Процесс разрушения облегчал задачу. По всему городу он приобрел большой размах, причем разрушения зачастую происходили систематически. К случайно или намеренно возникавшим во время гражданских войн пожарам, наводнениям, страшным землетрясениям (в результате землетрясения 1349 года был поврежден западный фасад Колизея) прибавляются действия профессиональных строителей, которые развивают свою активность, превращая целый город в необъятный источник строительных материалов, что-то наподобие бесценного и бездонного карьера. Мраморщики, marmorarii, образуют собственный профессиональный цех, один из самых влиятельных союзов. Сначала они снимают с античных памятников колонны и капители, с храмов — балюстрады, выносят из них амвоны и табернакли, могильные плиты, затем передают их старшим городским каменщикам и даже отправляют еще дальше, в другие итальянские провинции. Фрагменты античных римских сооружений находят в Орвието, Пизе и Лукке, во Флоренции, в баптистерии церкви Сан-Джованни. Древние статуи используются при строительстве новых сооружений для придания стенам прочности и даже при постройке башен и крепостей. Остальное же отправляется в печи для обжига извести.
Другим довольно активным союзом является коллегия обжигателей извести, calcarii, которые строят свои печи в самом центре города, среди больших монументов, цирков, театров и терм. Так, большое количество печей выросло на форуме, на территории императорских дворцов Палатина, но еще больше их появилось в термах Диоклетиана. Южная часть Марсова поля, на которой, за театром Марцелла, нет домов знатных семейств, полностью отдана на откуп специалистам по разрушению зданий и обжигателям известняка, активно работающим там на протяжении всего года. Названия улицам всего этого района даются по названиям строек; печи, горящие там денно и нощно и наполняющие воздух едким дымом, отбрасывают на стены и валяющиеся повсюду колонны яркий мерцающий отсвет. В разговорной речи, а вскоре и в записях нотариусов и хронистов появляются новые термины: Calcarario, Calcararia. Эти слова обозначают огромный карьер по добыче известняка, самую большую фабрику по поставке камней и извести во всей провинции и, по всей видимости, во всей Италии. Если говорят: «Отправиться alle Calcare», это означает точные координаты, ориентировку. Пока еще не разрушенные соседние строения, жилые дома, небольшие дворцы и даже церкви расположены alle Calcare. Так говорят: Сан-Николо Калькарариум, Сан-Лоренцо де Калькарариис, Сан-Сальваторе де Калькарарис и Санта-Лючия де Калькарарио.{131}
По сравнению с подобными, столь полезными и легко осуществимыми начинаниями, предназначенными для новых урбанистических проектов, папы так называемого Ренессанса не создают ничего нового, а если что-то и предпринимают, то это остается практически незаметным. Ни они сами, ни их приближенные, ни члены муниципального совета, которые все-таки иногда осторожно подают голос, не могут или не хотят действовать решительно. Совершенно очевидно, что ни одному римскому памятнику не было возвращено его былое назначение и ни один из них не был восстановлен как музейная ценность на радость восхищенным любителям античной культуры. Все совсем наоборот… Еще в Авиньоне в 1363 году Урбан V уступил термы Диоклетиана двум знатным вельможам из рода Орсини. Они устроили в них монастырь картезианского ордена, основателями которого являлись. Другие захваты античных построек служат реализации новых архитектурных проектов. Не является ли самым ярким и действительно впечатляющим примером этого замок Святого Ангела, который некогда был мавзолеем Адриана? При перестройке замка папа развивает и дополняет то, чему положили начало представители знатного семейства Орсини. Простое неудобное здание (то ли денег не хватило, то ли воображения), несмотря ни на что сохранившее очертания древнего памятника, превращается в грандиозное строение, в котором коренным образом меняется все и которое приобретает совсем другой вид.
Повсюду в городе эти князья Ренессанса позволяют разорять у них же на глазах те самые руины, которыми они якобы восхищаются и которые оберегают. Они разрешают, поощряют и даже побуждают к действию разрушителей, заключая с ними деловые сделки на поиск красивых, хорошо сохранившихся мраморных плит, колонн, цоколей или архитравов. И это не считая отдельных фрагментов, которые не так хорошо сохранились и были брошены в печи… На протяжении века процесс разорения приобретает небывалый размах, превращая в руины все новые и новые кварталы, главным образом те, откуда можно было выгнать знать. Сильно страдает Колизей, его верхняя часть и наиболее удобные трибуны разбираются. Некоторые ступени сооружения рушатся, а из остатков выбирается мрамор, травертин и даже туф. Кардиналы отдают распоряжение вывозить уцелевшие колонны для украшения фасадов и внутренних двориков своих дворцов, а папы — для отделки базилики святого Петра или Ватиканского дворца. Многие предприимчивые дельцы, контроль за которыми практически отсутствует, опустошают базилику Константина. Хотя по приказу Николая V разрабатываются карьеры в Тиволи, качественный мрамор в основном доставляется с виллы Адриана. Хотя Пий II, одержимый идеей хоть как-то разнообразить декор, приказывает доставить огромное количество мрамора из Каррары, именно во времена его правления один из гуманистов оплакивает судьбу памятников античного Рима, «большинство из которых были разрушены и беспощадно разграблены». Для того чтобы перевезти огромные колонны храма Минервы в Ватикан, Николай V обращается к мастеру из Болоньи Ридольфо ди Фьораванти, по прозвищу Аристотель. Позднее Сикст IV не колеблясь разрушает храм Геркулеса и триумфальную арку на forum boarium для сооружения стен своей библиотеки в Ватикане (1471).{132} К концу века весь республиканский форум представляет собой огромную каменоломню, отданную на откуп строительным подрядчикам в обмен на треть их доходов.
В 1518 году Рафаэль пишет Льву X, что за двенадцать лет, прошедших с момента его приезда в Рим, на его глазах были разрушены триумфальные ворота терм Диоклетиана, храм Цереры на форуме, часть форума Нервы и базилики Константина.{133}
Поиски и раскопки продолжаются, выбираются все целые и ценные фрагменты, остальное разрушается. Конечно, еще более века назад группа ученых эрудитов, влюбленных в Древний Рим, поднимала свой голос в защиту исторического достояния. Гуманисты горько сожалеют по поводу этого медленного, но верного драматического изменения облика древнего города, в котором все напоминает о былой славе и который является реальным отражением культуры, которую они постоянно изучают, не переставая восхищаться ею. Начиная с 1350 года находящийся в зените своей «римской славы» Петрарка не раз яростно осуждал это варварское разрушение, незаконное присвоение и беспечную расточительность. Во всем этом он обвинял знатные семейства, использующие малейший повод, чтобы начать войну друг с другом и возвести как можно больше неприступных башен и крепостей. Именно на них он возлагал ответственность за это святотатство. Петрарка искренне признавался в том, что был другом Кола ди Риенцо, апостола мира и вдохновенного пропагандиста римской славы, который установил в городе настоящую личную диктатуру: ради поддержания своей власти он всяческими способами старался притеснить знать и князей.
Так что эта защита античности и ее мраморных памятников не кажется лишенной определенного умысла, она вписывается в общую политическую картину и имеет целью покончить с мощью противника, сильных кланов и их крепостей. Всего не объяснишь любовью к античности.
Позднее все происходит примерно в том же духе… В 1363 году молодая муниципальная власть принимает эстафету и издает уставы коммуны, запрещающие наносить какой-либо ущерб памятникам старины (De antiquis edificiis non diruendis), а спустя столетие папа Пий II издает специальную буллу, по которой под охрану подпадали все здания, оставшиеся в наследство со времен античного Рима… по крайней мере, те из них, которые находились к тому времени в приличном состоянии. Правда, и здесь политическое стремление «успокоить» городское население совпадает с заботой о сохранении того, что еще можно сохранить. И в основе этих робких попыток сохранить былое лежат сложные мотивы.
В свой черед, с иных политических позиций, папы превозносят все, что может напомнить о блеске и славе Первого Рима. Сразу после схизмы, к выгоде Капитолия, они предпринимают настоящую кампанию по восстановлению и приведению в порядок древних памятников, и успехи этого предприятия порой были просто потрясающими. Разумеется, это пропагандистское мероприятие, призванное поразить умы и напомнить о связи с великими традициями, с одной стороны, а с другой — при помощи красивых слов и лестных уловок заручиться поддержкой членов городской администрации, избранных профессиональными цехами и располагающих кое-какой властью.
Римский народ с незапамятных времен отправлялся на Капитолийский холм на всеобщий молебен в церковь Санта-Мария д’Арачели, история и легенда которой удивительным образом связывали античное прошлое с благоговейными воспоминаниями, великими свершениями и чудесами. Говорят, что эта базилика была построена на месте древнеримской крепости, как раз там, где Август воздвиг алтарь в честь оракула Сивиллы, известившего о приходе Спасителя. Ее неф опирался на колонны, взятые в различных языческих храмах. Церковь, в 1250 году переданная францисканцам, символизировала собой желание отстоять собственную автономию в противовес князьям и знати, а также стремление увековечить «республиканское» прошлое. Именно там провозглашались римские «законы» и даже административные эдикты, и именно там Кола ди Риенцо обращался с речью к огромной толпе. В 1348 году на средства от пожертвований, сделанных мадонне д’Арачели в благодарность за то, что она спасла город от чумы, была построена огромная монументальная лестница из ста двадцати четырех ступенек, вырубленных из цельных кусков мрамора, взятых с древних памятников. Однако за неимением денег фасад базилики так никогда и не был украшен роскошной мозаикой и фресками, как задумывалось во времена первых восстановительных работ.