Повседневная жизнь языческой Руси — страница 17 из 49

Культурная революция, произошедшая в России в XVII столетии, заключалась в том числе и в осмыслении, критике и пародировании средневековых норм жизни и переходе к ценностям Нового времени. Тогда и была создана пародия на судебную систему Древней Руси — «Повесть о Шемякином суде», в которой высмеивались многие сюжеты древнерусского суда: неправедный судья, рассчитывающий на посулы-подкуп, жадный богач, стремящийся засудить бедняка, и др. От несправедливого суда стремились защититься языческими заговорами, направленными на заграждение уст судьям, а также на запирание их языков особыми ключами и т. п.

Главные тезисы, отражающие сущность суда и изложенные во многих древнерусских сочинениях, звучали примерно так: не оправдай неправедного, аще и друг ти есть; не суди по посулам; избавь обидимого… Идущие еще из языческой поры, эти принципы сохраняют значение до сих пор, правда, лишь как идеальный вариант подлинно справедливого суда.

«Красота воину — оружие»

Ничего не было более повседневного для мужчины язычника, чем сражение с врагом, покорение чужого племени или защита своего рода, города, поселения. История завоевательных походов великих князей и их дружинников хорошо изучена, а вот повседневная жизнь воинов отразилась в исторических источниках слабо. Тем не менее есть ряд сведений, позволяющих реконструировать эту жизнь хотя бы в общих чертах. Помочь в этом могут в первую очередь «Русская правда» Ярослава Мудрого, данная новгородцам в 1017 году, «Изборник Святослава» 1076 года, «Поучение» Владимира Мономаха, «Повесть временных лет» и другие летописи, а также отрывочные данные из многочисленных исторических источников и произведений древнерусской литературы.

Образ жизни в те давние времена в целом был «войничен», сиречь воинствен. Можно даже сказать, что все мужчины были «на щите рождены, на конце копья вскормлены, с острого меча поены». Язык летописей и других средневековых сочинений отразил такие ходовые военные термины и понятия, которые нам теперь не всегда ясны. Например, «взяти любовь» означало заключить мир; «воскладная грамота» — возврат мирного договора; «взметная грамота» — объявление о начале войны; «взметчики» — те, которые вручали «взметную грамоту»; «всесть на конь», «полезти на конь» — начать военный поход; «доловь полезти» — сойти с коня, окончить военный поход; «шихование» — вооружение на брань; «пустити на вороп» — начать стремительное наступление; «восприяти рану» — потерпеть поражение; «загон» или «изгон» — набег; «гонити до изгону живота» — гнать, преследуя врага до смерти; «подати плеча», «дать плеща» — побежать с поля боя.

Конечно, мир оценивался как норма, а война — как болезнь, но тем не менее враждовали практически постоянно. Князья часто заверяли друг друга, что мир между ними крепок, что тогда он исчезнет, когда «камень начнет плавать в воде, а хмель начнет в воде тонуть», то есть никогда, но… это ничего не значило, и сражения продолжались.

Тот или иной ворог упоминался едва ли не в каждой летописной статье. Недаром и болезни именовались «ворогушами», то есть врагами, но женского рода (например, лихорадка). А по мнению Кирилла Туровского, знаменитого автора поучений XII века, все историки, летописцы и песнетворцы прислушивались к вестям о ратях и «вополчениях», затем приукрашали полученные сведения и возвеличивали мужественных воинов.

И действительно, вот как описывал битву 912 года летописец: «…И наполняет поля храбрых мужей… и сияху шлемове, и щитове зоряхуся, и воздух блистоваше сулицами»[91]. Или другой пример из «Повести о Мамаевом побоище» — где автор восхищается шлемами русских воинов, светящимися на солнце, и в особенности еловцами (флажками, султанами наверху шлемов), пляшущими на ветру, «аки огненное пламя». Особо воспевался «ратный дух» русских воинов: «Исполнишася вси духа ратного, бе же сердца их аки львом, легкостию же быша аки орлы»[92].

Дружинники — «княжи мужи», «гриди» — постоянно находились при князе и участвовали во всех его походах, «ловах» (охотах), пирах. Различные пиры, церемонии, а также княжеский суд проходили в гриднице. Такое правило установил князь Владимир в 996 году. По сообщению «Повести временных лет»: «…устави на дворе в гриднице пир творити»[93]. Дружинники ценились на вес золота, в особенности «лучшая дружина», то есть избранная ее часть, отличающаяся опытом и храбростью. Об этом говорится, например, в «Повести временных лет» под тем же 996 годом: когда Владимир Святославич приказал сделать своим дружинникам ложки из серебра, он аргументировал эту щедрость так: «Сребром и златом не имам налести дружины, а дружиною налезу сребро и злато»[94]. В знаменитом «Молении Даниила Заточника» XII века та же мысль повторяется почти теми же словами: «…мужи злата добудут, а златом мужей не добыти».

Князья дорожили своими дружинами, в особенности «гридьбой», то есть старыми опытными воинами, служившими им по много лет. «Молодшая», то есть младшая, молодая, дружина и отроки ценились менее. О Владимире Святославиче летописец сообщал, что он настолько доверял своим воинам, что воспринимал их как своих советников: «Бе бо Володимер любя дружину, и с ними думая о строи земленем, и о ратех, и о уставе земленем…»[95] В «Изборнике Святослава» 1076 года говорилось: «Любит князь воина стояштя и борющагося с врагы…» Князья вели единый с дружинниками походный образ жизни, полностью разделяя с ними их нехитрый быт. Это известно, в частности, о князе Святославе Игоревиче, ходившем завоевательными походами на Дунай и даже хотевшем перенести туда столицу Русского государства. «Легко ходя, аки пардус (барс, леопард. — Л. Ч.), воины многи творяше ходя, воз по собе не возяше, ни котла ни мяс варя, но потонку изрезав конину ли, зверину ли или говядину на углех испек, ядяху»[96]; он спал на земле, подложив под голову седло и укрывшись плащом, так же как и все его воины. Византийский автор Лев Диакон описывает, как во время войны с Византией князь Святослав приказал после битвы похоронить убитых в бою, сжигая их на кострах, и произвести обряд жертвоприношения: «…Они нагромоздили их (своих мертвецов. — Л. Ч.) перед стеной, разложили много костров и сожгли, заколов при этом по обычаю предков множество пленных, мужчин и женщин. Совершив эту кровавую жертву, они задушили несколько грудных младенцев и петухов, топя их в водах Истра»[97].

Князь Святослав как будто опасался противопоставить себя своей дружине. На уговоры матери, княгини Ольги, стать христианином он отвечал: «Како аз хочю ин закон прияти един, а дружина сему смеятися начнут…»[98]

Но существовало и другое представление о взаимоотношениях князя и дружины. Позднее знаменитый Даниил Заточник советовал князьям не слишком доверять дружинникам, всегда проверять, правильно ли они выполнили приказ. Правильным считалось, послав «сторожу» охранять ночью спящих бойцов, самому пойти вслед за ними и убедиться, что всё спокойно; не спать крепко, не снимать с пояса меча, а быть готовым в любой момент к бою.

Именно дружина подвигла князя Игоря в 945 году пойти за данью в землю древлян: «В се же лето рекоша дружина Игореви: отроци Свенелжи изоделися суть оружьем и порты, а мы нази, поиди, княже, с нами в дань…»[99] Обеспечив дружину данью, князь, по-видимому, сам оказался без достаточной добычи, а потому, как известно, вторично пошел в землю древлян уже с «малой дружиной» и был древлянами убит.

Дружинник, как правило, обладал конем, оружием, доспехами, «портами» (одеждой). Мечи как основное оружие языческой эпохи были главной ценностью каждого воина. Мечи различались по способу закалки металла — булатные, харалужные; по характеру режущей части — гладкие, зубчатые, зубатые; однолезвийные и двулезвийные. Прямые двулезвийные рубящие мечи «каролингского типа» археологи находят в погребениях восточных славян X века. В настоящее время их обнаружено около сотни в курганах Гнездова, Киева, Чернигова. Иногда мечи имеют клейма, свидетельствующие о их изготовителе и месте изготовления. Так, большинство мечей было изготовлено в Рейнской области Германии; они имеют надписи типа INGERIT, ULFBERTH и др. Был также найден меч под Миргородом, который имел на клинке славянское клеймо-надпись «Любота ковал».

Через образ меча осмысливалось и описывалось не только само сражение, но и война в целом. Как известно по «Слову о полку Игореве», князья мечом «крамолу ковали». В других источниках о том же самом говорится: «изострити меч» на кого-либо, «предаться мечу». Начало войны обозначалось через выражения «послать меч», «вздымать меч», «мечное нашествие». Поражение, уничтожение в бою называлось часто «лечь под меч». Смерть от меча — «мечное мучение». Окончание войны выражалось оборотом «уняти меч». И как же должно было упасть достоинство меча и меченосца, чтобы в XVII столетии появилась насмешливая поговорка: «Меч туп, а меченосец глуп»?..

Доспехи воина включали в себя кольчугу или панцирь, шлем, зерцала, наручи, батарлыки (бутурлыки), байданы и полубайданы, бармицу, оклоп. Панцири заменяли кольчуги; куяки и бехтерцы представляли собой виды пластинчатых доспехов; куяк отличался от бехтерца тем, что состоял из металлических пластинок и блях, набранных и нашитых на ткань. Байданы были видами кольчатого доспеха, а полубайданы — облегченными байданами. «Зерцала» — два больших металлических круга, защищавших грудь и спину воина. Наручи из металла надевались на руки, а металлические же батарлыки — на ноги. Был еще оклоп — металлическое кольцо на лодыжке. Бармица представляла собой кольчужную сетку, защищавшую шею воина; она спускалась от нижней части шлема до плеч.