Новая волна амнистии началась с восшествием на престол Елизаветы Петровны. Она стремилась облегчить участь старых слуг своего отца и даже «вернуть» их в историю – так, сосланный еще в 1727 году Антон Девиер не только получил обратно графский титул, но и был восстановлен в должности петербургского генерал-полицеймейстера.
Другие сумели в Сибири сделать карьеру. «Конфидент» Волынского генерал-кригскомиссар Федор Соймонов был пытан, бит кнутом и сослан в Охотск; после прощения и «прикрытия знаменем» он остался там жить, вновь поступив на службу во флот. С 1753 года он руководил Нерчинской экспедицией «для описи Шилки и Амура», а в 1757 году был назначен сибирским губернатором. За шесть лет Соймонов открыл морскую школу; при нем было заложено несколько новых судов на озере Байкал, строились маяк и гавань. Бывший каторжник посвятил Сибири несколько ученых публикаций в журнале «Ежемесячные сочинения». В 1763 году он состоял членом Московской сенатской конторы и, наконец, в 1766 году ушел в отставку в чине действительного тайного советника и с пенсией.
Кое-кто из опальных вынес из ссылки не только жизненный опыт, но и представление о равенстве людей. В 1744 году Елизавета вернула из ссылки бывшего советника Петра I Генриха Фика; ему возвратили имение и наградили чином действительного статского советника. Доживая свой век в поместье, Фик сохранил нечасто встречавшуюся тогда способность воспринимать крепостных как равных. Последние его письма кабинет-секретарю императрицы Черкасову содержат трогательную просьбу вернуть отданного ему на время плотника, так как «жена ево молодая, которая доныне плачет, мужом своем апять видеть и обрадовать может».
Тайная канцелярия и при милостивой Елизавете работала бесперебойно; но, по подсчетам сотрудников канцелярии, за все 20-летнее правление были сосланы 36 «чиновных людей» и 729 «подлых»; еще 54 человека отправлены в монастыри.[793]
Общее количество сосланных при Екатерине II пока не подсчитано, но несомненно, что за ее долгое царствование оно было значительным. Так, например, в делах Тайной экспедиции списки поляков – «зачинщиков» и участников восстания 1794 года, сосланных в Сибирь и в различные города Европейской России, – насчитывают более двух тысяч человек.[794] На местах не всегда отделяли сосланных именно по политическим делам: «Генеральная табель» 1767 года по Оренбургской губернии насчитывает 1 194 ссыльных (380 – на казенные работы и 814 – на поселение) «из разных судебных мест».[795] Но все же наказания были мягче, чем в былые времена: в реестре приговоров и именных указов за 1775 год можно, например, встретить распоряжения об «избавлении» от наказания за «говорение дерзких слов», за что прежде полагались кнут и Сибирь. Других за подобные выражения отлучали от лицезрения императрицы – гвардии поручику Еропкину было передано, чтоб «он во всю жизнь во дворце являться не дерзал». Третьих просто увольняли со службы, как прапорщика алатырского гарнизона Елизара Сулдяшева, встречавшего Пугачева и принявшего от «изверга» чин полковника (тем самым, кстати, избавившего от издевательств и смерти несколько местных дворянских семейств). Иных даже совсем прощали, как «бывших в злодейской толпе попов Кирилова и Игнатьева и дьячков Игнатьева ж, Васильева и Разпахина», возвращая «в прежние должности».[796]
С амнистии начал свое короткое царствование и Павел I. Сразу по восшествии на престол он приказал освободить из тюрем и ссылки 87 человек. Вечером 5 декабря – дня, когда в Петропавловский собор были внесены тела Петра III и Екатерины II, – император призвал к себе И. В. Лопухина и приказал ему объявить в Сенате «волю его об освобождении всех без изъятия заключенных по Тайной экспедиции, кроме повредившихся в уме». «Я обнимал, – вспоминал Лопухин, – колени государя, давшего сие повеление точно, кажется, по одному чувствованию любви к человечеству». Однако скоро количество арестантов Тайной экспедиции начало быстро расти. Беспорядочные репрессии императора заняли не последнее место среди факторов, стимулировавших организацию заговора против него. Среди преступлений ведущим стало оскорбление величества, а реакция властей – весьма суровой: в начале 1801 года Павел приказал унтер-офицера Мишкова, подозреваемого в авторстве злой карикатуры на него, «не производя над ним никакого следствия, наказав кнутом и вырвав ноздри, сослать в Нерчинск на каторгу». Хорошо еще, что экзекуция была, по-видимому, умышленно затянута, и Александр I велел дело «оставить без исполнения».
Вспыльчивый император Павел, бывало, раскаивался в скоропалительном решении и приказывал виновного (или невиновного) освободить, как это произошло со знакомым нам Августом Коцебу. Из далекого Кургана немецкий писатель был немедленно истребован в столицу, где провел бессонную ночь в постели с клопами в доме генерал-прокурора. Но зато наутро он был принят Павлом и обласкан им – получил имение с 400 душами в Лифляндии и предложение занять место директора труппы немецких актеров, от которого предусмотрительно отказался.
Более прозаично выглядело освобождение провинциального городничего Флячко-Карпинского: «10-го, в десятом часу вечера, чрез некоего коллежского асессора объявлена была нам обоим свобода. Обрили бороду, из Тайной экспедиции перевезли нас в Тайную канцелярию. 11-го, поутру, г-н Макаров приказал мне подать письменную сказку (под № 30), где жить желаю с тем, что оная имеет быть представлена его величеству. 12-го, поутру из канцелярии перевели нас в верх по лестнице в пустой огромной зал, где мы одни заперты и г-ном Макаровым нарочно спрятаны пробыли до 14 марта же, когда нас отправили в губернии: майора Оленина в Симбирскую, а меня в Тамбовскую».[797] В качестве компенсации за долгое сидение в крепости по ложному обвинению освобожденный получил лишь 100 рублей на прогоны к месту службы.
Успех заговора и убийство законного государя сделали необходимым публичное проявление милости к подданным и уничтожение самого имени Тайной экспедиции. На четвертый день после гибели отца новый император Александр I дал указ Сенату «О прощении людей, содержащихся по делам, производившимся в Тайной экспедиции», в котором говорилось: «Обращая бдительное внимание на все состояние врученного нам от Бога народа и желая наипаче облегчить тягостный жребий людей, содержащихся по делам, в Тайной экспедиции производившимся, препровождаем при сем 4 списка: 1) о заключенных в крепостях и в разные места сосланных без отнятия чинов и дворянского достоинства; 2) о таковых же заключенных и сосланных без отнятия чинов и дворянства; 3) о содержащихся в крепостях и сосланных в разные места на поселение и работу людях, не имеющих чинов; 4) разосланных по городам и в деревни под наблюдение и присмотр земских начальств; всемилостивейше прощая всех поименованных в тех списках без изъятия, возводя лишенных чинов и дворянства в первобытное их достоинство и повелевая Сенату нашему освободить их немедленно из настоящих мест их пребывания и дозволить возвратиться кто куда желает, уничтожа над последними и порученный присмотр. Впрочем, мы в полном надеянии пребываем, что воспользовавшиеся сею нашей милостью потщатся поведением своим сделаться оной достойными». В приложенных списках фигурировало 156 фамилий.
Дело о «всемилостивейшем освобождении содержащихся в разных по ведомству тайной полиции местах при вступлении государя императора Александра Павловича на престол» содержит списки арестантов и сведения о «по деревням и городам живущих под присмотром людях». К 12 марта 1801 года по делам Тайной экспедиции находились в тюрьмах и в ссылке, а также под наблюдением около 700 человек. Из них к 21 марта были «прощены» и освобождены 482 человека, собирались справки о 54 лицах и неосвобожденными оставались еще 164 человека. По этим спискам происходил отбор освобождаемых, судя по тому, что на них есть карандашные пометы: «освоб.», «справит.» (то есть «освобожден», «справиться») и т. п. Вскоре была создана «Комиссия для пересмотра прежних уголовных дел», представившая свои заключения на высочайшее утверждение.[798] 15 мая 1802 года Александр I подписал «Реестр тем людям, коих комиссия полагает оставить в настоящем их положении». Непомилованными остались 115 человек из семисот.
Послесловие
Императорский манифест от 2 апреля 1801 года провозгласил: «Как с одной стороны, впоследствии времени открылось, что личные правила, по самому своему существу перемене подлежащие, не могли положить надежного оплота злоупотреблению, и потребна была сила закона, чтобы присвоить положениям сим надлежащую непоколебимость, а с другой, – рассуждая, что в благоустроенном государстве все преступления должны быть объемлемы, судимы и наказуемы общею силою закона, мы признали за благо не только название, но и само действие Тайной экспедиции навсегда упразднить и уничтожить, повелевая все дела, в оной бывшие, отдать в Государственный архив к вечному забвению: на будущее же время ведать их в 1-м и 5-м департаментах Сената и во всех присутственных местах, где ведаются дела уголовные».
Так рожденное Петровскими реформами учреждение было уничтожено. В отличие от Петра III и Екатерины II, ограничившихся лишь сменой вывески, их внук действительно ликвидировал в тот момент карательное ведомство как централизованную структуру. Кажется, молодой государь и его советники искренне полагали, что существование Тайной экспедиции объяснялось «нравами века и особенными обстоятельствами времен протекших», а в «благоустроенной» стране надобность в ней отпала.
На этом мы завершаем рассказ о Тайной канцелярии. В свете последовавших перипетий отечественной истории она представляется не столь страшным ведомством, как казалась современникам: несколько сотен казненных и несколько тысяч сосланных – не так много для бурного, богатого на смены царствований столетия. Да и само учреждение было всего лишь скромной конторой с небольшим бюджетом, не имевшей мест