесную дыру. Спину обожгло: похоже, с нее copвaлo кусок кожи (мучители! ненавистные! должно быть, специально вырыли ее такой узкой!). И вновь ненавистный голос старого Колдуна затянул свой последний речитатив:
— Кровосмеситель, убийца, лишенный имени, лишенный родни, жилища, одежды, оружия, амулетов и родовых знаков! Ты вступаешь на Ледяную тропу живым, чтобы проложить по ней путь своим жертвам. Но те, кого ты направил по этой тропе раньше срока, вернутся назад. Ты же, проклятый своим Родом, — никогда!..
…На ноги, на нижнюю часть туловища уже посыпалась земля. Ее крупицы касались тела мягко, осторожно, почти ласково…Земля забивалась в нос, в уши, проникала в рот…
Какое-то время пряди всклокоченных черных волос виднелись из-под земли. Вскоре скрылись и они…
Погребение, по всем признакам соответствующее тому, что описано здесь, было найдено и раскопано выдающимся российским археологом А. Н. Рогачевым на стоянке Костенки 14/III (Маркина Гора) в середине 1950-х годов. В очень узкой могильной яме (0,99x0,39 м) археологи расчистили скорченный скелет человека лет 25. По-видимому, человек был положен в землю связанным, с руками, подтянутыми к груди. Один палец погребенного оказался засунутым в рот. Ни одного предмета не было положено с ним в могилу. Не удалось обнаружить ни единой детали, ни одной костяной бусинки, которая свидетельствовала бы об одежде — а ведь костюмы в ту пору богато украшались узорами из бус (см. главу «Одежда и украшения»). Только дно могилы было густо посыпано охрой… Вполне закономерным является предположение, что этого человека зарыли в землю живым и, вдобавок, совершенно обнаженным.
Перед смертью он закусил себе средний палец правой руки…
Да, жизнь во времена охотников на мамонтов была сурова. Все, что мешало этой жизни, все, что нарушало запреты, подлежало истреблению. И требовалось, чтобы кара была жестокой. Ведь, по понятиям любого архаического общества, только физическая мука преступника как-то помогает искупить вину перед разгневанными духами и Первопредками, вернуть нарушенный порядок вещей, нормальное течение жизни. Помните? Основа архаичных представлений о Мире — вечное возвращение к Исходному. Стабильность.
«Закон суров, но это закон!» — формула, применимая не к одному лишь Римскому праву!
Глава 12Семья и любовь
Читатель может спросить: ну, а как эти люди вступали в брак? В обществе, чьим основным законом был Закон Крови — знали ли в нем то, что мы называем любовью? Или, может быть, жизнь «первобытного дикаря» была так тяжела, что у него попросту не хватало сил на нормальные человеческие чувства? Может, мужчину и женщину толкали друг к другу лишь грубая похоть да еще «экономический» расчет — в семье прокормиться легче?.. Что ж, мы постараемся, по возможности, ответить на эти вопросы. Но прежде всего… Прежде всего надо сразу «отвести» предположение, что духовная жизнь той поры была хоть сколько-нибудь бедна и примитивна.