Изначально паломничество воспринималось как своего рода духовный и аскетический подвиг, не являющийся обычным путешествием, но видом послушания, налагаемого на богомольца его духовником. В паломничестве обычному мирянину предоставлялась возможность, отринув мир, следовать за Христом в прямом смысле этого слова — пешком, преодолевая трудности, невзгоды, многие километры, отлагая всякое попечение о себе, совершенно при этом полагаясь на волю Божию и на помощь «добрых самаритян», которые могут встретиться (а могут и не встретиться) на его долгом пути к святыне.
Кроме паломничества во Святую землю (что позволить себе могли немногие) русский богомолец считал своим долгом посетить Киево-Печерскую лавру, Троице-Сергиев монастырь, древние соборы Московского Кремля, а также Валаамскую и Соловецкую обители.
Анализируя паломнический поток на остров, известный исследователь Соловков писатель А. А. Сошина выделила две основные категории богомольцев, приезжавших в Спасо-Преображенский монастырь: «трудники», «обетники» или «годовики», которые подвизались в обители длительное время (год и более), и паломники, приезжавшие в монастырь на несколько дней в летний период.
В своей статье «Соловецкое богомолье» (Соловецкий вестник, 1993) А. А. Сошина пишет:
«Первые богомольцы-трудники появились в монастыре едва ли не с его основания. Это были жители беломорских селений, зачастую входивших во владения монастыря.
В XIX в. число “обетников” достигало 5—6 сотен, а иногда достигая 1000 человек Богомольцы-трудники работали в монастыре бесплатно, получая за труд только питание, одежду и койку в общежитии».
Из воспоминаний историка Архангельских земель А. И. Фомина от 1789 года: «Безденежные трудники, коих бывает в год от 20 до 50 человек, по вступлении их в монастырскую службу получают всю полную одежду монастырскую, отдав свое платье в сохранение чиновнику, дабы при выходе, окончив обет, опять его получить. Больше они уже не имеют попечения, как одеться в сие платье по годности, переменять изодравшееся, изветшалое и замаренное: им нет нужды ни в игле с нитками, ни в шиле с вервами. Всегда магазины отворены для перемены, и никогда нет в том затруднения. С топорами и другими орудиями то же делается, а испорченное особенные люди поправляют. И так всякий трудник ни о чем не заботится. Назначенное ему без отягощения дело составляет прогулку от праздности; жилище дают ему пространное и топленое; к столу садится, набранному яствами, с нарезанным обилием хлеба; постелю имеет покойную; одной недостает роскоши, коя в здешних мало щекочет, кроме опийства, но в прочем какое отдохновение от всех попечений и какое блаженство для склонных к флегматической жизни».
Морской врач, основоположник отечественной военной стоматологии Петр Федорович Федоров, посетивший Соловки в 1889 году, на жизнь монастырских трудников взглянул несколько иначе: «Стол, на стене образ, на койках разбросанное платье, под койками грязное белье, а ночью на печке потные портянки и мокрая одежда — вот и вся обстановка училищного и конного корпусов, обстановка грязная, бедная, неприглядная, запущенно-казарменная. В любой крестьянской бедной избушке больше уютности, чистоты, порядка, чем здесь. Посещая эти комнаты, я всегда выносил такое впечатление, как будто я входил в какой-нибудь ночлежный приют столичного отребья и бедноты. Зимой комнаты эти освещаются керосиновыми ночниками без стекол, отчего воздух переполняется массой копоти и вредных газов. Проспавший ночь в такой комнате встает с головной болью, а выделения рта и носа принимают черный, сажеобразный цвет».
Особую группу соловецких трудников составляли мальчики-подростки, или, как их называли на острове, «безбрадные трудники».
Изначально юные паломники жили в монастыре только летом, но в 1860 году по благословению архимандрита Порфирия (Карабиневича) (1813—1865) на острове было учреждено двухклассное училище. С этого момента пребывание «безбрадных» в монастыре увеличилось до двух лет. Мальчики не только работали (в летние месяцы), но и учились — осваивали какое-либо ремесло, обучались грамоте, а также постигали богослужение и церковное пение.
Как правило, отправка ребенка мужского пола на Соловки совершалась родителями «по обещанию» или «по обету».
«В русской традиции, особенно в народной культуре Русского Севера, “обещаться”, давать “оветы” (“обеты”) — составляет неотъемлемую часть духовной жизни, — пишет Н. М. Ведерникова. — “Обет” — это то, что должно быть неукоснительно соблюдено. Понятие “обета” (завета) включает в себя принесение своего рода жертвы в знак благодарности за ожидаемое или дарованное Богом исцеление, спасение (на войне, от бури, пожара, наводнения, засухи и пр.). В литературе и устных рассказах одним из наиболее непреложных обетов было обещать ребенка, т. е. послать в монастырь на послушание.
Помолиться “по обещанию” являлось серьезным доводом для совершения паломничества. Брать “обещание” становилось добровольным наложением на себя определенных обязательств: этических или физических запретов или же приношение даров Богу как вещественных (узорного полотенца, платка, одежды, денег и др.), так и связанных с понятием “потрудиться” во славу Божью. Паломничество на Соловки — это главным образом паломничество по обету. Преодоление моря, сопряженное с опасностями, тоже заставляло помнить о святых покровителях этих мест — Зосиме и Савватии. “Преподобные Зосима и Савватии, несите нас на святые острова”, — с такой молитвой обращались кормщики, выходя в море. В Поморье повсеместно бытует поговорка: “Кто на море не бывал, тот Богу не молился”. Немало существует устных рассказов, как молитва утишает бурю. Таким образом, море также представало как испытание на пути к святости и принесения “обета”».
Вообще следует заметить, что «обетное» мироощущение было (и остается) своего рода реализацией мистического сотрудничества человеческого и Божественного, того, что преподобный Максим Исповедник называет «синергийностью», соучастием, посильным опытом стяжания Божественной благодати.
Достаточно вспомнить о весьма распространенной практике установки обетных крестов с последующим воплощением обета, обещания в жизнь. Подробно изложенная выше история Кийского креста патриарха Никона на острове Кий во спасение от морской бури становится еще одним подтверждением того, что обет является важным связующим морально-этическим элементом, когда верность данному слову сохраняется сквозь годы и дает возможность ощутить неспешное и величественное течение времени, совершенно увериться в правильности поставленной перед собой цели, в ее Богоугодности.
Путешествуя в 1907 году по Русскому Северу, фотограф и писатель М. М. Пришвин (впоследствии его путь — творческий, разумеется, — повторят Б. Шергин и Ю. Казаков) выделил две группы богомольцев, совершавших паломничество в Спасо-Преображенский Соловецкий монастырь: «обетники» и «по усердию».
Именно «по усердию» на острове оказался Иван Яковлевич Корейша, о котором мы упомянули в начале этой главы. Усердие в данном случае следует понимать как стремление посетить святое место, о котором много слышал, поклониться чудотворным иконам, святым мощам, ощутить и напитаться той неповторимой атмосферой, которую вобрали в себя тот или иной храм, монастырь, местность. Причем уже сам факт посещения (неблизкий путь, проделанный пешком или на перекладных) становится частью молитвенного трудничества.
Непременным условием всякого богомолья становится обязательное посещение храмов и монастырей, которые встречаются на пути паломника. В данном случае речь идет о храмах Архангельска, Кеми, Онеги.
Интересные воспоминания о соловецких паломниках оставил писатель С. Д. Протопопов, посетивший монастырь в 1903 году:
«Большинство паломников принадлежат к людям очень невзыскательным, имеющим о комфорте и чистоте самое провинциально-русское понятие. Братия Соловецкая, состоящая по преимуществу из крестьян, тоже к удобствам жизни предъявляет минимальные требования... Часов в пять утра по коридорам монастырской гостиницы идет будильщик и неистово звонит. Это сигнал к заутрени. Богомольцы встают и со всех сторон длинными вереницами тянутся к монастырю, внутри стен которого паломникам ночевать не полагается. Большинство богомольцев отстаивают заутреню, раннюю обедню, затем и позднюю. Многие говеют. В полдень все идут в трапезную обедать. Главный паломник — простонародие. Многие из них часть пути делают пешком, безропотно претерпевают все неудобства путешествий в III и IV классах и по “артельным билетам”. В Архангельске они не стесняются зачастую просить милостыню на путь, просить администрацию о даровых билетах... К простонародным паломникам... следует причислить и монахов с монахинями разных других монастырей, а также и чужих послушников, стекающихся в Соловецкий в значительном числе... Эти монахи, монахини, послушники и послушницы, по большей части крестьяне и крестьянки по происхождению, не только крайне невзыскательны, но еще и принципиально считают за грех на что-либо роптать во время паломничества. Привычка к бедной и грязной обстановке, к лишениям, к отсутствию элементарнейших удобств усугубляется идеей аскетизма, глубокими корнями засевшей в русском православном монастырском подвиге. По прибытии в Соловецкий эти люди, несмотря ни на какую погоду, часто пронзительно-холодную, сырую, туманную и ветреную, немедленно спешат искупаться в расстилающемся близ монастыря “Святом” озере».
Для той надобности на берегу озера были устроены купальни — мужская, женская и детская. Здесь же искупавшимся выдавали специальные ярлычки для прохода на территорию монастыря.
В начале XX века на острове появилась еще одна группа посетителей — туристы.
Читаем в книге К. Труша «Соловки в августе 1905 года»: «Соловецкий монастырь посещается главным образом богомольцами, которых в год перебывает до 24 000 за навигационное время. Помещение и пища предоставляются от монастыря, пароходный тариф невысок, да, кроме того, практикуется и бесплатный провоз совсем безденежных пассажиров; репутация монастыря давнишняя и прочно установившаяся; отношение монахов к посетителям доброжелательное. Все это из году в год поддерживает приливную волну богомольного люда на обычной высоте, а приношения, которые в том или другом размере, но каждый посетитель обязательно сделает, являются для монастыря солидной доходной статьей. Затем посещают монастырь экскурсанты-воспитанники гимназий, семинарий и других учебных заведений, преимущественно северяне. Собственно, турист, т. е. человек, который ничем не занят и всем интересуется, здесь редок. Его доставят, правда, с некоторым комфортом на мурманском пароходе, но на островах он попадет в общую массу “трудовиков” и не получит от монастыря никаких особых удобств. Мы говорим, конечно, о рядовом туристе; в единичных слу