. Если бы все изгнанники-литераторы собрались за границей вместе, в одной стране, в одном городе, то из них можно было бы создать большой писательский кооператив…
А жизнь тем временем бурлила и продолжалась в писательском детском саду – был такой на Красноармейской улице, с начала 1960-х годов. Каждое утро литераторы вне зависимости от жанра, в котором они работали, будь то деревенщики или поэты-песенники, приводили сюда своих чад. А куда денешься? Работать надо. Сад был обычным. А вот заведующая Елена Борисовна Асылбекова запомнилась многим его воспитанникам, ставшим сегодня дядями и тетями. Судя по отрывочным воспоминаниям, она была на редкость колоритной фигурой – не выпускала изо рта любимый «Белый мор» (так называли в народе папиросы «Беломор»), который курила еще с войны, ко всем родителям обращалась на «ты», зато детей любила беззаветно.
Помимо прочих достоинств, заведующая обладала завидным чувством юмора. Как вспоминала Вера Чаплина, однажды на родительском собрании Елена Борисовна обратилась к собравшимся: «Дорогие родители! Когда вы дома обсуждаете мою личную жизнь, старайтесь, чтобы дети при этом не присутствовали. Потому что в моем кабинете очень хорошо слышно, как они, сидя на горшках, всё это воспроизводят, с вашими же интонациями и оборотами. И сразу становится понятно, кто и что сказал…»{508}
В детском саду Литфонда кормили не разносолами, а все теми же противными морковными котлетами, на которых выросло несколько поколений советских детей. Катя Рождественская запомнила свою повседневную жизнь в детском саду, ибо ее сдавали на пятидневку, то есть с понедельника по пятницу: «Однажды мне воспитательница запихнула в колготки противные морковные котлеты. Я отказывалась есть, поэтому и запихнула, чтобы они хоть где-то во мне оказались. Хоть в колготках… Еще нам капали в суп рыбий жир и натирали корку черного хлеба чесноком, чтобы меньше болеть. Давали бутерброды – белый хлеб с вареной сгущенкой»{509}. А на лето детей отправляли в сад в Малеевке.
Дети всегда остаются детьми. И приходя в сад, они повторяли то, что слышали от своих домашних. А другие детишки все это слушали, унося с собой полученные таким образом интересные знания. Дочь Сергея Чупринина уже в первый день своей детсадовской «неволи» рассказала родителям, что «подружилась с внучкой Самого Главного Писателя», который и сам вскоре пожаловал: «На пороге появился Владимир Алексеевич Солоухин. Лично решил удостовериться, с правильной ли семьей познакомилась его внучка. Почти не разговаривая, осмотрелся: ну, что сказать – однушка, мебель из ДСП, икон нет, тем более старинных… Больше мы с ним никогда не встречались. И у дочери дружба сразу же сошла на нет»{510}.
Вообще-то «Самые Главные Писатели» жили в других местах. Такова уж жизнь номенклатурная. Где вы видели, чтобы министр, допустим, угольной промышленности или торговли жил в одном доме с шахтером или продавцом? Кесарю – кесарево, слесарю – слесарево. Так было заведено и в литературном министерстве. Александр Фадеев – генеральный секретарь Союза писателей СССР в 1946–1954 годах жил на улице Горького, 27–29, а застрелился в 1956 году в Переделкине, став первой жертвой борьбы с культом личности. «Совесть мучает. Трудно жить, Юра, с окровавленными руками»{511}, – признался он незадолго перед смертью соседу Юрию Лебединскому. Сменивший Фадеева Алексей Сурков проживал на той же улице Горького, в доме 19.
В 1959 году пост первого секретаря Союза писателей занял Константин Федин, так до 1970-х годов и прописанный в Лаврушинском переулке (и в этом видится некое исключение из правил). Георгий Марков жил в Большом Палашевском переулке, доме 3 – более известном как дом Раневской (актриса жила здесь в 1973–1984 годах). Зять писателя Георгий Тараторкин вспоминал в 2015 году: «Скромный дом был… Была приходящая помощница по хозяйству, был служебный автомобиль. Вот и все. За время, пока Георгий Мокеевич был первым секретарем Союза писателей, ему не было выписано ни одной премии. И дачу не построил, жил на государственной. Они же с женой были сибиряки, у них совсем другие представления обо всем»{512}. Кто бы сомневался…
Ничего поразительного нет в том, что последний глава Союза писателей СССР (в 1986–1991 годах) тоже жил отдельно от руководимых им коллег. Владимир Карпов – очень достойный человек, штрафник, разведчик, искупивший вину перед Родиной кровью и удостоенный за подвиги на войне звания Героя Советского Союза. Став членом ЦК и председателем Комитета по Ленинским и Государственным премиям, он почти сразу переехал в так называемый брежневский дом на Кутузовском проспекте, 26, в бывшую квартиру застрелившегося милицейского министра Щелокова. В одном из своих интервью Карпов рассказывал, что поначалу Михаил Горбачёв предложил ему поселиться с ним в одном с ним доме на Ленинских горах. Но писатель отказался…
Едва не забыли про Веничку Ерофеева – он жил на Флотской улице у Речного вокзала. До переезда сюда автор постмодернистской поэмы «Москва – Петушки» обретался у своей жены Галины Носовой в Камергерском переулке. Их старый дом расселила финская авиакомпания, осчастливив жильцов отдельными квартирами на окраинах столицы. Квартира Ерофеевых на Флотской поражала гостей пустотой, нарушаемой лишь полками с книгами и вереницей пустых бутылок.
Глава девятая«Мои авторские права – мое богатство». Как и на что потратить гонорар…
Валентин Распутин и жадный обком – Что такое ВААП – Костюмы Бориса Пастернака – «Тяжелый песок» – Обмен Брежнева на Трифонова – Валентин Пикуль в «Березке» – Евгений Евтушенко сочиняет – Владимир Дудинцев без гонораров – Гавриил Троепольский и «Белый Бим» – «Чукотская сага» Юрия Рытхэу – Александр Бек в Праге – Михаил Шолохов на «мерседесе» – «Четыре года ждал ондатровую шапку!» – Даниил Гранин в сельпо – Костромские очереди Игоря Дедкова – «Мыло только членам президиума!» – Сколько платили – «Шальные» переводы Юрия Казакова – «Гонорарный день» – Псевдоним Кира Булычёва – Паспорт Беллы Ахмадулиной – Лев Ошанин продает орден Ленина
Многие советские писатели, рассказывая о переезде в кооперативный дом, нередко сообщали об этом как бы всуе: «Я купил квартиру». Выглядело это настолько повседневно, будто речь шла о покупке туфель в обувном магазине через знакомого «тувароведа», как выражался персонаж Аркадия Райкина, мечтавший о том, что «пусть все будет, но пусть чего-то не хватает». Но откуда же у литераторов (по сравнению с другими гражданами) брались такие сверхдоходы, что позволяли совершать столь крупные приобретения? Далеко не каждый советский человек мог себе позволить покупать на рынке фрукты и овощи, не то что квартиры. Вот и Валентин Распутин жаловался Игорю Дедкову 31 октября 1982 года, что «в Иркутске выдают по триста граммов масла и восемьсот граммов колбасы в месяц на человека, и писателей обком никак не “подкармливает”»{513}. Масла не хватает, а писатели квартиры покупают. Но не будем горячиться, разберемся…
Борис Панкин, на которого мы не раз уже ссылались, был желанным гостем не только в доме Константина Симонова, но и любого другого известного советского писателя, пусть даже с ним не знакомого (и мог бы даже, вслед за заведующей писательским детским садом Еленой Борисовной, говорить всем лауреатам Госпремий «ты»). А все потому, что именно Борис Дмитриевич Панкин, исполненный редкой человеческой порядочности и благожелательности, с 1973 по 1982 год возглавлял ВААП – Всесоюзное агентство по авторским правам, став первым его руководителем в ранге министра – настолько большой вес обрело его ведомство.
ВААП хотя и считалось общественной организацией, но на самом деле было государственной монополией, призванной представлять интересы советских авторов за границей и у себя дома. Агентство занималось и зарубежными писателями, издаваемыми в Советском Союзе. На Западе ВААП торговало авторскими правами, так же как другие советские конторы продавали туда нефть и газ. А в своей стране это был своего рода единственный посредник между писателем и издателем, драматургом и театром, поэтом-песенником и рестораном, где исполняется его песня. Агентство контролировало соблюдение святого для каждого автора правила, согласно которому публикация или исполнение его произведения с коммерческой целью должны приносить ему доход и авторские отчисления.
Борис Панкин, прозаик и критик, дипломат (единственный посол, не признавший ГКЧП в августе 1991 года) и последний министр иностранных дел СССР (пусть и несколько месяцев), в 2021 году отметил девяностолетие. Пожелаем ему здоровья! А до назначения в ВААП в 1973 году он трудился в популярной газете, зная почем фунт лиха: «Когда я был главным редактором “Комсомольской правды”, мы каждый день печатали статьи, в том числе и за моей подписью, которые приводили начальство в ярость. Цензура была всесильна, но она часто спохватывалась лишь тогда, когда номер был уже в руках читателей и подписчиков. Меня постоянно вызывали то в партийный, то в комсомольский ЦК для вливаний. До поры выручало то, что Брежнев был нетороплив в решениях и не хотел прослыть обскурантом. Мое назначение председателем Всесоюзного агентства по авторским правам многих привело в недоумение. Мои доброжелатели мне сочувствовали. Присоединение Советского Союза к международным конвенциям по авторским правам накануне Хельсинкского совещания было в принципе делом прогрессивным. Но произошло оно под давлением Запада, прежде всего Соединенных Штатов. Уступив, советское руководство, как это водилось, захотело тут же и отыграться, сделать из вновь созданного ВААПа еще одну цензурную заглушку. И все это – руками человека с репутацией у властей вольнодумца. Со ссылками на международное законодательство, которое, мол, надо уважать, мы в Агентстве, наоборот, открыли шлюзы, и неугодные “твердолобым” труды хлынули с востока на запад, с запада на восток»