Зосима же, слушая рассказ о святом, и о расположении острова, и о местах, пригодных для создания монастыря, и о земле для возделывания, и о деревьях для строительства, и о множестве рыбных озер и мест для лова морской рыбы — слушая обо всем этом Германа, Зосима радовался духом... и тогда просветились у него очи сердечные; и стал он советоваться с Германом о морском путешествии, как бы добраться до Соловецкого острова. И сказал он Герману: “Богоотец Давид изрекв песнях: ‘Спроси отца твоего — и возвестит тебе, и вопроси старцев твоих — и рекут тебе, — и открыл Герману тайны сердца своего, ибо более не могло быть сокрыто сокровище веления Божия; ведь того, что благоизволил Бог, человек изменить не может. Потому что как будто огонь разгорелся в сердце блаженного Зосимы от такого великого желания. И так стал он с великим усердием готовиться к предстоящему морскому путешествию. Увлек же с собою и Германа и (начал собирать) все, что необходимо для устройства на том месте», — читаем в «Житии и подвигах и некоторых из чудес преподобного и Богоносного отца нашего игумена Зосимы».
Известно, что Зосима происходил из состоятельной и благочестивой семьи. Родители будущего подвижника — Гавриил и Варвара — перебрались из Новгорода Великого на Онежское озеро в село Шуньга. По версии «Летописца Соловецкого» начала XVIII века, местом рождения Зосимы является село Толвуй, также расположенное на Онежском берегу недалеко от Рождества-Богородицкого Корнилиева Палеостровского монастыря — одного из четырех древнейших островных монастырей Северной Фиваиды.
Место монашеского пострига Зосимы не уточняется в его Житии, однако можно предположить, что он принял постриг именно в Палеостровской обители, где и прошел монашеское новоначалие.
Впрочем, существует и другая версия, согласно которой Зосима был пострижен неким священноиноком (иеромонахом), который служил в местном приходском храме, после чего юный отшельник покинул село и жил вдали от родительского дома в келье на берегу озера. В поисках же места более уединенного и дикого Зосима добрался до Поморского берега Белого моря, вышел к устью реки Сума, где и встретил преподобного Германа.
Итак, спустя семь лет после отплытия карбаса на остров Соловецкий от села Сорока, что в устье реки Выг, история повторилась. С той лишь разницей, что теперь на веслах сидели Зосима и Герман, а за кормой судна остался берег в районе реки Сума; «и так, Божиим устроением, при попутном ветре, на второй день достигают они острова Соловецкого».
И было это в 1436 году.
Знания, жизненный опыт, ощущения, переживания отшельников, безусловно, были различными, но при этом, вне всякого сомнения, их лица озаряло тихое сияние бесстрастия и возвышенного волнения одновременно.
Святитель Василий Великий Каппадокийский (ок. 330—379), размышляя над подобным очевидным единством «умертвивших страсти» и нисколько при этом не отрицая человеческой индивидуальности священно-безмолвствующих, писал; «Человеческое знание достигается трудами и упражнением, а знание, идущее от Божией благодати, — праведностью и умилением; и первое знание могут приобрести даже люди, погруженные в страсти, тогда как второе доступно только бесстрастным, которые во время молитвы видят, как их озаряет собственное сияние их ума».
Ступив на Соловецкий берег и сотворив молитву, иноки стали осматривать остров, размышляя над тем, «в каком месте монастырь следовало бы устроить, если изволит Бог и Пречистая Богородица».
И такое место было найдено, как сказано в Житии преподобного Зосимы, «просторное для размещения обители, удобное и очень красивое; невдалеке над морем было озеро — на расстоянии полета стрелы — и морской залив был тихий и укрытый от ветра. Тут же была и заводь для лова морской рыбы. И на том месте устроили они себе шалаш и провели в нем ночь в бдении, молясь и поя псалмы, со многою верою ко Христу Богу и Пречистой Его Матери и имея друг ко другу любовь духовную».
Озеро, морской залив... пожалуй, каждый, побывавший хоть раз на Соловках, узнает в этом описании пресное Святое озеро и гавань Благополучия.
Глава третьяКогда невидимое становится явным
Будьте святы. — Видение Зосимы. — Первые кельи из бревен. — Отплытие Германа на материк. —Молитвенное правило Зосимы. — Восстание острова. — Герман, Марк и Феодосий. — Первое пострижение в монашество на острове. — Первая Божественная литургия на острове. — Антиминс из Великого Новгорода. — Священные сосуды. — Иноческий обиход при Зосиме. — Игнатий. — Архиепископ Иона. — Игумен Зосима. — Общежительный устав. — Уставное благочестие. — Умножение братии. — Дисциплина на острове. — Келейное правило. — Молитва и тайновидение. — Марфа Борецкая. — Возвращение Савватия на остров. — Сорока
Как утверждал известный русский религиозный мыслитель Н. О. Лосский, «мистическое единение с Богом часто сопутствуется или предшествуется видениями, слышаниями, вообще появлением в сознании конкретных определенных образов». Особенно эти слова применимы к тем, кто избрал «путь тесный и прискорбный», возложив на себя при этом, по словам Евангелиста, «иго благое и бремя легкое» (Мф. 7, 13. 14; И, 30). Склонность к экстатическим, возвышенным в рамках молитвенной практики откровениям и состояниям следует воспринимать как абсолютно живое дыхание веры, как очевидное подтверждение идеи непосредственного общения человека с Богом, своего рода «соработничества», ведь, по словам святого Афанасия Великого (ок. 295—373), «Бог вочеловечился, чтобы человек обожился». И в этом, на первый взгляд дерзновенном искательстве, которое порой может выглядеть наивно, беспомощно, нелепо, даже глупо, нет ничего богопротивного, тщеславного и претенциозного, потому что в Первом послании апостола Петра сказано: «Будьте святы, потому что Я свят» (1 Петр. 1,16).
Стале быть, именно эта «будущность» и является залогом достижения тех нравственных вершин и свершения тех аскетических подвигов, о которых и не может помыслить холодный рассудок, так как не подвержен теплоте сердечного горения, то есть любви.
Поводом к размышлениям подобного рода послужило описанное в Житии Зосимы чудесное событие, точнее говоря, видение, которого удостоился отшельник сразу по прибытии на остров:
«Когда же настало утро, вышел блаженный Зосима из шалаша — и было ему явлено некое предивное видение: увидел он луч пресветлый, который всего его просветил, и Божественное сияние место то осияло. Объял его ужас от такого видения; и видит он на востоке церковь, стоящую на воздухе, большую и прекрасную, простершуюся над землей. От такого пречудного видения изменился в лице Зосима — и пришел к Герману, и стал рассказывать ему о видении».
Указующий луч, «луч пресветлый», мы встречаем и в Житии преподобного Кирилла Белозерского, когда старец, следуя указанию Богородицы, покидает Московский Симонов монастырь и, придя в Белозерские пределы, на берег Сиверского озера, восходит на гору Мауру. Отсюда он видит таинственный световой столп, указующий на то место, где должна быть устроена Успенская обитель. С одной стороны, это, безусловно, топос, своего рода мистическая и одновременно метафорическая категория, подчеркивающая особое, избранное назначение отшельника, словно глас вопиющего в пустыне, восклицающего: «Приготовьте путь Господу, прямыми сделайте стези Ему» (Мк. 1, 3).
Однако, с другой стороны, «пресветлый луч», световой столп — достаточно распространенное на Русском Севере природное явление, по большей части происходящее при взаимодействии лучей заходящего или восходящего солнца с перистыми облаками.
Таким образом, в сознании Зосимы, впервые оказавшегося на острове, происходит совмещение образов, рожденных его воображением, и живых впечатлений, картин, видений, а также исходящего из самой глубины сердца переживания теплоты «неизреченного света», ради которого он оставил родительский дом, материк и оказался на Большом Соловецком острове.
«Выйди из земли твоей и из дома отца твоего и поселись в земле, которую Я укажу тебе, — и там скажу тебе, что подобает творить». — Не уставая мысленно произносить эти слова Спасителя, Зосима вместе с Германом приступает к работе.
Равнинный рельеф местности, избранной отшельниками для устройства своего общежития, надо полагать, обусловил иной, по сравнению с 1429 годом, подход к строительству келий. На сей раз Зосима и Герман возводят кельи из бревен, а не копают кельи-землянки или полуземлянки, как это было у подножия Секирной горы во времена преподобного Савватия.
Также «землю копали мотыгами и от земли питались», а близость озера и морской заводи, укрытой от ветра, говорит нам о том, что, скорее всего, соловецкие подвижники наладили лов рыбы в непосредственной близости от своего жилья.
Однако видение церкви, «стоящей на воздухе, большой и прекрасной, простершейся над землей», никак не идет у Зосимы из головы, будоражит его воображение, словно наполняя слова Соломона: «Сердце правое... ищет чувства» (Притч. 27, 21) особым смыслом. Речь, разумеется, идет о чувстве как об источнике Божественного огня, как о ревностном сосредоточении ума в самом себе, как о бесконечном покаянии и глубочайшем сокрушении о грехах.
Скорее всего, именно размышления о необходимости возведения на острове храма, а не часовни (чего раньше здесь никогда не было), — именно храма, в котором можно было бы совершать Божественную литургию, подвигает отшельников принять следующее решение — Герман должен отправиться на материк «к христолюбивым людям ради нужд монастырского строительства».
Таким образом, повторяя подвиг преподобного Савватия, Зосима остается на острове один. Но, как сообщается в его Житии, «пришли нечистые духи к преподобному, скрежеща зубами, обратившись: одни — в змей, другие — в различных зверей, и гадов, и ящериц, и скорпионов, и всяких пресмыкающихся по земле. И устремились все вместе на него: змеи — отверзая зев, желая поглотить его, звери же — рыча, как будто готовые его растерзать. Раб же Божий Зосима нисколько не испугался и не устрашился их наглости и притворства, но воскликнул: “О вражия грубая немощь, если получили на меня власть от Бога, то делайте, что хотите; если же нет, то напрасно себя утруждаете, ибо от любви Христовой ничем отлучить меня не сможете!” И осенил себя непобедимым оружием Животворящего Креста Господня со словами: “Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его, и да бежат от лица