{369} – запись в дневнике от 8 октября 1970 года. О каких трех сыновьях толкует Фёдор Абрамов? Вероятно, о Бунине, Пастернаке и Солженицыне.
В эти же дни Андрей Тарковский запишет: «Сейчас очень шумят по поводу Солженицына. Присуждение ему Нобелевской премии всех сбило с толку. Он хороший писатель. И прежде всего, – гражданин. Несколько озлоблен, что вполне понятно, если судить о нем как о человеке, и что труднее понять, считая его, в первую очередь, писателем. Лучшая его вещь – “Матрёнин двор”. Но личность его – героическая. Благородная и стоическая. Существование его придает смысл и моей жизни тоже»{370} – дневниковая запись от 17 ноября 1970 года.
Ожидание награды – вещь понятная. Как дети гадают, что подарит Дед Мороз на Новый год, надеясь на самый нужный и потому лучший для себя подарок, так и творческие люди испытывают ни с чем не сравнимые эмоции и желания получить материальное воплощение высокой оценки их труда. Кто-то назовет это тщеславием, а иные – естественным желанием стать первым среди равных, хотя бы на время, когда на этот же пьедестал не поднимется уже следующий «чемпион». Но если мечта спортсмена о золотой медали ограничивается его возрастом, то творцы бегут за медалями порою всю жизнь, тратя нервы и драгоценное время, которое могло бы уйти на создание новых произведений. И писатели здесь не исключение, даже наоборот, в очереди «за подарками» они стоят первыми. Так сложилось. И не только в нашей стране и в нашей литературе, но и в мире. Ведь не вручается же Нобелевская премия художникам, артистам, архитекторам. А уже само ее существование создает определенную провокацию.
Долгое время в Советском Союзе главным критерием успеха писателей было количество полученных ими Сталинских премий. Рекордсменом был шестикратный лауреат Константин Симонов, пятикратным – Александр Корнейчук (поди-ка сейчас вспомни, кто это такой, осталась в Москве лишь улица в честь этого украинского драматурга, хотя в Киеве уже давно все переименовали – и проспект, и станцию метро). Сталинские премии были учреждены до войны, в 1939—1940-х годах, причем по двум направлениям: в области науки и культуры и отдельно по литературе, что подчеркивало внимание власти к писателям. Лауреаты получали диплом и значок с ликом учредителя, то есть самого Иосифа Виссарионовича. Выплачивались премии из специального фонда, куда стекались гонорары за издание сочинений вождя народов (какая щедрость!). Соответственно, это можно расценивать как поощрение или подачку (каждому свое) лично от Сталина, а даже не от всего советского народа. Постепенно сложилась следующая система премий: лауреаты 1-й степени получали 100 тысяч рублей, 2-й – 50 тысяч, 3-й – 25 тысяч. В год своего семидесятилетия Сталин учредил еще и Международную Сталинскую премию «За укрепление мира между народами». Награждали много и часто, особенно писателей и кинооператоров (Сталин любил смотреть кинохронику). Среди литераторов было немало дважды и трижды лауреатов. После войны возникла даже «мода» на многократных лауреатов.
По этому поводу хочется процитировать трижды сталинского лауреата Александра Твардовского: «Практика ежегодных присуждений сталинских премий, может быть, создала такие условия, что наша критика не имела возможности осмысливать явления литературы в свете ее большого исторического развития, в разрезе десятилетий. По крайней мере, это делалось очень редко. У нас была как бы только литература года. На этот год, вне исторического контекста, направлялось внимание»{371} – из дневника от 12 декабря 1954 года. Мысли Александра Трифоновича перекликаются с сегодняшним днем – ведь у нас также каждый год объявляют «литературу года». Проходят пятилетки, и попробуй вспомни, кого там объявляли очередным «выдающимся писателем» десять лет назад.
По этому же поводу сетовал Михаил Пришвин 7 июля 1951 года: «Госпремия гасит свободную личность, трудовую, и превращает ее в государственного невольника, обязанного быть довольным своим положением. Стон и недовольство исходят от тех, кто не получил премии. Выход у них один: получить премию. И они, стараясь больше и больше, получают ее рано или поздно. Так что премия является кнутом лауреата, подгоняющим невольников»{372}. Для кого кнутом, а для кого и пряником! Сам Михаил Михайлович так и не получил ни одной премии, ни рано, ни поздно. Но разве это важно для нас, его читателей?
Смерть вождя в 1953 году пресекла полноводный поток награждений, как Днепрогэс великую украинскую реку. На некоторое время возникла даже пауза, насторожившая не только привыкших к раздаче подарков писателей, но и представителей других творческих цехов и «областей народного хозяйства». Волноваться пришлось недолго. Уже в 1956 году была возрождена ежегодная Ленинская премия, вручавшаяся ученым, изобретателям, научным работникам, архитекторам, артистам, а заодно и писателям «за выдающиеся произведения литературы и искусства»{373}. Впервые эта премия была учреждена еще в 1925 году, но просуществовала всего десять лет, по понятной причине – установление культа живого вождя, оттеснившего в народном сознании усопшего «вождя мирового пролетариата».
С 1956 года в порядок присуждения Ленинской премии периодически вносились изменения, но в целом смысл оставался прежним, как и было задумано изначально: ее вручали за выдающиеся достижения в области науки и культуры. Лауреаты премии получали диплом и золотой почетный знак с профилем Ильича. Вся работа по рассмотрению претендентов и их достижений на премию была возложена на Комитеты по Ленинским премиям – в области науки и техники и в области литературы и искусства. Списки представленных на соискание премии и отобранных комитетами для дальнейшего обсуждения работ публиковались в центральной печати. И в этом видится определенный демократизм даже по сравнению с нынешними временами, когда все стало более узко и келейно.
Романы и повести кандидатов можно было прочитать в журналах и книгах, а вот если выдвигались, к примеру, художники, то их картины выставлялись для всеобщего обозрения. Таков был порядок. «В субботу был на выставке картин, представленных на госпремию: убожество удручающее. Выставка туркменской живописи по случаю 60-летия республики: ни одной живой души. Один я пробежал по залам. Зачем такое устраивают? Демонстрация антиинтернационализма»{374}, – отметил сотрудник ЦК КПСС Анатолий Черняев 15 октября 1984 года, впоследствии помощник первого президента СССР Михаила Горбачёва.
Объявление имен лауреатов приурочили ко дню рождения Ильича, в апреле. Первым среди писателей Ленинскую премию в 1957 году получил Леонид Леонов за роман «Русский лес», а Муса Джалиль удостоился этой награды посмертно за цикл стихотворений «Моабитская тетрадь». В 1959 году лауреатами стали Мухтар Ауэзов за роман «Путь Абая» и Николай Погодин за драматическую трилогию «Человек с ружьем», «Кремлевские куранты», «Третья патетическая». В 1960 году Ленинской премии удостоились Максим Рыльский, Мирзо Турсун-заде и Михаил Шолохов (за роман «Поднятая целина»). Что бросается в глаза: обязательное соблюдение принципов социалистического интернационализма и дружбы народов. Среди награжденных непременно должны были присутствовать представители национальных литератур. И так было из года в год.
Например, в 1961 году лауреатами стали москвич Александр Твардовский, ленинградец Александр Прокофьев, украинский писатель Михаил Стельмах и эстонец Юхан Смуул. А в 1962 году вместе с Корнеем Чуковским премию разделили белорус Петрусь Бровка и литовец Эдуардас Межелайтис. Таким образом, вручение премии преследовало не только поощрительные цели, но и сугубо идеологические: достижение некоего «культурного» баланса, один-два писателя из центра, остальные из союзных республик, что демонстрировало опять же мудрость «ленинской национальной политики» (прямо как нынче на американской премии «Оскар» – только там все зашло гораздо дальше!).
12 апреля 1962 года Чуковский в Переделкине записал: «Сейчас в три часа дня Александр Трифонович Твардовский, приехавший из города (из Ленинского комитета), сообщил мне, что мне присуждена Ленинская премия. Я воспринял это как радость и как тяжкое горе. Чудесный Твардовский провел со мною часа два… Оказалось, что провалились Н. Н. Асеев, Вал. Катаев. Я – единственный, кому досталась премия за литературоведческие работы. Никогда не здоровавшийся со мною Вадим Кожевников вдруг поздоровался со мною. Все это мелочи, которых я не хочу замечать»{375}. Вот вам и первая ласточка: стал здороваться Кожевников! Какое счастье! А поздоровался он не потому, что зауважал Корнея Ивановича, а потому, что с лауреатами Ленинской премии здороваться надо по статусу. Так что это вовсе не мелочь: не хочешь, а заметишь Чуковского. Авось и самому Кожевникову премию дадут…
Хорошо, что Твардовский (член комитета) не сказал Чуковскому всей правды: что тот мог бы и не получить премию за свою книгу «Мастерство Некрасова», ибо против этого выступал ЦК КПСС, в недрах которого родилась записка о «нежелательности выдвижения на Ленинскую премию К. И. Чуковского»{376}. В дневнике от 13 апреля 1962 года Твардовский раскрывает подробности: «Съездил в город 11-го на 12-е, проголосовал, подписал протоколы в Комитете, привез Чуковскому премию (он и не подозревает, что не будь моего, то есть одного еще, сверх 70, голоса, он бы остался без нее)»{377}.
Сходные мысли посещали и другого писателя, члена комитета от Украинской ССР, Олеся Гончара. 5 апреля 1962 года он отметил в своем дневнике:
«Третий день работает Комитет. Пересевает претендентов. Сколько черных страстей бушует в эти дни! Нажимаются все кнопки, все рычаги знакомств и протекций, люди что-то гадают, прикидывают, выторговывают… В водовороте распрей и страстей нередко забывается главное – само произведение, выставленное на обсуждение; оказывается – не это ли здесь самое главное, и мысль читателя, зрителя – зачем она здесь? Уже завалили одного, второго, третьего… Соискатели ходят под окнами, как тени, ведрами пьют валидол, а мы – шкаликами водку (в коротких перерывах между заседаниями). Расул [Гамзатов] когда входит в зал заседаний – вокруг сразу повеет густой дух спиртного… Сразу же и берет слово, чтобы величать Чуковского. Не хватает кворума. Ждем Суркова. Вот он влетает сердитый, окрысенный, в разных ботинках (один на резине, второй – на коже).