номический рынок. Следует также учитывать, что староверческое капиталистическое предпринимательство развивалось естественным путём и опиралось на традиционные районы ремесла и кустарной сельской промышленности»[246].
Вообще, относительно хозяйственного стиля ревнителей старой веры исследователи выделяют следующие присущие ему черты[247]: во-первых, то, что можно назвать «мирской аскезой», — перенесение в обыденную жизнь строгой келейной этики аскетического христианства, которое предполагало включение предпринимательской деятельности, повседневных трудов в мир священного. К работе и труду требовалось такое же серьзное и ревностное отношение, как к молитве и посту. При этом данное требование сопровождалось отказом от роскоши и «земных радостей» и неприятием чувственной культуры. Во-вторых, трудолюбие и малое соотношение затрат времени на отдых и труд. «Праздность — училище злых», — любил повторять основатель согласия Феодосий Васильев. Как результат, большая дисциплинированность и более высокая производительность труда всегда выгодно отличали старообрядцев от остального населения. В-третьих, бережливость, отказ от расточительства и необдуманных трат. Весьма показателен в этом смысле образ жизни нижегородского старообрядца-миллионера П.Е. Бугрова: «Совершенно чуждый образу жизни нового поколения… Бугров живёт так, как жил он прежде, не будучи капиталистом, как теперь, а рядовым мужиком деревни Поповой… Имея несколько больших каменных домов в Нижнем Новгороде, большую водяную мельницу в Семёновском уезде и кредит чрезвычайно обширный, ворочая сотнями тысяч, этот старик живёт хуже всякого мещанина средней руки и делает это не от скупости, не из ханжества и вообще не по каким-либо расчётам, а по привычке к простому быту»[248]. В-четвёртых, взаимное доверие и дух общины. Осознание собственной избранности, характерное для старообрядцев, предполагало большую степень доверия к своим единоверцам и меньшую — ко всем остальным. Купец-старообрядец мог получить в общине беспроцентный кредит, наладить связи с другими регионами. Здесь нужно отметить, что и со стороны остального населения существовало большее доверие к самим старообрядцам. И наконец, в-пятых, императивы социального служения, а также спасения и укрепления общины. «Богатство не рассматривалось как самоцель, а лишь как средство для сохранения и укрепления общины, для социального служения. Эта норма проявлялась в распределении заработанных благ в среде старообрядцев. Нередки были случаи пожертвований, завещаний целого капитала в пользу общины, меценатства»[249].
Как уже говорилось выше, старообрядцы сыграли огромную роль в хозяйственном освоении Русского Севера, Урала и Сибири. Не меньшим был вклад старообрядцев в хозяйственное освоение Поволжья. «В руках старообрядцев оказались вскоре все главнейшие торговые пункты в Нижегородском крае и ниже по Волге. Начиная с Шуи, старообрядцы образовывали далее общины в Городце Балахнинского уезда, крупной для того времени хлебной пристани, в Горбатове, с прядильными мануфактурами, в Павлове, Лыскове, Макарьеве, Самаре. К концу XVIII века регистрированных раскольников по берегам Оки и Волги только в пределах Нижегородского края насчитывалось до 46 тысяч. В пристанях и приречных слободах старообрядцы захватили в свои руки всё судостроение и торговлю, совершенно оттеснив в сторону немногочисленное купечество, державшееся никонианства»[250].
Еще больше предпринимательская деятельность русских старообрядцев активизировалась после выхода Указа Екатерины И от 1762 года «О материнских щедротах». В соответствии с этим Указом старообрядцам разрешалось возвращаться на их родные места, отправлять богослужение по старопечатным книгам, заниматься торгово-промышленной деятельностью. «Отражением использования таких льгот для старообрядцев явилась деятельность в Москве Преображенского кладбища (беспоповцы) и Рогожской заставы (поповцы), в которых накапливались солидные капиталы от хлебного извоза, торговой и промышленной деятельности, передачи имущества от бездетных старообрядцев общине»[251]. Эти капиталы зачастую использовались для предпринимательской деятельности членов общины в виде льготных или даже безвозвратных кредитов. Известны факты поддержки со стороны Преображенского кладбища предпринимательской деятельности купеческой семьи Гучковых (в 12 млн рублей), московских фабрикантов Носова и Егорова. Рогожская община оказала значительную финансовую помощь выходцу из калужских крестьян Яковлеву, основателям ставшей впоследствии знаменитой династии фабрикантов и банкиров Рябушинских. Постоянные преследования старообрядцев со стороны светских и духовных властей только ещё крепче спаивали старообрядчество, вырабатывая у его последователей такие качества, как настойчивость, колоссальная энергия, взаимная поддержка.
Наиболее известной и многочисленной была династия Морозовых, к которой относилось сразу несколько купеческих родов, восходящих к общему прародителю — Саве Васильевичу Морозову (1770–1860). Основатель династии первоначально был крепостным крестьянином. Вскоре благодаря своему труду и недюжинным способностям он стал ткачом на небольшой шёлковой фабрике в деревне Зуево Московской губернии, а уже в 1797 году открыл собственное производство. В 1820-е годы он откупился на волю вместе с семьёй. К 1840 году владел уже несколькими мануфактурами в Никольском (ныне — часть города Орехово-Зуево), в Богородске (Ногинск) и в Москве. Был покровским 1-й гильдии купцом, мануфактур-советником, потомственным почётным гражданином, владельцем фабрики во Владимирской губернии и лавок в гостином ряду. По всей видимости, происходил из семьи староверов-беспоповцев, однако впоследствии присоединился к поповскому согласию и был похоронен на Рогожском кладбище. Оставил после себя пятерых сыновей: Елисея, Захара, Абрама, Ивана и Тимофея. Четверо из них положили начало самостоятельным купеческим династиям, оставившим заметный след в истории русской промышленности и культуры («Захаровичи», «Абрамовичи» и «Тимофеевичи» принадлежали к поповскому согласию, а потомки Елисея Савича — «Викуловичи» — к беспоповскому поморскому).
Елисей Савич Морозов (1798–1868), старший сын основателя династии и основатель линии «Викуловичей», потомственный почётный гражданин, богородский 1-й гильдии купец, около 1837 года отделился от отца и открыл собственную небольшую красильную фабрику рядом с отцовской в местечке Никольском. Благодаря умелому руководству и усовершенствованию окраски ситца добился хороших успехов. В 1847 году открыл ткацкую фабрику, продукция которой была в 1867 году награждена медалью на Парижской выставке. Вместе с тем Е.С. Морозов положил начало ценнейшим морозовским коллекциям икон и книг. Около 1841 года он устроил в своём доме на Гороховом поле в Москве поморскую моленную, в которую по воскресным и праздничным дням собиралось до пятидесяти человек. Морозовская моленная была украшена «весьма богатыми иконами». В собрании Морозова были иконы XV–XVI веков новгородской школы, иконы строгановских мастеров XVII века, «Деисус» работы Прокопия Чирина, икона «Умиление», которую специалисты приписывали кисти Андрея Рублёва. Иконостас «по богатству окладов на иконах и древности живописи» оценивался современниками в 10 тысяч рублей серебром.
Продолжателем семейных традиций стал сын Е.С. Морозова Викул Елисеевич (1829–1894). На свою фабрику во избежание беспорядков он старался принимать только рабочих-старообрядцев. Для рабочих строились казармы с бесплатным проживанием, освещением, отоплением и водоснабжением. При фабриках имелись фермы по 25–30 коров в каждой, собственные бойни, мельницы, хлебопекарни. На средства В.Е. Морозова и его сыновей в Никольском были построены образцовая больница, две фабричные школы и богадельня. С помощью английских специалистов, работавших на морозовских мануфактурах, в 1910 и 1914 годах были сооружены два футбольных стадиона, считавшихся в те годы лучшими в России. В деревне Ионово благодаря влиянию Викулы Морозова была открыта в 1880 году единственная в России легальная старообрядческая школа. В 1882 году он основал паевое Товарищество мануфактур Викула Морозова с сыновьями в местечке Никольском. Первоначальный основной капитал составил 7 миллионов 400 тысяч рублей. В начале XX века в составе предприятия были ткацкая и красильно-аппретурная фабрики в Никольском (10 тысяч рабочих) и бумагопрядильная фабрика при селе Саввино (2 тысячи рабочих). На 1914 год основной капитал Товарищества составлял 10 миллионов рублей. При этом на протяжении всей своей жизни В.Е. Морозов значительные суммы выделял на дела благотворительности. Так, на постройку городской психиатрической больницы на Канатчиковой даче (Алексеевской) он пожертвовал 60 тысяч рублей, на устройство дешёвых столовых и чайных и на улучшение «продовольствия бедного класса населения» — 3 тысячи рублей. Наследники из завещанных В.Е. Морозовым денег внесли 3500 рублей на постройку здания богадельни при попечительстве Яузского участка. Но главным делом потомков Викулы Морозова было строительство в Москве детской больницы, открытой в апреле 1902 года (архитектор И. А. Иванов-Шиц) и более известной в народе как «Морозовская». Ныне она носит имя Морозовых официально.
Старший сын В.Е. Морозова Алексей Викулович (1857–1934), хотя и занимал должность директора Товарищества, не захотел посвятить себя руководству фирмой. Он был страстным коллекционером, унаследовав от своего деда любовь к памятникам старины. Дедовское собрание икон он дополнил новыми приобретениями. К 1917 году оно насчитывало 219 единиц (при этом 74 иконы были переданы в 1908 году в новый поморский храм Воскресения и Покрова в Токмаковой переулке). А.В. Морозов составил также ценнейшие коллекции фарфора, миниатюр, гравюр, лубка, стекла, хрусталя, серебра, табакерок, деревянных резных игрушек, тканей и вышивок. Наиболее полными и ценными были собрания фарфора (2459 предметов) и гравированных и литографированных портретов (около 10 тысяч листов). Владелец бесценных коллекций сам подготовил и опубликовал описания части своего собрания. К сожалению, после революции 1917 года морозовское собрание было разрознено и разошлось по фондам различных московских музеев.