ь в Виши на лечение. Следует отметить, что болезнь дипломата не прерывала его прикомандированности к посольству или миссии, после излечения он возвращался к месту своей службы, и только в более серьёзном случае он мог быть освобождён от занимаемой должности.
Временный поверенный — это дипломат, прикованный к своему рабочему месту без всякой надежды отлучиться от него даже на короткое время. Когда Будберг находился в очередном отпуске, а секретарь барон Мейендорф тоже уехал, и Соловьёву, ставшему временным поверенным, нужно было выехать в Россию из-за болезни дочери, оказалось, что посольство оставить не на кого. В этой ситуации поступило весьма своеобразное и достаточно любезное предложение от посла дружественной Франции Жоффра поруководить временно посольством России. Соловьёв пишет, что не решился телеграфировать в Петербург об этом предложении: «Это слишком выходило за рамки общего служебного порядка». И правильно сделал: вряд ли бы его понял Сазонов. Дружба дружбой, а секреты-то у всех свои!
За несколько дней до возвращения Будберга к месту службы произошло событие, послужившее поводом для мировой войны: боснийский серб Гаврило Принцип совершил в Сараеве покушение на австрийского эрцгерцога Фердинанда. Известие об этом русская миссия получила от австро-венгерского посла князя Фюрстенберга. С князем, проживавшим в одной с ними гостинице, все русские дипломаты были очень дружны и продолжали поддерживать с ним тёплые отношения и после этого печального события. Никто ни в русском посольстве, ни в дипкорпусе в целом сараевскому убийству большого значения не придавал, и жизнь продолжалась как ни в чём не бывало. Испанское правительство организовало проведение торжественной панихиды по убиенному в присутствии короля и всего дипкорпуса, и через два дня Соловьёва отпустили в долгожданный отпуск.
В парижском посольстве, куда по пути заехал русский дипломат, так же мало предвидели наступление роковых событий, как и в Мадриде. После двухнедельного отпуска в своём польском имении Юрий Яковлевич получил весть из Варшавы, что германская армия заняла польский город Калиш и продолжает наступать в северном направлении. Началась Первая мировая война. Поскольку военными планами русских предусматривалось очищение от вражеских войск всего Царства Польского вплоть до Брест-Литовска, Соловьёв с семьёй выехал в Петербург, ставший к тому времени Петроградом.
В министерстве дипломату сказали, что возвращаться в Мадрид он пока не должен, и предложили ему при испанском посольстве образовать и возглавить справочный стол о русских, которых война застигла на вражеских территориях. В одной Германии их оказалось около 40 тысяч человек. Испанское правительство взяло на себя обязанность оказывать покровительство всем нашим подданным в Германии и Австро-Венгрии, но поскольку испанское посольство в Петрограде было малочисленным, ему в помощь придали более десятка русских дипломатов. Соловьёва наделили широкими полномочиями вплоть до самостоятельных ответов за подписью Сазонова и его товарища Нератова на все многочисленные телеграммы и письма, поступавшие в МИД в связи с судьбой застрявших за границей русских эмигрантов, туристов и курортников. Испанское посольство выделило группе Соловьёва две комнаты, и теперь он со своими коллегами ежедневно трудился вместе с испанскими дипломатами.
В некоторые дни к ним приходило до нескольких сотен посетителей. Каждого нужно было принять, и с каждым нужно было поговорить. Выручало лишь то, что ответы им всем давались одинаково краткие и неутешительные: пока конкретные сведения о судьбе русских в Германии и Австро-Венгрии отсутствовали, поскольку испанское посольство в Берлине на все телеграфные запросы не отвечало. В это же время посольство США в Петрограде, взявшее на себя миссию по защите германских и австро-венгерских интересов в России, исправно поддерживало связь с Берлином. Было ясно, что германские власти намеренно затрудняли связь между обоими испанскими посольствами.
Соловьёв предложил Сазонову заблокировать с нашей стороны связь американского посольства с Берлином, и положительный результат не замедлил бы сказаться, но министр на это не пошёл. Прошло некоторое время, прежде чем от испанского посла в Берлине Поло де Барнабе поступила первая телеграмма о судьбе русских в Германии, и посол Испании в Петрограде граф Картагена немедленно сообщил об этом Соловьёву. После этого связь с Берлином стала налаживаться, и оттуда стала поступать необходимая информация, а группе Соловьёва прибавилось работы: теперь они должны были заниматься также и переводом денег застрявшим в Германии и Австро-Венгрии русским. Каждому родственнику в России разрешалось переводить до трёхсот рублей и лишь в исключительных случаях — до пятисот рублей в месяц. В первый же день группа Соловьёва получила от сердобольных родственников и знакомых 45 тысяч рублей. Кстати, заметим, что для поддержки соотечественников за границей во время войны русское правительство во все посольства и миссии перевело необходимые суммы денег.
Потом всю справочную службу вместе с картотекой отправили в здание Министерства иностранных дел, и Юрию Яковлевичу Соловьёву, хоть и с трудом, выделили там отдельный кабинет. Посетители продолжали штурмовать справочный стол, бегая вокруг Певческого моста и спрашивая, где находилось испанское посольство. По наивности они полагали, что в МИД было переведено всё посольство Испании целиком.
Работа в справочной службе принесла Соловьёву ранг действительного статского советника. Он уже стал подумывать о том, как бы вообще не возвращаться в Мадрид — тем более что намечалась вакансия при штабе главного командования русской армии. Но у него не было сильного покровителя в министерстве, и, как назло, в сентябре 1914 года Нератов предложил ему вернуться в Мадрид, чтобы с помощью правительства Испании возглавить работу по защите интересов России во враждебных странах. Ему намекнули, что посол Будберг стал сильно прихварывать и в любое время может быть отправлен в отставку.
Семья снова оставалась в России. Из-за войны расстояние от Петрограда до Мадрида возросло вдвое: теперь нужно было выбирать окольный путь через Скандинавию и Англию. В Балтийском море появились военные корабли Германии, которые задержали уже несколько пароходов и сняли с них пассажиров, принадлежавших к воюющим с Германией странам. Как водится, Соловьёва нагрузили дополнительными обязанностями доставить в Париж и Лондон жалованье дипломатам в сумме пяти тысяч рублей золотом и дипломатическую почту. Знающие люди посоветовали ему обзавестись кожаным поясом, в который можно было бы спрятать золотые рубли. Набитый деньгами пояс оказался настолько тяжёлым, что надеть его на тело дипломат не смог. В случае потопления парохода пояс сразу бы потянул его владельца на дно. На Финляндский вокзал приехал бывший начальник Юрия Яковлевича Р. Р. Розен и попросил его во Франции заехать в Аркашон (в окрестностях Бордо) и помочь его жене и дочери вернуться на родину.
Россию Соловьёв покидал в подавленном настроении.
Ему предстояло пересечь Финляндию и проехать через Швецию — путешествие, которое он сам, в силу неорганизованности этого пути и многочисленных пересадок с одного вида транспорта на другой, назвал скачками с препятствиями. В Хапаранде, на границе Финляндии и Швеции, случился забавный эпизод. Финн, привезший в гостиницу багаж, не говорил ни по-русски, ни на каком-нибудь другом иностранном языке, и Соловьёв никак не мог договориться с ним. Обоих вывел из затруднения оказавшийся рядом немец, владевший финским и шведским языками. Немец сообщил ему, что возвращается из России в Германию, чтобы пойти на войну, и поинтересовался, не находился ли Соловьёв в аналогичном положении. Соловьёв предположил, что немец, скорее всего, был сотрудником германской разведки.
До первой шведской железнодорожной станции (27 километров) дипломат ехал в маленьком «форде» в обществе трёх русских офицеров сапёрных войск, направлявшихся в Англию для закупки автомобилей. Они не владели ни одним иностранным языком, в первый раз оказались за границей и свой багаж везли в каких-то неприспособленных для дальнего путешествия картонных коробках. К тому же они были страшно обеспокоены отсутствием англичанина, которого им пообещали в качестве сопровождающего лица в Швеции. Англичанину не хватило места в автомобиле, и он хладнокровно последовал за ними на велосипеде. Когда поезд должен был уже вот-вот тронуться на юг, и сапёры то и дело тревожно выглядывали из окна вагона, англичанин наконец появился. Он едва успел избавиться от велосипеда и впрыгнуть на площадку вагона, чем несказанно обрадовал сапёров.
В Стокгольме Соловьёв увиделся с «парижанином» А. В. Неклюдовым, бывшим советником посольства в Париже и сменившим теперь «завзятого парижанина» К. М. Нарышкина. Стокгольмская миссия России с этого времени и до конца войны превратилась в перевалочный пункт для всех русских, так что работы всем от посланника до последнего атташе хватало по горло.
В стокгольмском «Гранд-отеле» Соловьёв увидел германского посланника фон Люциуса, работавшего до этого советником в Петербурге. Он владел русским языком и конечно же был хорошим осведомителем своего правительства. Стокгольм кишел русскими и их союзниками, так что место для наблюдения за ними для немцев было весьма удобным.
Из Стокгольма путь шёл в Христианию (Осло), где Соловьёва встретил посланник Б. К. Арсеньев, недавно переведённый из Черногории, так что обоим дипломатам было что вспомнить. Переход через Северное море на маленьком пароходике в бурную погоду оказался мало приятным. На полпути пароход был остановлен английским крейсером, и английские моряки проверили груз и пассажиров. В Ньюкасле Соловьёву пришлось воочию столкнуться с драконовскими таможенно-пограничными процедурами при въезде на территорию воюющей Англии. Покинуть пароход разрешили только на следующее утро. На борт поднялась команда таможенников и иммиграционных чиновников, которые заседали несколько часов и просматривали паспорта пассажиров. Упростить процедуру контроля для русского дипломата помог знакомый по Румынии консул Буткевич.