<…> Вид заледенелой реки напоминал террасу, где любил он сидеть и тоже вспоминать „иные берега, иные волны…“ <…> Нашла в снегу осколки бюста, куски разбитой топорами мраморной доски от старого бильярда — и вспоминала, как он играл тут одним кием. <…> Взяла на память страдальческий висок разбитой вдребезги его посмертной маски и обошла кругом полуразрушенный „домик няни“, единственный предмет, сохранившийся в неизменном виде со дней его юности, но не уцелевший теперь»[400].
В апреле 1918 года сотрудниками культурно-просветительного отдела Опочецкого уездного Совета рабочих и крестьянских депутатов были составлены акт утрат и опись сгоревших построек. Что представляло собой Михайловское и Тригорское после февральского разгрома 1918 года, можно легко представить по этому документу: «При осмотре усадьбы установлен следующий факт — сожжены постройки: главная — модель подлинного дома поэта А. С. Пушкина, скотный двор, каретный сарай с находящейся там каретой поэта, все остальные постройки сохранились, в том числе и подлинный домик няни, но превращены в хаотическое состояние. У построек и вообще на усадьбе разные обломки дерева и кирпича, куски бумаги, стекла и т. п., рамы выломаны и растащены, внутри помещений также полнейший хаос, от мебели не сохранилось и следов, печки разломаны, трубы похищены и попорчены стены, в саду также полнейший беспорядок — оранжерея разломана, разломаны и расхищены рамы, клумбы частью изрыты. Разграбление и систематическое хищение со времени поджога продолжалось до сего времени населением ближайших деревень…»[401]
Подобный акт был составлен и в Тригорском. Сохранившиеся хозяйственные строения усадьбы были распроданы волостным советом на вывоз. Существует, правда, легенда, по которой домик няни всё же был спасен… красным командиром башкирской бригады, заставшей разгром в Михайловском. Приведем выдержки из рассказа полковника З. X. Гареева о событиях весны 1920 года, когда его башкирская бригада была переброшена на латвийскую границу и штаб расположился в Святогорском монастыре. Узнав, что в монастыре похоронен Пушкин, командир бригады пошел осмотреть Михайловское, уже практически уничтоженное:
«— Что здесь было? — спросил я.
— Дом Пушкина.
На всем лежала печать разрушения, видны были следы огня и топора. Подошли мы к какому-то полуразрушенному срубу. Это и был домик няни — все, что сохранилось от Михайловского. Я вошел в домик. Косяки сорваны, окна и двери тоже. Поднял голову — крыши нет: сквозь стропила виднеется небо. Стены прилежно исписаны курсистками, гимназистками. Приметил я и совершенно свежие следы разрушений. Я собрал михайловских старожилов.
— Вокруг вас лес, — сказал я им. — Зачем же вы громите здания? Знаете ли вы, кто здесь жил?
Я обязал всех круговой порукой не трогать домик няни».
Однако на этом история не заканчивается. И вторая ее часть выглядит уже вполне правдоподобно:
«Как-то в штаб явился человек ученого вида. Он назвал себя пушкинистом Устиновичем[402] и попросил нас оградить Михайловское от разрушения.
— Мы делаем, что можем, — говорю я, — готовы даже реставрировать домик няни, да нет у нас для этого материалов.
И тогда Устинович положил передо мной на стол фотографии домика, его описания, зарисовки. Сейчас же я вызвал начальника саперной роты Турчанинова и дал приказ:
— Саперной роте выступить в Михайловское и восстановить домик няни.
Саперы с помощью Устиновича за неделю домик няни восстановили. Какой это был праздник для всех нас! Политотдел бригады добился специального постановления уездного исполкома об охране домика и назначении в Михайловское сторожа»[403]. Конечно, от этого рассказа остается впечатление ловко составленной легенды, учитывая, что он был опубликован в преддверии пушкинского торжества, когда необходимо было продемонстрировать любовь народа к поэту и бережное отношение бойцов Красной армии к его мемориальным местам.
Однако в целом историки соглашаются с версией Гареева, хотя и с некоторыми оговорками: «Осенью 1920 г. сотрудником губернского отдела охраны памятников старины и искусства, членом пушкинского кружка из Порхова В. И. Нилендером и при помощи сил квартировавшей в Святых Горах Башкирской дивизии был произведен ремонт Домика няни»[404].
Не важно, Устимович или Нилендер был действительным вдохновителем восстановления последней разрушающейся постройки на территории усадьбы, очевидно для нас одно: «во дни мытарств, во времена немыслимого быта» делом сохранения последних крупиц славного прошлого занялась, как всегда это бывает на Руси, крошечная группа интеллигентов-добровольцев. Во главе группы была В. В. Починковская, которая, несмотря на пережитое отчаяние, не уехала из Святых Гор, а устроилась там заведующей библиотекой-читальней, выступала с докладами в местной школе крестьянской молодежи, продолжала объяснять крестьянам значение А. С. Пушкина. Она и ее единомышленники образовали общественный комитет по охране могилы А. С. Пушкина. Эти люди при полном отсутствии средств, бескорыстно, организовывали расчистку после погромов парков, боролись с самовольной вырубкой деревьев в Михайловских рощах, приводили в порядок фамильное кладбище Ганнибалов-Пушкиных в Святогорском монастыре. Так продолжалось несколько лет то с большим, то с меньшим успехом; фиксировались новые расхищения, устранялись их последствия, насколько это было возможно в тяжелейших условиях начала 1920-х годов, когда выживание самих хранителей вызывало большие сомнения.
Ситуация изменилась 17 марта 1922 года. Совнарком принял подготовленное А. В. Луначарским постановление № 849 о создании государственного заповедника «Пушкинский уголок», в составе усадеб Михайловское и Тригорское. Святогорский монастырь в заповедник не вошел, а в условиях проводимой советской властью антирелигиозной политики вскоре и вообще прекратил свое существование. 12 марта 1924 года Опочецкий уездный исполком вынес следующее постановление: «Принимая во внимание, что монахи, расквартированные в Святогорском монастыре, разлагающе действуют на окружающую массу населения своими явно незаконными действиями, часть коих замечена в контрабанде, в повальном пьянстве, в эксплуатации наемно-рабочей силы и в антисоветской пропаганде, что установлено следственными органами, Опочецкий уисполком постановляет: Святогорский монастырь закрыть…»[405]
В августе 1924 года обитель была закрыта. Монастырские постройки были приспособлены под другие нужды. Так, в Успенском соборе с 1923 года располагался небольшой музей, в котором экспонировалась церковная утварь и книги. Немногочисленным посетителям позволялось подняться на колокольню и осмотреть монастырские колокола[406]. В двухэтажном деревянном братском корпусе разместилась школа колхозной молодежи. В хозяйственных постройках на внешнем монастырском дворе содержались коровы, принадлежавшие школе. На территории монастыря несколько лет размещались допризывные части территориальных войск, что причиняло заповеднику и школе массу неудобств. В разное время части располагались и в здании школы, и в здании бывшей богадельни; солдатские нары были даже в одном из приделов Успенского собора. В марте 1927 года с колокольни собора были сняты колокола…
Заповедник же зажил новой жизнью, которая, правда с трудом, вступала в свои права. Порядок использования земель нового заповедника был не разработан, планы территорий не сделаны. Это стало причиной того, что в конце 1920-х — начале 1930-х годов они стали объектом купли-продажи различных ведомств.
Но пока шло время надежд. 1924 год был дважды юбилейным: столетие южной ссылки и 125-летие со дня рождения Пушкина. Заповедник со своим первым директором В. М. Никифоровским, человеком из круга В. В. Починковской, одним из бывших добровольных хранителей этой территории, начал готовиться к торжествам. Летом этого года открылась первая экскурсионная база, которая в месяц принимала до пятисот человек Она располагалась в бывшем Святогорском монастыре при школе, получившей имя А. С. Пушкина. Люди могли приезжать на три дня практически на полное содержание. «Даются сенники и подушки; белье и одеяло надо иметь свои. Ночлег стоит от 5 коп. (с учеников-экскурсантов) до 20 коп. (с преподавателей, служащих, рабочих). Обеды можно иметь от 35 до 50 коп.»[407]. Одновременно на базе могли располагаться до сорока человек.
Добираться до Святых Гор после Первой мировой войны стало, как ни странно, проще. Если раньше путь от Пскова или от Острова нужно было проделывать на лошадях, то теперь это можно было сделать поездом: по приказу Николая II для нужд Северного фронта была проложена новая железнодорожная ветка Псков — Полоцк. Станция Тригорская находилась в пешей доступности (в двух километрах) от Святых Гор. Эта дорога была потом уничтожена фашистами и после войны совсем разобрана, поэтому сейчас путь до Михайловского во многом напоминает старые времена.
Летом 1924 года в «домике няни» открылась первая в советское время музейная экспозиция. Пушкинский Дом передал для нее некоторые предметы. Всё в который раз начиналось заново. Знали бы самоотверженные музейные работники тех лет, что и эта попытка обречена на скорый провал!
В сентябре 1924 года на празднование столетия ссылки прибыла большая (63 человека) делегация ученых, писателей, музейных работников, краеведов, возглавлявшаяся президентом Академии наук А. П. Карпинским. Среди участников были известные пушкинисты М. А. Цявловский, Б. В. Томашевский, Н. В. Измайлов, Л. П. Гроссман и другие, писатели, поэты, литературоведы, музейные деятели и краеведы. Об этой поездке сохранились дневниковые записи некоторых пушкинистов, снабженные иногда метким анализом происходящего и увиденного. Посетили, конечно, могилу Пушкина, возложили в