«Брежнев снова поднялся, теперь уже оторвав руки от стола, и двинулся к ближайшей стене, где… висел его чуть ли не в натуральный рост цветной фотопортрет – в мундире маршала и с грудью, увешанной от шеи до чресел звездами и орденами, среди которых выделялся орден Победы.
– Воо! – сказал хозяин кабинета, округлив губы, и рукой обвел по картинке все это богатство. – Во сколько! – добавил он для ясности»{521}.
Поскольку у Максвелла с собой орденов не было, аудиенция логично подошла к концу.
Лет через десять после описанной исторической встречи сочинения Леонида Ильича Брежнева уже изымали из библиотек (что когда-то проделывали с книгами исключенных из своего союза писателями). Хорошо помню, как в библиотеке пионерского лагеря старенькая библиотекарша Мария Ивановна под честное слово «никому не говорить» показала мне секретную полку, где был спрятан восьмитомник генсека – в бело-зеленой суперобложке. Дабы остаться незамеченными, книжки мало того что стояли перевернутыми вверх ногами, так еще и переплетом к стенке (кстати, очень символично: к стенке!). Чтобы никто не догадался.
Брежневские писания, сочиненные совсем другими авторами, прятали, зато, наконец, в 1987 году напечатали роман Анатолия Рыбакова «Дети Арбата», ждущий издания уже лет двадцать. В гонку с препятствиями превратилось и международное признание этой главной книги перестройки. Рыбаков передал рукопись на Запад еще раньше, но издавать там не спешил, считая что «“Детей Арбата” надо издать прежде всего у себя, в СССР, только так я смогу участвовать в преобразовании страны»{522}, – объяснял он свою позицию. Выезжая на Запад, при любой возможности в интервью и выступлениях Рыбаков говорил о том, что такой роман им написан и ждет своего издания. В итоге книга вышла как яичко к Христову дню. «Дети Арбата» были изданы более чем в пятидесяти странах мира.
Каким образом советские писатели получали гонорары за изданные за рубежом книги? Это можно было сделать рублями, но лучше чеками или сертификатами, которые отоваривали в специализированных магазинах «Березка», «Каштан», «Ивушка» и прочих (названия зависели от столицы союзной республики, где проживал писатель). В одной лишь Москве «Березок» насчитывалось порядка пятнадцати. Проросли «Березки» в середине 1960-х годов, когда число советских граждан, выезжавших работать за рубеж, существенно выросло. Обратно на родину они привозили зарплату в валюте, которую обязаны были обменивать на чеки Внешпосылторга. По этим чекам в «Березке» продавали все, что душе угодно: и вкусный дефицит, и заграничную одежду, и бытовую технику, и автомобили.
Продавали и книги, по ассортименту которых можно было догадаться, кого именно в настоящий момент предпочитают читать в СССР. Потрясающий случай рассказывает вдова Валентина Пикуля Антонина Ильинична. Однажды из газеты «Книжное обозрение» (издавалась и такая когда-то: было что обозревать!) она узнала о выходе в издательстве «Советский писатель» книги тиражом 15 тысяч экземпляров, составленной из двух произведений Пикуля: «Реквием каравану PQ-17» и «Богатство». Валентин Саввич заволновался: «Это провокация, ибо никаких договоров с “Совписом” я не имею. А книга эта вышла еще в 1978 году тиражом 100 тысяч». Он попросил сходить на почту и отбить телеграмму: «Пусть вышлют авторские экземпляры и еще 30 книг за наличный расчет». Полученный ответ был неожиданным и оскорбительным для автора: «Вашу просьбу удовлетворить не можем, поскольку книга издавалась целевым назначением для магазина “Березка”». Гонорар Пикулю не заплатили. Антонина Ильинична запомнила слова возмущенного супруга: «Где ж это видано, чтобы так издевались над автором. Я не говорю о гонораре. В какой еще стране мира возможно такое, чтобы писатель не имел права купить свою книгу?»{523}
Вахтеры при «Березке» простых советских людей даже на порог не пускали, во избежание возможного нервного потрясения, о чем сочинил стихотворение Евгений Евтушенко:
Есть в Москве волшебный гастроном.
Пол – ну хоть катайся на коньках.
Звезд не сосчитает астроном
на французских лучших коньяках.
………………………………………………………
Ходит шеф с трясущейся губой:
«С тоником сегодня перебой.
Кока-колы, извините, нет.
Запретил цензурный комитет.
Ну а в остальном, а в остальном…» —
Он рукой обводит гастроном,
………………………………………………………
У дверей в халате белом страж.
У него уже приличный стаж.
Но, к несчастью, при любом вожде
стражу тоже нужно по нужде.
Ну а тетя Глаша мимо шла.
Видит – магазин, да и зашла.
Что за чудо – помутился свет:
есть сосиски, очереди нет.
………………………………………………………
Тетя Глаша – деньги из платка:
«Вот уж я умаслю старика…»
Но явился страж и, полный сил:
«Есть сертификаты?» – вопросил.
Та не поняла: «Чего, сынок?»
А сынок ей показал порог.
Хорошее стихотворение, называется «Русское чудо» и написано в 1968 году. Видно, Евгений Александрович не раз в «Березках»-то бывал. Знал толк в том, о чем пишет. Если бы старушка – как сам Евтушенко – состояла в Союзе писателей и издавалась за рубежом, то никакой «страж» ее бы не выставил из «коммунизма».
Владимир Высоцкий, счастливо избежавший членства в Союзе писателей, тем не менее не был лишен такой привилегии – покупать продукты в «Березке». Но самому барду зачастую некогда было ходить в магазин из-за чрезмерной занятости в театре и кино, но больше всего, конечно, из-за частых концертов. Супруга Владимира Семёновича гражданка Франции Марина Влади отоваривала в «Березке» не чеки, а валюту: «Здесь можно найти все, чего нет в магазинах: американские сигареты, растворимый кофе, туалетную бумагу и даже яйца, картошку, салат, которых иногда нет неделями»{524}. Какой именно салат имеет в виду киноактриса, не понятно, наверное, «Витаминный» – изобретение советских кулинаров.
Галина Вишневская, вспоминая о скромной жизни у себя на даче в Жуковке Александра Солженицына, обед которого обычно состоял из куска хлеба, тарелки с вареной лапшой и бульонных кубиков, пишет о том, что даже когда Александр Исаевич получил Нобелевку, его запросы мало изменились. Автор «Архипелага ГУЛаг» покупал в «Березке» в основном заморские напитки – виски, джин, тоник и орешки. Сам он капли в рот не брал, выпивка предназначалась только немногочисленным иностранным гостям. Но даже при столь мизерных расходах из положенной ему Нобелевской премии писатель был вынужден унизительно доказывать свое право распоряжаться ею. Выдавать или нет Александру Исаевичу очередную порцию денег – решали чиновники. А сам он ел мало и неказисто. В повседневном рационе писателя были и бутылка молока, и квашеная капуста, а также вареная картошка и яйца. Солженицын, предполагая, что больше его печатать не будут, решил экономить – тратить по одному рублю в день, что в общем удалось. Так он и жил, отдавая все свое время творчеству и борьбе за право говорить и писать в родной стране то, что думаешь.
Наследники писателей также получали полагавшиеся им отчисления чеками. В декабре 1976 года в сочельник Андрей Вознесенский заглянул к Лиле Брик – официально признанной наследницей Владимира Маяковского. Мода отмечать католические зимние праздники распространилась тогда в Москве среди неверующей фрондирующей интеллигенции. Для Лили Юрьевны приход Андрея Андреевича стал праздником куда бо́льшим, нежели повод, по которому собрались, за столом икра красная и черная, крабы и угри, миноги и заливной судак, всякие колбасы, камамбер, мандарины. «Не стесняйтесь – берите побольше: всё из “Березки”… И колбаса похожа на колбасу, а не на бумагу из туалета…» – вспоминал слова Лили пришедший вместе с Вознесенским Аркадий Ваксберг{525}. А посередине стола – почему-то гигантская редька из Узбекистана (или из «Березки»?).
Книги самых читаемых советских фантастов – Аркадия и Бориса Стругацких были своего рода валютой. Один жил в Москве, другой в Ленинграде. Они переписывались. Если произведения Стругацких – это уже классика, то их переписка – любопытный источник для изучения советской повседневности. 26 июня 1980 года Борис сообщает Аркадию: «Получил приличную сумму из ВПТ («Внешпосылторга». – А. В.) – 1196 р[ублей] ч[еками]. – И еще оттуда же пришло письмо, что на моем счету 2477, за каковыми надо приехать. Ужо. В связи с этими новостями пошел и купил новую машину – жигуль 21011. Хоть эта польза будет от чеков». Борис Стругацкий рассказывал об этом времени: «Был период в нашей жизни (70-е годы, почти целиком), когда нам пришлось здорово подтянуть пояса. Новые договоры с нами не заключались, а старые начальство не желало исполнять. Аркадию пришлось поступить снова на работу, а мне – продать коллекцию марок, которую я собирал 25 лет. Но при всем при том мы были гораздо более благополучны, чем большинство наших знакомых писателей: ведь нас много печатали за рубежом, и, хотя 80 процентов наших гонораров забирало государство, остатков (в виде так называемых чеков “Внешпосылторга”) хватало, чтобы уверенно держаться на плаву. Я даже время от времени имел возможность обновлять себе автомашину на эти чеки»{526}.
Василь Быков пробовал продукты из «Березки» по печальному поводу, в январе 1971 года: «Довелось мне побывать в Москве и на сороковинах Твардовского. Помянуть покойного собрались в тесной квартирке Игоря Саца, пришли чуть ли не все новомирцы и еще кое-кто. Лакшин с отчаянием говорил, что разбросали их всех кого куда, как головешки из костра, и теперь им остается одно: тлеть, а не гореть. Хозяин – некогда секретарь Луначарского – жил скромно, выпивки не хватило. Тогда Жорес Медведев сбегал в “Березку”, купил за чеки виски, какую-то закуску. Выпили, посидели и разошлись»