Иоанникия обвиняли в растратах, мздоимстве, безрассудстве, жестокости к монахам и даже в убийстве. Начатые по этим фактам проверки затянулись вплоть до Февральской революции 1917 года, и все это время Соловецкая смута продолжалась, расшатывая моральные и нравственные устои в древней обители, что, увы, не могло не «выстрелить» в 1923 году, когда на острове был учрежден СЛОН, а бывшие монахи — «борцы за справедливость», заняли должности надзирателей при новом соловецком начальстве.
4 августа 1917 года Святейший синод постановил уволить архимандрита Иоанникия на покой.
Занявший место соловецкого настоятеля архимандрит Вениамин (Кононов), соловецкий воспитанник, до того настоятель Антониева Сийского монастыря, обращаясь к братии, сказал: «Все ли мы хороши сами? Отца Иоанникия не считали ли первым человеком — и его же загрязняли, и заплевали, и заушали. Ныне я кажусь многим из братии хорошим, но боюсь, что скоро придет, и скоро, время, когда и я буду казаться тоже худым и ненужным, и против меня также начнут вести козни и смуты».
Эти слова архимандрита Вениамина оказались пророческими.
Он был убит 17 апреля 1928 года в лесной келии близ реки Лодьмы в районе Волкозера, что в Архангельской области, куда его выслали после закрытия Соловецкого Спасо-Преображенского монастыря.
Часть третьяСЛОН
Глава перваяПо этапу
Кемь. — Попов остров. — 1918 год. — Обращение к епископу Кентерберийскому. — Кемьперпункт. —Созерко Мальсагов. — Комплекс зданий УСЛОН. — Успенский собор. — Рабочеостровск. — Этапирование в Кемь. — Дмитрий Лихачев. — Глеб Бокий. — Горький на Соловках. — Юлия Данзас. — Сатаниада
Свою историю населенный пункт, расположенный в устье реки Кемь на западном берегу Онежской губы Белого моря, ведет с XV века, когда здесь была волость Марфы Борецкой, жены новгородского посадника Исаака Борецкого.
В 1450 году Марфа Семеновна (по-другому Ивановна) подарила Кемь Соловецкому Спасо-Преображенскому монастырю, и с этого момента город оказался связан с островной обителью преподобных Савватия, Зосимы и Германа.
В XVI веке Кемь подвергалась частым набегам (весьма разорительным и варварским) со стороны «каянских немцев» (финнов) и шведов. С 1657 года она стала именоваться Кемским острогом; острог, впрочем, не достоял до середины XVIII века, когда город вошел в состав Онежского уезда.
В своей книге «Год на Севере», о которой мы уже не раз упоминали на этих страницах, путешественник, этнограф, писатель Сергей Васильевич Максимов так описывал Кемь середины — второй половины XIX века:
«Кемь, по всей справедливости, почитается центром промышленной деятельности всего Поморского края. Капиталисты этого города строят лучше и в большем, против других, количестве морские суда, отправляя их и на дальние промыслы за треской на Мурманский берег, и за морским зверем на Новую Землю и Колгуев, они же первыми ездили и на дальний Шпицберген; они же ведут деятельную, с годами усиливающуюся торговлю с Норвегией...
Построенный исключительно для защиты от набегов “немецких людей”, Кемский острог, однако, не успел исполнить своего назначения: немцы не приходили. Городок спокойно догнивал свой век до указа Екатерины II, когда Кемь отведена была от монастыря. Боевые снаряды остались, однако, за ним. До того времени в Кеми, на особом подворье, до сих пор еще сохранившем всю оригинальность своей архитектуры, жили соловецкие старцы, сбирая на монастырь волостные доходы с рыбных ловищ и кречатьих садбищ...
В 1749 и 1763 гг. бывшими великими вешними наводнениями в проходе Кеми-реки вешнего льда у городка, с летней и с западной стороны, стены льдом и водою сломало и унесло в море, также и обывательских домов и анбаров, по низким местам состоящим, много сломало и унесло...
В порожистой, быстрой и местами чрезвычайно мелкой реке Кеми попадаются жемчужные раковины, хотя лов их и не составляет исключительного занятия всех жителей, но даже и одного какого-нибудь семейства...
Кемляне, как и все остальные поморы, не дают этой отрасли промыслов особенной доли участия и внимания, кладя всю жизнь, находя всю цель существования исключительно в рыбных и звериных промыслах, в судостроении и торговле».
В 1802 году Кемь была переведена из Олонецкой губернии в состав Архангелогородской, что во многом споспешествовало ее бурному экономическому развитию. Так, к 1856 году в уездном городе числилось три церкви, 267 домов, шесть торговых лавок, а в 1888 году в 12 километрах от Кеми, на Поповом острове, был возведен один из крупнейших на Беломорье лесопильных заводов.
Относительно спокойное течение местной истории было нарушено в марте 1918 года, когда в Кеми установили советскую власть. А уже в июле того же года город был оккупирован войсками Антанты.
Объединенный отряд финнов, сербов и англичан численностью около 2,5 тысячи человек разоружил железнодорожную охрану. Сопротивление 150 красноармейцев было довольно быстро сломлено, а руководители Кемского уездного совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов А. А. Каменев, Р. С. Вицуп и П. Н. Малышев расстреляны.
Сумевшие бежать из Кеми активисты уездсовета И. Д. Спиридонов, В. П. Солунин и Л. Н. Алексеевский сформировали несколько партизанских отрядов. Однако слабая армейская выучка и устаревшее вооружение не позволяли противостоять превосходящим силам интервентов. Отступая вглубь материка, партизаны взрывали железнодорожные мосты, выводили из строя подвижной состав, вывозили или сжигали продовольствие.
Следует признать, что местное население в подавляющем большинстве заняло сторону войск Антанты. Столкновения (вооруженные в том числе) между поморами и красными партизанами (красноармейцами) вспыхивали по всему побережью Онежской губы.
Сохранилось интересное описание обстановки на побережье (Онега, Кий-остров, Ворзогоры, Подпорожье, Сорока, Сумской посад, Кемь) как раз накануне высадки союзного десанта. Выписка из дневника чиновника Онежского казначейства:
«Настроение жителей летом 1918 года было весьма подавленное, чувствовался большой недостаток в хлебе и в съестных припасах. Большевиками производились обыски, отбирался хлеб, кое у кого из буржуазии отобрали серебро... Буржуев заставляли платить большие контрибуции... Некоторым из купцов пришлось порядком посидеть в заключении, а один из них, некто Василий Толубенский, поплатился даже жизнью. У Толубенского была приличная торговля хлебом... Толубенский, еще молодой человек 23 лет, не более, полгода только этим и жил с молодой женой. Перед самой смертью Толубенский прекратил уже, вследствие притеснений, торговлю. Все было ликвидировано, и он хотел уехать к себе на родину, кажется, в Вологодскую губернию, а вместо того получилось отправиться к праотцам. Убит он был среди бела дня в собственной лавке выстрелом из револьвера. Убил его один из членов Исполкома — Оксов. Говорят, Оксов требовал от Толубенского взятку, а последний не давал.
По деревням пролетариат тоже щупал кулаков, некоторых обирали до нитки. Грозили отбирать коров у всех, у кого имелось больше одной. В Крестном монастыре обчистили монахов, а также и церковные ценности. Само собой, не обошлось и без некоторых некрасивых выходок Та же участь (в большем размере) постигла и находящийся вверх по Онеге Кожеозерской монастырь. Молодецким налетом шайка большевиков очистила монастырь на славу. Часть монахов была перебита, остальные разбежались. Все эти странные дела и вести, часто и лживые, ужасно нервировали население... Дело дошло до того, что боялись сидеть вечером с огнем, чтобы не привлечь каких-нибудь подозрений».
Понятно, что появление интервентов, прогнавших большевиков, здесь встретили с радостью.
В августе 1919 года Учрежденный собор Спасо-Преображенского Соловецкого монастыря обратился к епископу Кентерберийскому с просьбой не выводить английские войска с Русского Севера и защитить обитель от большевиков, уже разоривших многие древние материковые монастыри.
Известно, что к этому времени Соловецкий монастырь имел шесть скитов, три пустыни, 19 храмов, 30 часовен, богатейшую ризницу-музей, типографию, училище-семинарию, ремесленные классы-мастерские, гидроэлектростанцию, радиостанцию, ботанический сад, молочную ферму, ремонтные мастерские, флотилию пассажирских и грузовых морских судов, сухой док, сеть паломнических гостиниц. Всё это огромное хозяйство оказалось под угрозой уничтожения и разграбления.
Впрочем, ответ из Англии так и не пришел...
Зато пришли вести из Кеми — 3 февраля 1920 года город был занят частями РККА.
Прокатилась первая волна арестов и расстрелов тех, кто сотрудничал с интервентами. В этом же году Кемь получила статус уездного города Карельской трудовой коммуны.
Восстановление советской власти в Кеми происходило в карательно-репрессивном формате. Местное население с нежеланием сдавало оружие, всячески уклонялось от новых повинностей, что во многом объяснило концентрацию значительных сил НКВД в регионе.
В 1923 году в Кеми, вернее сказать, на Поповом острове, был создан Кемский пересыльно-распределительный пункт (Кемьперпункт) ОГПУ СССР в системе Соловецких Лагерей Особого Назначения.
Под нужды лагпункта были приспособлены деревянные бараки, возведенные на Поповом острове (с 1923 года остров Революции) при Кемском лесозаводе еще до интервенции, а затем и англичанами в 1918—1919 годах. Впоследствии здесь были построены так называемые «холодные бараки» для штрафников (не бревенчатые, а дощатые с засыпкой из опилок между досками), а во второй половине 20-х годов в Кемьперпункт провели железнодорожную ветку для переброски этапов сразу к месту дислокации и отправки на Соловки (до этого этапы прибывали в лагерь пешком с железнодорожной станции Кемь).
Бывший соловецкий заключенный Созерко Артаганович Мальсагов (1895—1976) так описал Кемьперпункт в 1924 году:
«Большая часть лагерных бараков сооружена британцами, действовавшими совместно с русской Северной армией под предводительством генерала Миллера... До 1925 года в лагере не имелось ни уборной, ни больницы, ни электростанции, ни мастерских; не было дорог — ни деревянных, ни грунтовых. Совсем еще недавно случалось, что арестанты тонули в липкой болотной жиже, а бараки заливались потоками жидкой грязи. Деревянные дороги из досок и планок поддерживаются утопленными в болоте сваями. Таких дорог и тропинок всего пять. Самая большая из них идет от главного входа до восточной стороны проволочного забора и называется Невский проспект. Другие дороги проходят от запасных ворот к Невскому проспекту и от него к уборной, к бараку № 1, где живут политические. И от крайнего складского помещения — к больничному бараку...