ьшие деревья, которые со временем угрожали корнями разрушить склон. Бетонная вымостка, сделанная вокруг могилы, оказалась вредна: под ней скапливалась и не просыхала вода, бетон местами потрескался и вспучился. Подпорная стена тоже сыграла дурную службу: выяснилось, что она препятствует естественному стоку ливневых вод, и они застаиваются в почвах склона. Одним словом, проблем накопилось множество, и решить их не было, казалось, никакой возможности.
5 июня 1927 года сильный ливень так подмыл склон, что подпорная стена обрушилась, а вместе с ней и часть грунта, примыкавшая к северному приделу Успенского собора. Стали раздаваться голоса о переносе праха Пушкина из Святогорского монастыря в Ленинград. (Вторично об этом заговорили после Великой Отечественной войны, когда в пушкинских местах не осталось камня на камне, и только могила поэта чудом сохранилась.) Предлагалось не заниматься восстановлением утраченного, а просто перезахоронить поэта. Очевидно, что такое решение с любой разумной точки зрения было бы крайне нежелательным. Главное, конечно, что осуществление этого проекта шло вразрез с желанием Пушкина покоиться на кладбище Святогорского монастыря. Не так много достоверных сведений о Пушкине сохранилось до XX века, но о том, что он хотел почивать «ближе к милому пределу», можно говорить с уверенностью. К счастью, обстоятельства повернулись таким образом, что последняя воля поэта не была нарушена. За сохранение могилы на прежнем месте выступили крупнейшие пушкинисты этого золотого времени русской филологии. Однако никаких принципиальных изменений до начала Великой Отечественной войны на могиле Пушкина не произошло.
Во время оккупации могила Пушкина сильно пострадала: при взрыве Успенского собора взрывной волной памятник был смещен, стал отклоняться в сторону и оседать. Фашисты, отступая из пушкинских мест, заложили в основание памятника четыре мины, которые были обезврежены практически чудом. Работы по восстановлению надгробия и укреплению склепа и могильного холма возобновились только в 1953 году. Об этом подробно рассказывает участвовавший в них С. С. Гейченко:
«Убрав камни свода, увидели под ним второй свод — кирпичный. Кирпичи были поставлены на ребро, в один ряд, на известковом растворе. На небольшой части свода — той, что ближе к собору, — обнаружили следы бетона 1902 года. Всем стало ясно, что перед нами крышка склепа с гробом Пушкина. Вдоль крышки свода шла всё та же трещина. Два кирпича обвалились внутрь склепа. Принесли электрический фонарь и осторожно опустили его в отверстие. Все затаили дыхание. Когда глаза наши привыкли к свету, как будто из тумана выплыли контуры помещения. На дне склепа мы увидели гроб с прахом поэта.
Произвели промеры склепа: длина 3 метра, ширина 85 сантиметров, глубина 80 сантиметров. Стены сложены из камня, верхняя крышка из красного кирпича. Кирпич нестандартный, хорошего обжига. От действия атмосферных вод кирпич частично деформировался. Гроб стоит с запада на восток. Он сделан из двух, сшитых железными коваными гвоздями, дубовых досок, с медными ручками по бокам. Верхняя крышка сгнила и обрушилась внутрь гроба. Дерево коричневого цвета.
Хорошо сохранились стенки, изголовье и подножие гроба. Никаких следов ящика, в котором гроб был привезен 5 февраля 1837 года, не обнаружено. На дне склепа остатки еловых ветвей. Следов позумента не обнаружено. Прах Пушкина сильно истлел. Нетленными оказались волосы…»[380]
Могила поэта, несмотря на бурную историю страны, прокатившуюся через пушкинские заповедные места с удивительной жестокостью, уцелела. Прах его по сей день покоится в том самом месте, которое он сам избрал, не предполагая, какие бури пронесутся над маленьким монастырским погостом. Ныне над могилами поэта и его близких, как и раньше, служат панихиды насельники Святогорской обители, возвращенной церкви в 1992 году. Слабому человеческому сердцу хочется, чтобы покой, обретенный поэтом на родовом кладбище, был вечным. Но мы, к сожалению, хорошо знаем, что не бывает на земле ничего вечного — ничего, кроме памяти. По слову В. А. Жуковского: «любовь ни времени, ни месту не подвластна». Кажется, как раз об этом писала в своих дневниках В. В. Починковская, на глазах которой драгоценное прошлое уходило в небытие.
В 1917 году, в самые страшные дни разграбления и уничтожения всех пушкинских усадеб, когда старушку баронессу С. Б. Вревскую от неминуемой гибели в огне чудом спасли и спрятали слуги, когда все прежние ценности, казалось, перестали существовать, разнузданная разбойничья толпа зажигала костры снаружи и внутри усадебных домов и водила вокруг них хороводы, распевая дикие разудалые песни, В. В. Починковская отправилась в Святогорский монастырь, чтобы положить на могилу Пушкина букет незабудок и ландышей из Тригорского — как последний привет заново изгнанному, опять несправедливо оскорбленному. «Вот и монастырские стены, и гнезда крикливых грачей на старых осинах и липах. И лестница, и дверь, открытая на внутренний выход к могилам. Как было хорошо, торжественно в былые годы, когда все собирались тут. Но сегодня, сейчас, там, вероятно, никого нет, думаю про себя. Обедня отошла, храм пуст. Но издали откуда-то доносится пенье: может быть, спевка в монастырских кельях? Выхожу к памятнику и вижу: хор певчих в полном сборе, иеромонах и дьякон с кадилом и одинокая фигура настоятеля поодаль с головой, опущенной на грудь, и скрещенными на посохе руками. Слышу торжественный возглас: „Душу преставившегося боярина Александра… и о еже простится ему согрешения, вольная же и невольная…“. Я опускаюсь на колени, и горячие слезы покатились из глаз… Слезы радости и благодарения — монастырю, монахам, певчим, настоятелю. Торжественная, полная, с трогательным чувством отслуженная панихида при полном отсутствии посторонних производила глубокое, неизгладимое впечатление»[381].
Часть втораяПосле Пушкина
Родное пепелище
Дом Пушкина перестраивался еще при жизни поэта. В середине 1830-х речь шла о продаже имения, поскольку оно было убыточным, и только разоряло своих владельцев. Подыскивались достойные кандидатуры — люди, которым не жалко было продать «тот уголок земли», где Пушкин провел, как выяснилось, вполне счастливые два года. Сам он предлагал купить его П. А. Осиповой, но по каким-то причинам этот план не был реализован — Осипова хотела, чтобы имение осталось за Пушкиным, который любил эти места.
Наследниками Михайловского, кроме семьи А. С. Пушкина, остались его брат, сестра и отец. Начался раздел имения, в котором особую роль сыграл предприимчивый зять Пушкина Н. И. Павлищев. Приехав в Михайловское летом 1836 года и уличив прежнего управляющего в воровстве и нерадивости, Павлищев докладывал С. Л. Пушкину: «Я зову сюда Алек<сандра> С<ергеевича>, чтобы кончить раздел. Он предлагал в Петербурге 500 руб. за душу, т. е. 40 т<ысяч> за все имение, считая в нем только по 700 десятин земли. Но дело в том, что здесь земли без малого 2000 десятин; что лесу, сенных покосов, рыбы и других угодьев вдоволь; что мыза с садом и строениями не безделица; что имение, при самом дурном наемном управлении, по 10-ти летней сложности, дает до 3500 р. дохода. Поэтому имение стоит по меньшей мере 75 т<ысяч>. Уступку можно сделать; но только А<лександру> С<ергеевичу>, и так никак не ниже 64 т<ысяч>»[382]. Исходя из этой чудовищно завышенной суммы, Павлищев предложил Пушкину выкупить у брата и сестры имение, ссылаясь на свою материальную несостоятельность и необходимость обеспечить будущее своего сына. Слывший непрактичным в хозяйственных делах, Пушкин дал ему довольно жесткий отпор: «Вы пишете, что Михайловское будет мне игрушка, так — для меня; но дети мои ничуть не богаче Вашего Лели; и я их будущностью и собственностью шутить не могу. <…> Оценка Ваша в 64 000 выгодна; но надобно знать, дадут ли столько. Я бы и дал, да денег не хватает, да кабы и были, то я капитал свой мог бы употребить выгоднее»[383]. До гибели Пушкина никаких покупателей на имение найдено не было. Впоследствии опека, по решению императора Николая I, выкупила имение в пользу детей Пушкина.
Однако в доме никто долгое время не жил, он постепенно приходил в негодность и разрушался и к середине XIX века почти развалился. Профессор Дерптского университета академик М. П. Розберг, посетивший Михайловское в 1856 году, свидетельствует о том, что «господский дом представляет собой вид печальной развалины; крыша и отчасти потолки провалились, крыльцо рассыпалось, стекла насквозь пробиты; дождь льется в комнаты и ветер в них завывает: все кругом заглохло, одичало; двор и сад побиты крапивой, древняя еловая аллея, примыкающая к воротам, заросла…»[384]. С 1866 года в усадьбе, выйдя в отставку, поселился младший сын поэта Григорий Александрович[385]. Тогда же господский дом был разобран и продан на своз дьякону Георгиевской церкви деревни Воронич. Прихожанами этого храма было семейство Осиповых-Вульф, там на родовом погосте покоятся теперь и М. А. Вындомский, и П. А. Осипова, и ее сын Ал. Н. Вульф.
Г. А. Пушкин заново выстроил дом на старых фундаментах, продолжив их на восток. Он снес и перестроил службы, перепланировал парк. От прежней усадьбы осталось немногое. В частности, баня и круглый газон с южного фасада дома. Однако сейчас он выглядит тоже не так, как при Пушкине: в центре круга Г. А. Пушкин, в память о предках Ганнибалах, посадил вяз, привезенный из усадьбы прапрадеда Петровское, а по периметру круга — 26 лип в память о дате рождения Пушкина (26 мая по старому стилю). Были проведены кое-какие работы и в парке: по очистке прудов, по восстановлению садовой его части.