Жизнь СЛОНа была строго регламентирована в «Положении о Соловецких Лагерях Особого Назначения Объединенного Государственного Политического Управления» от 2 октября 1924 года.
«Положение» состояло из трех отделов и 196 параграфов.
Процитируем некоторые из них.
Параграф 6. Управление Соловецкими лагерями ОН ОПТУ расположено на острове Соловки в Белом море.
Параграф 39. Взаимоотношения комсостава, воинских частей и лагерной администрации определяются положением о войсках ОГПУ.
Параграф 61. Вместе с заключенными могут быть принимаемы в лагеря только грудные дети, в возрасте до полутора лет (18 месяцев), которые помещаются с матерями. Примечание: дети от полутора лет могут быть оставляемы при родителях впредь до передачи их лицам, коих родители укажут, или до помещения в детский дом.
Параграф 76. Заключенные делятся на пять категорий по признакам преступления и социальному положению. В первую категорию (входят) осужденные рабочие и крестьяне, имеющие не более одной судимости. Во вторую категорию — осужденные, имеющие более одной судимости, и лица иного, чем первой категории, социального положения. В третью категорию — осужденные в порядке ст. 57—73 включительно Уголовного кодекса, кроме политических. В четвертую — рецидивисты, в пятую категорию — осужденные за политические преступления (меньшевики, эсеры и анархисты).
Параграф 113. Работы заключенных имеют воспитательно-трудовое значение, ставя своей целью приохотить и приучить к труду отбывающих наказание, дав им возможность по выходе из лагерей жить честной трудовой жизнью и быть полезными гражданами СССР.
Параграф 155. Разговор заключенных с лицами, посещающими их, должен вестись на понятном для присутствующего надзора языке.
Параграф 169. Карцеры должны быть особо окарауливаемы и возможно более часто (не менее раза в день) посещаемы начальником отделения лагерей, его помощником или старшим надзирателем. Примечание: карцер должен представлять из себя одиночную светлую, сухую камеру, снабженную койкой, но без постельных принадлежностей и безо всякой мебели.
Параграф 170. В случае буйства заключенного, при невозможности прекращения его какими-либо мерами, может быть применено наложение смирительного пояса по распоряжению начальника отделения лагерей или его помощника.
Параграф 185. За побег заключенного отвечают как за преступление по должности все лица, на обязанности коих лежало окарауливание заключенного и наблюдение за его поведением.
Впрочем, строжайшая регламентация не мешала лагерному начальству немилосердно нарушать правила содержания заключенных, о чем мы уже прочитали в воспоминаниях Б. Ширяева и А. Клингера. Нарушения эти по большей части носили демонстративно-злостный характер, а удаленность СЛОНа от материка, центра и, следовательно, от контролирующих органов обеспечивала полную безнаказанность и своеволие как самого А. Ногтева, так и его подчиненных.
Второе и третье отделения СЛОНа — Савватиево-Исаково и Муксалма — являлись ключевыми промышленными единицами лагеря. Так, в Савватиеве находился Соловецкий лесхоз, который к 1925 году уже занимался поставками островного леса через Кемь за границу. В свою очередь, усилиями лагерного Сельхоза № 1 на острове Большая Муксалма, который располагал собственным конезаводом, свинофермой, скотными дворами, птичником, крольчатником, маслозаводом и колбасной мастерской, к 1926 году СЛОН перешел на полную самоокупаемость, а его (Сельхоза № 1) продукция поступила на внутренний и внешний рынки.
Однако в историю Соловецких Лагерей Особого Назначения второе и третье отделения вошли совсем по другой причине.
Дело в том, что здесь, в Савватиеве и на Муксалме, с 1923 по 1925 год располагались политскиты (в 1924 году к ним прибавился и лагпункт на острове Анзер).
Режим содержания политических ссыльных радикально отличался от общего режима в первом кремлевском отделении. Заключенным в Савватиеве и на Муксалме было разрешено проживать со своими семьями и даже детьми. Комнаты были обеспечены всем необходимым для проживания — кроватями, столами, стульями, шкафами и полками для книг; полагалась регулярная смена постельного белья. Время прогулок не было ограничено. Так как проживание политических ссыльных на Соловках финансировалось Международным Красным Крестом, то и питание заключенных нельзя было назвать лагерным.
Более того, «политическим» было разрешено проводить собрания, кружковую работу, вести регулярную переписку не только в СССР, но и за рубежом; более того, их переписка не контролировалась цензурой. По неоднократным требованиям заключенных политски-тов на остров (в Савватиево и на Муксалму) приезжали представители Международного Красного Креста с целью проверки условий содержания «политических».
Из воспоминаний бывшего соловецкого заключенного М. М. Розанова: «Статус “политический”... имели только члены партий, боровшихся вместе с большевиками против царизма: левые эсеры, социал-демократы (меньшевики) и анархисты... В скитах социалисты по традиции коллективно защищали свои “права политических”, отвоеванные у царизма. У каждой партии был свой выборный, а не назначенный начальством, как у каэров — контрреволюционер, впоследствии сов-каторжанин, приговоренный к 20 годам исправительно-трудовых лагерей (ИТЛ), староста. Был свой завхоз, своя каптерка, куда поступали деньги и посылки от родных. Посылки от Красного Креста поступали тоже в общий котел. Колючая проволока и вышки с часовыми отгораживали социалистов от остальных соловчан. Они не могли выйти за проволоку, но и охране тоже было запрещено переступать “демаркационную линию”. Жизнь в скитах шла относительно безмятежно в сравнении с бурной кремлевской... Выписывались книги, газеты, журналы; словом, все, как в проклятом прошлом».
По понятным причинам особый режим содержания «политических» (в сравнении с первым отделением второе и третье были просто домами отдыха) не мог не вызывать недоумения и раздражения как на самом острове, так и в центре. В декабре 1923 года в СЛОН пришло распоряжение, согласно которому в отношении политических ссыльных вводилось ограничение времени пребывания вне помещений. Для доведения распоряжения до заключенных в Савватиево был отправлен отряд красноармейцев.
Бывший помощник коменданта Второго лагеря политзаключенных в скиту Савватиево Андрей Иванович Рощин так описал эти события: «Надо сказать, что политические заключенные пользовались абсолютной свободой. Они находились в изолированном, околоченном колючей проволокой лагере, в двухэтажном доме... У них было самоуправление. Мы не вмешивались к ним. Только наружное наблюдение с постов... Они же постовых на вышках часто обижали, подходили к этим вышкам и ругали бойцов... В конце концов это привело к трагедии. В общем, из Москвы приходит однажды директива: ограничить пребывание на свежем воздухе от и до, примерно до шести часов вечера. Как раз в этот день дежурил я. Посылает меня Башмаков к старостату с указанием явиться им в комендатуру — расписаться в приказе об изменении порядка пребывания заключенных на воздухе. Старостат отказался».
Далее события пошли, увы, по худшему сценарию. «Политические» отказались от исполнения этого приказа, намеренно покинув помещения в запрещенное время. Столкновения с охраной и прибывшими красноармейцами закончились трагедией — шесть убитых. В ответ на события в Савватиеве заключенные политскита на Муксалме объявили всеобщую многодневную голодовку.
Об инциденте сразу стало известно в Москве, также о расстреле политических заключенных на Соловках сообщило несколько европейских периодических изданий. Чтобы замять ситуацию и по возможности успокоить международную общественность, руководством лагеря было принято решение в виде исключения захоронить погибших рядом с политскитом. Мемориал погибшим Г. Качоровскому, Е. Котовой, В. Попову, Н. Бауэр, М. Горелику и Г. Билима-Постернакову просуществовал в Савватиеве до 1925 года.
В ходе следствия по этому делу начальник УСЛОН А. П. Ногтев был срочно вызван в Москву. Внезапное исчезновение «Палача» с острова дало повод для многочисленных слухов. В частности, Б. Ширяев в своей книге «Неугасимая лампада» выдает желаемое за действительное — якобы Ногтев был тогда арестован за превышение полномочий и воровство, расстрелян и похоронен в неизвестной могиле на острове. Эту ошибочную информацию можно встретить в некоторых публикациях, посвященных СЛОНу, и по сей день.
На самом же деле в мае 1929 года А. П. Ногтев вновь вернулся на Соловки в прежней должности и пробыл здесь до мая 1930 года. В частности, известна его совместная с Максимом Горьким и Г. И. Бокием фотография на острове, сделанная в 1929 году.
В 1939 году А. П. Ногтев был осужден на 15 лет лагерей в Норильлаге, но по амнистии был освобожден через семь лет. Умер он в Москве в 1947 году в возрасте пятидесяти пяти лет.
В июне 1925 года, согласно постановлению СНК СССР, содержание политических ссыльных в Соловецком Лагере Особого Назначения было прекращено, и все «политические» были вывезены с острова на материк
С ноября 1925-го по май 1929 года должность начальника УСЛОНа занимал бывший красный латышский стрелок Ф. И. Эйхманс. «Он был иного типа, — пишет В. Ширяев, — интеллигентный (бывший студент Рижского политехникума), деловитый, энергичный, он делал карьеру на революции, дал промах на прежней службе, а потом на Соловках старательно и умно выслуживался... При Эйхмансе кровавый хаос Ногтева постепенно замыкался в твердую, четкую систему советской каторги».
Именно при Федоре (Теодорсе) Ивановиче на Секирной горе, на территории бывшего Вознесенского скита, организовывается четвертое отделение СЛОН ОГПУ — мужской штрафной изолятор.
Изолятор комплектовался из отказников из числа уголовного элемента, рецидивистов, осужденных по 58-й статье, а также бывших «политических». Охрана и надзор осуществлялись силами сосланных в СЛОН за должностные преступления офицеров РККА, милиционеров и чекистов. Срок содержания в штрафизоляторе составлял от двух недель до года. Однако год здесь не выдержал никто.