В начале августа 1702 года царь Петр Алексеевич посетил Спасо-Преображенский монастырь во второй раз.
На сей раз Соловецкая программа самодержца носила более развернутый характер.
Эскадра из тринадцати военных судов (более четырех тысяч человек сопровождения), а также императорская яхта «Транспорт-Рояль» изначально встали на рейде между Большим Соловецким, Анзерским и островом Муксалма в ожидании благоприятной для швартовки погоды.
На упомянутых островах были сооружены «три городка, или большие кучи насыпей земли с каменьями», каждый из которых был увенчан поклонным крестом.
Ожидание погоды затянулось до 10 августа, когда флот наконец подошел к Большому Заяцкому острову, после чего Петр I со свитой (в нее входили Меншиков, Прозоровский, Нарышкин, Головин, Шафиров, Хованский, Корчмин и многие другие персонажи) пересел в бот и на веслах вошел в гавань Благополучия под салютные залпы из всех монастырских орудий.
Государь «с ближними своими людьми изволил прибыть в монастырь за полтора часа до вечера. И вышел его царское величество на брег, помолился против монастыря и принял у архимандрита благословение... келарь не со многою братнею подошли с подносом, с образом, хлебом и рыбою, и великий государь благодарил и изволил сказать: “Будем у вас”, — а прочая братия все стояли по чину, вышед мало из Святых ворот. Благочестивый же государь не пошел ко вратам, но изволил идти кругом ограды монастырской на правую сторону и, обшедши, вошел Святыми враты в монастырь. Изволил идти в соборную церковь без благовесту, и звону не было, а в соборной церкви помолился; и изволил его царское величество идти в церковь к преподобным чудотворцам и там у гробов преподобных прикладывался».
В это посещение царь пробыл на острове пять дней — он принимал участие в богослужениях, пел на клиросе, а «все пение было греческого напева» (для Соловков это было своего рода показательным мероприятием), инспектировал ризницу, крепость, гарнизон, оружейную палату, вкушал в трапезной со всей братией.
— Никогда так сытно и приятно не кушивал! — в восхищении воскликнул царь после очередного подобного застолья.
— Наша пища и питие приготовляются с благословением и окроплением святою водою, — смиренно ответил соловецкий настоятель архимандрит Фире (Шарапов).
Также «Соловецкий летописец» сообщает, что в продолжение сих дней великий государь нередко выезжал на Заяцкий остров, где приказал соорудить деревянную церковь во имя святого апостола Андрея Первозванного. Возведением храма руководил верховный уставщик Иоанн Степанович Торжнев. Предположительно, деревянный храм в разобранном виде был привезен императором и здесь собран в течение нескольких дней.
В ходе посещения Соловецкой обители Петр Алексеевич ознакомился с грамотами, данными монастырю еще его отцом, царем Алексеем Михайловичем, а также посетил некоего старца Лаврентия Александровича, который подвизался в своей келье безысходно, лишь покидая ее, чтобы причаститься в храме Святых Тайн Христовых.
16 августа 1702 года государь, как сказано в монастырской летописи, «благоволил идти рано, за полчаса до дни подняв парусы; даде Господь благополучен ветер, и к вечеру приидоша к пристани к Соловецкому усолью Нюхче. Архимандрит же, приехав в монастырь, не входя в келью, пел молебен со всею братиею в церкви у Преображения Господня с благовестом и звоном за его, великого государя, и за благоверного царевича, и за путешествующих с ними».
Однако был в Соловецком монастыре в те дни человек, который хорошо знал царя еще по Москве, но вспоминал о нем, увы, с тяжелым сердцем.
Осенью 1700 года по приговору боярского суда книжник и «изувер-раскольник» Григорий Талицкий был подвергнут казни через копчение, в ходе чего он признался, что называл царя Петра I «антихристом» и «поносил его», а также распространял «непристойные тетрадки», коими смущал православных. Впоследствии он был сослан в один из сибирских острогов.
В ходе разбирательства по делу в качестве свидетелей были привлечены князь Иван Иванович Хованский, епископ Игнатий Тамбовский, некий поп Андрей и инок Матфей, а также духовник царской семьи, священник домовой государевой Голгофской церкви Иоанн Иоаннович.
Князь Иван Хованский, сочувственно относившийся к крамольным речам Григория, скончался до завершения дела. Епископ Игнатий, присылавший «изуверу-раскольнику» деньги и читавший его «непристойные тетрадки», был расстрижен и сослан на Соловки «до кончины живота его неисходно».
В список сосланных на остров пожизненно попал и царский духовник иерей Иоанн, как впоследствии выяснилось, оклеветанный недоброжелателями. Он якобы знал о злоумышлении Талицкого, но «яко духовник не открыл начальству».
Выписка из «Соловецкого летописца» от 4 апреля 1701 года (доклад архимандрита Фирса (Шарапова) владыке Афанасию Холмогорскому):
«В нынешнем году по указу государя Петра Алексеевича и по вашей архиепископской грамоте прислан к нам в монастырь распяцкий поп Иван Иванов, который привезен с Москвы по сыскному делу вора Гришки Талицкого, и велено его, приняв у нас в монастырь, постричь в монашеской чин и отдать под начало старцу доброму, и быть ему у нас в монастыре до кончины живота его неисходно в монастырских трудах. И по указу вышеупомянутый поп Иван к нам привезен. И приняли его в монастырь, и постригли, и под начальство старцу-монаху, бывшему казначею Ионе, отдать велели, а монашеское имя ему Иов».
Иноческий постриг Иоанн Иоаннович принял в Спасо-Преображенском соборе Соловецкого монастыря в возрасте шестидесяти шести лет.
Житие подвижника сообщает: «Постом, ночным бдением, покорностью и смиренным послушанием он изумлял всю братию. Так что вскоре окружавшие его стали подражать новому необычайному послушнику... Всех вообще, а особенно новоначальных иноков, о. Иов поучал смиренному послушанию Богу и начальству. Без чего, говорил, нет спасения, послушание — первая из всех добродетелей».
Во время нахождения на Соловках государю было, разумеется, доложено, что в монастыре находится его бывший духовник, ныне монах Иов. Согласно «Соловецкому летописцу», произошла встреча царя и несправедливо осужденного пастыря. Петр I якобы признал свою ошибку, так как именно он потребовал наказать Иоанна Иоанновича, не открывшего тайну исповеди Григория Талицкого, и попросил старца вернуться в Москву.
Иов ответил отказом.
Вскоре после этой встречи по благословению архимандрита Фирса Иов переселился на Анзер в Троицкий Елеазаров скит, а в 1706 году уже по благословению архиепископа Холмогорского Сильвестра был назначен строителем (настоятелем) скита.
Памятуя о подвигах преподобного Елеазара, Иов переиздал Житие великого Анзерского отшельника, а также при участии инока Макария начал составление вкладной книги Троицкого скита. Своей задачей как настоятеля Иов видел возвращение в первую очередь книг из библиотеки преподобного Елеазара, большинство которых было утрачено во время Соловецкого восстания, а также богослужебного имущества, разворованного в те же годы.
К началу 1700-х годов количество иноков на Анзере достигло тридцати человек.
Можно предположить, что с именем Иова на Соловках (и на Анзере в частности) связано возрождение глубокого, заповеданного еще преподобными Савва-тием, Зосимой, Германом и Елеазаром, а также святителем Филиппом молитвенного делания, когда иночество вновь стало бдительным «хранением духа», «вечноподвижной», по словам святителя Григория Паламы, духовной практикой, полностью связанной вовсе не с начетничеством, но с искренним сердечным горением.
Будучи человеком тонкой душевной организации, склонным к разного рода физическим недугам (в Москве старец страдал малокровием и обмороками), Иов имел особое искательство к запредельному, вероятно, даже экстатическому уединению и молитве. Скорее всего, именно по этой причине летом 1710 года он был пострижен в великую схиму с именем Иисус в честь Иисуса Навина.
Согласно учению святых Отцов Церкви, принятие великой схимы есть высшее обещание Креста и смерти, есть образ полнейшего отчуждения от земли во имя горнего существования, образ предвкушения иной жизни и смерти для искушений и страстей.
Преподобный Антоний Великий утверждал: «Смерть для людей, кои понимают ее, есть бессмертие; а для простецов, не понимающих ее, есть смерть. И этой смерти не следует бояться, а бояться надобно погибели душевной, которая есть неведение Бога. Вот что ужасно для души! Жизнь есть соединение и сочетание ума (духа), души и тела; а смерть есть не погибель этих сочетанных частей, а расторжение их союза; все это Бог хранит и по расторжении. Как из матерняго чрева выходит человек, так из тела душа выходит голою, и бывает иная чиста и светла, иная запятнана падениями, а иная черная от многих прегрешений».
Таким образом, великая схима, принятая Иовом, стала своего рода важным мистическим переосмыслением анзерского иночества за последние (для подвижника) столетия. На болезненное и мучительное бытование на «Острове мертвых», где смерть стала уделом «простецов», боящихся ее более, нежели погибели душевной, Иисус ответил знаменитыми словами из Послания к коринфянам: «Смерть! Где твое жало? Ад! Где твоя победа?»
Удивительно, что именно в Петровскую эпоху, которая, как известно, для Русской Церкви стала временем весьма непростым (отмена патриаршества, упразднение монастырей, закрытие храмов), а в чем-то даже и разрушительным, Анзерский отшельник дает соловецкому монашеству новый духоподъемный импульс.
Особенно показательно в этом смысле видение Пресвятой Богородицы, которого удостаивается Иисус Анзерский в июне 1712 года.
Житие старца сообщает, что, подвизаясь у анзерско-го пустынножителя и аскета иеродиакона Паисия, после вечерней молитвы Иисус задремал. В сонном видении ему явились Богородица и преподобный Елеазар.
Приснодева повелела отшельнику, а также двум его ученикам — Матфею и Макарию основать Голгофо-Распятский скит в память Крестных страданий Спасителя: «Эта гора отныне назовется второю Голгофою; на ней будет устроена великая каменная церковь Распятия Сына Моего и Господа и учредится скит... Скит назовется Распятским, соберется к тебе множество монахов, и прославится имя Божие. Я Сама буду посещать гору и пребуду с вами вовеки».