Помимо мечей дружинники широко использовали копья, лук со стрелами, секиры, волчецы и другое оружие. Волчец представлял собой оружие с наконечником в виде трезубца. Воины с любовью относились к своему оружию, украшали его и берегли. Саадак расшивали золотом и серебром, для крепления колчана к поясу использовали металлические бляхи — «бенди». На протяжении всего Средневековья, пока не был изобретен порох и не появилось огнестрельное оружие, подобное «обмундирование» дружинников и непрофессиональных воинов-ополченцев сохранялось, в чем-то совершенствуясь, а в чем-то упрощаясь.
В захоронениях варяжских воинов археологи обнаруживают и ценные личные вещи, принадлежавшие дружинникам, типа складного лезвия и ножниц, набора маленьких гирек для взвешивания драгоценных металлов и изделий из них. Из «Русской правды» мы узнаем, что все, принадлежащее дружиннику, стоило очень дорого и за кражу этого полагались суровые наказания. Но более всего ценилась сама личность воина. За его убийство полагалась кровная месть, как, впрочем, и за смерть любого свободного «мужа», но вира в княжескую казну за дружинника была вдвое больше, чем за свободного человека (80 гривен против 40). Отсечение руки дружинника приравнивалось к его гибели, поскольку он не мог более держать оружие и выполнять свою военную функцию. А вот отсечение пальца на руке «стоило» пострадавшему, судя по штрафу («урок за обиду»), в четыре раза меньше, чем отсечение уса или бороды — 3 гривны! А за поврежденные усы и бороду обидчик должен был заплатить пострадавшему 12 гривен. Отсюда ясно, что «Русская правда» защищала не только тело дружинника от повреждений, но и его честь. Кроме того, удар мечом, не вынутым из ножен или его рукоятью, считался явным оскорблением и карался в 12 гривен, так же как удар батогом, жердью, чашей или рогом. А если только угрожали мечом, не вынимая его, то платили 1 гривну. Первые 18 статей «Правды росьской»[100] были составлены в правление Ярослава Мудрого, и почти все они касались дружинников и преступлений против них. Причем из контекста видно, что большая часть преступлений, перечисленных в этих статьях, совершалась не в бою, а на пирах, когда под рукой у выпивших воинов оказывались чаши и рога, из которых пили, а меч использовался не по прямому назначению, а как жердь, батог, дубинка.
Многие исторические источники описывают участие дружины в сборе дани. В летописных текстах походы князей за данью упоминаются довольно часто. Так, например, в Новгородской первой летописи под 1169 годом сказано: «Иде Даньслав Лазутиниць за Волок данником с дружиною, и присла Андреи полк свой на нь…»[101] Выше уже упомянута широко известная история гибели князя Игоря в 945 году во время сбора дани в земле древлян, куда он направился повторно, за что и поплатился жизнью. Как считают исследователи, князья всегда делили собранную дань со своими дружинами.
Дружинники предпочитали сражаться с теми врагами, которых они сами воспринимали как врагов, то есть не были равнодушными наемниками. Об этом, в частности, свидетельствует Лаврентьевская летопись под 1097 годом: «Да аще хощете за сих битися, да се мы готовы, а любо — даите врагы наша»[102]. А в «Повести о Мамаеве побоище», созданной вскоре после Куликовской битвы 1380 года, русские воины названы «буявыми», то есть смелыми и отважными, рвущимися в бой.
В битвах на суше в ход шли мечи, копья, лук со стрелами, щиты и пр. На воде бились в ладьях. Так сражались не только на знаменитом пути «из варяг в греки». Восхищение летописцев и позднее вызывали «лодийные вои» и «лодейники» (гребцы). Вот, например, как рассказывает летописец под 1151 годом удивительную историю водного сражения, в котором «изхити Изяслав лодье дивно, беша бо в них гребьци гребуть невидимо, токмо весла видети, а человек бяше не видети, бяхуть бо лодье покрыты досками, бяхуть бо борци стояще горе (наверху. — Л. Ч.) во бронех и стреляюще»[103].
Любопытен также описанный в «Повести временных лет» эпизод с ладьями, шедшими по суше, как по морю. Произошло это в 907 году при атаке войсками князя Олега византийского Царьграда — Константинополя, когда князь велел поставить свои ладьи на колеса и при попутном ветре атаковал город с суши, а не с моря.
Приходилось воинам сражаться и на лыжах в зимнюю пору. Лыжи использовались издавна и как полозья для перевозки грузов, и как снаряжение для воина, охотника, путника. Описания лыжных завоевательных походов весьма редки в летописях, но всё же встречаются. Так, в Архангелогородском летописце под 1499 годом говорится о московских воинах: «Они же, ходивше на лыжах пеши зиму всю, да Югорскую землю всю вывоевали»[104]. Приблизительно так же могли ходить на лыжах в военных походах против своих врагов воины и в языческую эпоху.
Как и все, воины-язычники прибегали к гаданиям об исходе будущего сражения, к заговорам, к помощи нечистой силы, верили в амулеты и обереги. Даже в XVII веке воинов предостерегали не надеяться только на помощь идолов, не звать на помощь ведунов, не прибегать к заговорам от оружия. Но люди продолжали заговаривать и свое оружие, и оружие врага примерно так: «Куем крюки железные и палицы железные, крюками вас закрючим, паличми убьем». В одном из древнерусских заговоров воин обращался к мечу своего врага: «Усмотрю тя, брата своего, очима своима, тогда убоится сердце твое от смотрения моего…»[105] В другом заговоре речь идет о кулачном бое: «И вы, из леса лешие, из воды водяные, подите ко мне на помощь против моего супостатая, кулачнаго боица, и пособите мне побить моего супостатая… своими кулаками»[106].
Известны случаи, когда русские дружины оказывались на службе в других странах. Так, они в качестве наемников участвовали в военных походах Византии в первой половине X века: в походе на Крит в 902 году упоминаются русские ладьи с 700 воинами на борту; в походе против лангобардов в 936 году насчитывалось семь русских судов и 415 воинов, а в Критском походе 949 года — девять кораблей и 629 человек. В этих походах русские дружинники порой попадали в плен и превращались в рабов до их выкупа. В договоре Руси с греками 911 года есть статья, в которой все русские пленники отпускались на Русь, но обязанность уплаты выкупа оставалась за ними.
Воевать и драться должны были уметь не только дружинники, но и все мужчины. Входившие в ополчение, они сражались в «битвах велиях и сечах злых». Сражения, после которых «реки текли кровью» погибших, а победившее войско несколько дней «стояло на костях», собирая раненых и убитых, в древнерусской литературе приобрели образы кровавого пира, на котором каждый испивает предназначенную ему судьбой чашу, или жатвы, при которой воины, как колосья, сжинаются серпом смерти.
Если же горожанам приходилось защищать свои города от нападения, то в ход, наряду с мечами и стрелами, шли камни, колья, вар. Дороги к городам заваливались так называемыми «засеками», срубленными деревьями. На подступах к крепостям разбрасывались «каракули» — железные рогульки с шипами, предназначенные для повреждения копыт коней и преграждения пути коннице. В Никоновской летописи описывается защита Киева князем Ростиславом Мстиславичем в 1159 году: «Князь же… виде множество воинства их, устрашися… и восхоте бежати из Киева. И реша ему дружина его: не бегай, княже; можем бо брань творити с ними из града: все бо у нас оружие есть: и камень, и древа, и колья, и вар, и з стены града все убо бойцы»[107].
Каждый мужчина в Древней Руси должен был уметь постоять за себя с оружием в руках. Традиция кулачных боев, распространенных в России даже в начале XX столетия, берет свое начало в глубокой древности. Битва считалась хорошим завершением языческих праздников; возможно, что под подобными битвами подразумевалось первоначально сражение с нечистой силой, а также демонстрация своей удали и богатырства. Подобный бой описан в «Степенной книге царского родословия» XVI века: «В некия праздники сходящеся и яко позоры деюще, бои творяху, древяным ослопьем бьяхуся и убивахуся, утеху бесом содеваху»[108]. Как известно, кулачные бои, драки и другие бесчинства входили в состав языческих празднеств. О них будет сказано отдельно. Сейчас же подчеркнем только то, что в дохристианские времена быть храбрым в любом сражении, с оружием или без оного, считалось достоинством мужа.
Стремление побеждать в бою, не страшась увечий и самой смерти, закладывалось в мужчин с детства. Об этом же свидетельствует выражение из древнерусской «Пчелы»: «Победа кажет храброго, а напасть умного»[109]. Да и вся древнерусская литература наполнена военной тематикой и терминологией. Даже в христианских поучениях постоянно встречаются метафоры типа: «оболчеся любовию яко щитом», «обложился упованием, аки шлемом» и т. п.
Торг — торжище — купля
Хотя языческое хозяйство было, безусловно, натуральным, но торг существовал издревле. Задолго до принятия христианства на Русской земле возникли крупные торговые города, стоявшие в основном вдоль водного пути «из варяг в греки» (Новгород, Смоленск, Киев) и на «волжском пути», ведущем из Новгорода в город Булгар, на Кавказ, в Среднюю Азию и в страны Востока. Доказательства существования развитой торговли в изобилии находят археологи, в особенности в Новгороде Великом, бывшем, несомненно, самым крупным и развитым торговым центром Северо-Западной Руси. По свидетельству археолога, многие годы изучавшего историю новгородской торговли, Е. А. Рыбиной, «археологический материал является, по существу, единственным источником», освещающим торговлю Новгорода в X–XII веках