Также Богородица открыла Иисусу, что место это — гора Голгофа на острове Анзер — станет юдолью скорби и гибели многих мучеников и исповедников.
В память об этом чудесном и одновременно страшном видении на вершине горы Иисусом был поставлен крест, на котором иеродиакон Паисий вырезал рассказ о явлении Пресвятой Богородицы и святого Елеазара Анзерского.
Мистический символизм преподобного Иисуса близок к эмоциональному богомыслию патриарха Никона, который (притом что не удостаивался Божественных видений) трудами и служением делал умозрительное видимым и осязаемым — Палестинский крест на Кий-острове, Воскресенский собор Ново-Иерусалимского монастыря.
В 1713 году архиепископ Холмогорский и Важский Варнава благословил основать на острове Анзер Голгофо-Распятский скит в честь Страстей Господних: «И мы благословляем вас... отойти жить на указанную гору... и построить на ней церковь в честь Распятия Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, Успения Пресвятой Богородицы каменные, и зватися ради оной Распятской церкви той горе Голгофой и скитом Распятским».
Известно, что для Анзерского Распятского скита Иисус составил строгий общежительный устав, согласно которому насельникам запрещалось вкушать скоромную пищу, рыбу и вино, а также не разрешалось иметь личное имущество.
Помимо общего иноческого правила полагалось ежедневно в кельях читать пять кафизм Псалтири, 500 молитв Иисусовых и делать 300 поклонов.
Женщины и отроки в скит не допускались.
К 1718 году в скиту жили 13 иноков помимо пустынников, подвизавшихся в уединенных кельях и приходивших в скит каждое воскресенье на богослужение.
В первой трети XIX века соловецкий архимандрит Досифей, комментируя Анзерский устав, писал: «Служба Божия должна отправляема быть не леностно, не скоро, но чинно, читать не торопясь, единогласно службу Божию исполнять, яко пред Самим Лицем Божиим».
Интересно обратить внимание на достаточно редкое посвящение скита и соборного храма Святым Страстям Господним, Распятию Спасителя на Кресте на горе Голгофе (известны Распятская церковь-колокольня в Александрове, середины XVI века, и Распятский монастырь в Серпухове, 1665 года).
Можно утверждать, что исполнение завета Богородицы было для преподобного Иисуса дерзанием глубоко личностным. Мы помним, что еще в Москве иерей Иоанн Иоаннович (духовник царской семьи) служил в Распятском храме (вероятно, домовом), имея особое душевное стремление к почитанию Спасительных Страстей, к состраданию и сопереживанию Им.
В святоотеческом наследии существует такой термин — «сопровождение», то есть физическое ощущение боли и страданий, которые испытывал Спаситель на Кресте, ревностная готовность следовать за Христом, которую следует воспринимать как особый дар, гениальную способность отсекать волю, искушение и страсть, но в то же время трепетать от собственного несовершенства перед Тем, кто Совершенен. Так, пророчество Пресвятой Богородицы, вне всякого сомнения, было воспринято Иисусом Анзерским со страхом и сердечным горением одновременно, потому что в этих словах — «скит назовется Распятским» — аскет услышал то, к чему стремился душой всю свою жизнь.
Путь, уготованный Иоанну Иоанновичу (Иову, Иисусу), был весьма и весьма тернист, в достатке предоставляя возможность впасть в отчаяние, в уныние ли, отказаться от задуманного, вернуться в Москву, купившись на посулы изменчивого самодержца.
Но этого не произошло.
Преподобный сделал свой выбор, найдя в неволе (ссылке на остров и насильном пострижении) проявление воли Божией, явленной именно таким образом, а посему требующей смирения и предельного самоотречения.
По сути, на Анзере сложилось уникальное иноческое сообщество, совместившее «особный» тип жития преподобного Елеазара в Троицком скиту (по крайней мере на его начальной стадии) и строгого общежития Иова (в схиме Иисуса) в Голгофо-Распятском скиту. Подвизались на острове и отшельники-анахореты, совершенно прообразуя таким образом всю полноту монашеского служения времен Древней Церкви. Однако, по мысли Иисуса, в этом не было ничего выдающегося, ибо только полностью умерев для мира (в частности, преподобный старец запретил присутствовать на его похоронах светским лицам), возможно достичь того уровня бесстрастия и самовластия, который позволит иноку хоть на шаг приблизиться к Тому, подражание Которому и составляет смысл истинной аскетической жизни.
«Нет ничего великого в том, если мы сделаемся праведными, ибо в таком случае мы станем такими, какими мы созданы от Бога в начале», — утверждает преподобный Нил Синайский (ум. 450). Эти на первый взгляд парадоксальные слова в полной мере объясняют причину той труднодоступной, но в то же время очевидной Божественной простоты, когда «возвращение к себе», по мысли святых Отцов Церкви, становится первосмыслом, а праведная кончина — закономерным результатом победы над грехом, страхом и тлением.
6 марта 1720 года преподобный Иов (в схиме Иисус) Анзерский умер в возрасте восьмидесяти пяти лет.
Через три года после ухода преподобного Святейший синод определил: «Распятский скит приписать к Анзерскому Троицкому скиту, а имение, деньги и все вещи, даже и келейное имущество строителя Иисуса прислать в Московскую канцелярию Синода».
«Таким образом, прежняя независимость Распятского скита и средства к многолюдному в оном обитанию иночествующих кончились», — с сожалением резюмирует «Соловецкий летописец».
В 1826 году соловецкий архимандрит Досифей направил в Святейший синод прошение о восстановлении к тому времени полностью пришедшего в упадок Голгофо-Распятского скита. Прошение было удовлетворено, и через два года на вершине горы Голгофы была возведена пятиглавая каменная церковь в честь Распятия Господня.
В это же время в скиту подвизались, пожалуй, последние продолжатели молитвенных трудов и скитской дисциплины преподобного Иисуса — схимонах Зосима и пустынник Феофан.
В 80-х годах XIX века в скиту находилось 18 человек братии: три иеромонаха, иеродиакон, монахи и послушники.
Едва ли они могли помыслить о том, что произойдет здесь, на месте, указанном Богородицей, в ближайшем будущем.
Из материалов следственного дела № 885 «О контрреволюционной деятельности надзорсостава в лагерном пункте Анзер и на командировке Голгофа», июнь 1930 года:
«Картина, которую я застал по прибытии своем на командировку Голгофа, была ужасна, название Голгофы вполне оправдывалось. В тесных помещениях, битком набитых людьми, стоял такой спертый воздух, что само пребывание в нем продолжительное время казалось смертельным. Большая часть людей, несмотря на мороз, была совершенно раздета, голые, в полном смысле этого слова. На остальных — жалкие лохмотья. Истощенные люди, лишенные подкожного жирового слоя, скелеты, обтянутые кожей, голыми выбегали, шатаясь, из часовни к проруби, чтобы зачерпнуть воды в банку из-под консервов. Были случаи, когда, наклонившись, они умирали...
Я видел в окно, как из четвертого барака голых людей в двадцатиградусный мороз гнали с горы вниз, к озеру, где находилась баня, и после бани обратно в гору. После этого часть из них попадала в лазареты. В день умирало до двадцати человек. Также я помню ужасную картину, когда из командировки Капорская, находящейся в трех километрах от Голгофы, в морозный день, в феврале, гнали голых людей на Голгофу, в четвертый барак. В бараке № 4 жителей его, не имевших одежды, другие заключенные называли “песцами”. На двор они выбегали оправляться совершенно голые. Часто этих “песцов” в виде наказания выставляли на мороз голых, где они на пронизывающем ветру плакали, кричали и просили пустить их обратно в барак... За октябрь месяц 1929 года, по сведениям стационара, умерших было 22 человека, за декабрь — 80, за январь 1930 года — 135 человек, за февраль — 246 человек, за март — 245, за апрель — 145, за май — 82. Итого: за восемь месяцев — 979 человек По диагнозу и отчетности большинство случаев смерти относится к истощению, поносу от недоедания и туберкулезу. Из 360 человек, болевших сыпным тифом, умерли 64 человека, которые входят в число 979...
Насколько мне известно, порядок зарывания тел был установлен еще до моего приезда на Анзер и существовал в том же положении до последнего времени. Заполнялись они трупоносами по указанию стационара. Могилы в течение зимы не зарывались, а были прикрыты лишь слоем веток. Зарыты они были с наступлением тепла, когда стаял снег...
Кладбище на командировке Голгофа состоит из семи больших и девяти малых могил. При вскрытии одной большой могилы было обнаружено, что она наполнена трупами до одной четверти аршина от верхнего основания и трупы прикрыты еловыми ветками, а сверху присыпаны землей. Толщина слоя, покрывающего трупы, не более одной четверти аршина. Следствием установлено, что на протяжении зимы 1929/30 года большие могилы, в которых помещалось до восьмисот трупов, были доверху наполнены таковыми и оставались открытыми. Эти могилы расположены на видном месте, на противоположной горе, через овраг от основных корпусов размещения заключенных».
В 1923 году в Голгофо-Распятском скиту были устроены женское отделение и больничный стационар Соловецкого Лагеря Особого Назначения, куда из монастыря (кремля) и лагерных командировок Большого Соловецкого острова свозили больных и немощных заключенных (здесь их было принято называть «доходягами»).
Из воспоминаний бывшего соловецкого заключенного Михаила Никонова: «Поверок на Голгофе никаких... Бесполезное дело — не выстроить. Большинство на ногах не стоят от цинги. Ротный каждый день приходит и заставляет всех лечь. Потом считает по ногам. Сколько пар ног, столько и пайков хлеба, супа и каши. Иной день ротный придет и начнет нюхать воздух. “Опять, — говорит, — вы мертвецов тут держите!” Начнет искать по запаху трупному и найдет штук пять-шесть мертвецов... Живые спят с мертвыми и получают их паек. Начнут санитары стаскивать мертвецов с нар, некоторых просто за ноги волокут — только башка по полу стучит. Братские могилы там полны телами погибших. Подвозят мертвецов в ямы каждый день, и, конечно, всю зиму эти полные трупами ямы не закапываются. Вот представьте себе такие ямы, наполненные голыми, застывшими трупами. Кругом бегают песцы. Что им искать мышей и всякую мелкую живность, коли тут столько человеческого мяса?»