Продавец же, в свою очередь, перед продажей вырезал клок шерсти у скотины или вырывал перо у птицы, чтобы «застолбить» удачу дома, а не отдавать ее чужому человеку.
Как ни удивительно, но при покупке животных большое значение имела их масть. Оказывается, коней и коров надо было подбирать той масти, которую предпочитает домовой (под цвет волос хозяина и хозяйки), в крайнем случае, под цвет оперения голубей во дворе или под цвет волоса, найденного в земле из-под правой ноги, взятого при виде первой ласточки в году! Вот тогда не промахнешься с покупкой… Но если купленное животное все же уходило к старым хозяевам после покупки и никак не могло привыкнуть к новому дому, то ему трижды плескали в глаза водой с заговором: «Тебе, водица, вверх не бежати, а тебе, коровушка, у старого хозяина не живати»[119].
С точки же зрения продавца, товар, попорченный мышами, будет удачно и легко продан, так как мыши посодействовали своей шустростью. Чтобы выгоднее продать корову, следует трижды ее обсыпать пеплом. Мед можно продавать только мелкими порциями, ни в коем случае не ульями целиком. Существовал всеобщий запрет на продажу первых, только что появившихся в хозяйстве плодов, продуктов, первого приплода у скота, потому что вместе с подобной сделкой у продавца исчезала только-только народившаяся удача, он рисковал передать ее в другие руки. В какой-то момент сформировалось представление, что все первое, что можно продать, лучше подарить или отдать нищим, тогда удача от тебя не отвернется, а товар приумножится.
При товарообмене язычники опасались сглаза, порчи или какого-либо злого умысла, «дурного глаза» продавца или покупателя. Во избежание сглаза корову, которую вели на продажу, на перекрестке доили и обмывали молоком копыта и только после этого вели дальше. Так, во всяком случае, поступали крестьяне в Ярославском крае. Запрещалось покупателям брать поросят непосредственно из хлева (иначе они перестанут водиться у продавца). Купленного поросенка пускали в новую избу через окно или через дыру в мешке. Также его обносили три раза вокруг печного столба и трижды ударяли о печь, чтобы он «привыкал» к новому дому и рос здоровым. Купленную взрослую свинью обливали помоями, чтобы хорошо плодилась.
Со временем выработалось такое правило: чтобы доказать отсутствие злого умысла, продавец после получения денег возвращал несколько мелких монеток покупателю с пожеланием, чтобы купленный скот или птицы «хорошо велись» у нового хозяина. И все же богатый купец прославлялся в русских пословицах и поговорках как обманщик, хитрец и мошенник. Такие пословицы, как «кто торгует, тот ворует», «лапа в лапу, а задаток в лавку», «луком торговать, луковым плетнем и подпоясаться» и многие другие, говорят сами за себя.
«Без четырех углов изба не строится»
По свидетельству археологов, восточные славяне в языческий период строили в лесной зоне наземные срубные избы с каменными печами, а в лесостепной зоне — полуземлянки с глиняными печами. И в том и в другом случае дом был главным местом, где человек чувствовал себя защищенным. Здесь предки в образе домового охраняли его спокойствие и достаток.
Домовой представлялся часто маленьким старичком с лицом хозяина. Жил он в углу за печью, куда специально сметались хлебные крошки со стола ему на прокорм. Если предстоял переезд в новое жилище, то домового «уговаривали» переехать вместе с семьей, а затем якобы «переносили» на новое место. В благодарность за заботу о себе домовой охранял дом от пожара и мог своим плачем предупредить хозяев о нем.
Дом от закладки фундамента до вселения в него «строился» на охранительных ритуалах, гаданиях, жертвоприношениях, обрядах[120]. Начинать строительство избы нужно было с нескольких обрядов. Для постройки срубали только «правильные» деревья. Нечистыми («проклятыми») считались осина, ель, сосна, липа. Нельзя было использовать деревья, выросшие в «священных рощах», то есть — уже в христианские времена — на месте разрушенной церкви или часовни, кладбища. Уважались и не подвергались рубке старые и высокие деревья. Деревья, выросшие в границах усадьбы, и особенно плодовые, также не подлежали рубке и использованию в строительстве деревянного дома.
Место для дома должно быть абсолютно чистым, в том смысле, что оно не должно было подходить близко к границам с нечистой силой и «тем» светом (рядом с кладбищем, на месте убийства, скотобойни, на перекрестках дорог, на месте бани, мельницы и т. п.), а также не должно находиться на месте болота, навозных и мусорных куч. Для сохранности места под дом его следовало опахать вокруг. Для этого, например, в Пензенской губернии проводили обряд опахивания: жена впрягалась и тащила за собой соху, а муж управлял процессом проведения одной борозды вокруг будущего дома, что должно было обезопасить дом от болезней.
После выбора места проводили проверку его следующим образом: оставляли на месте будущих четырех углов дома по кучке зерна или по куску хлеба. И если через три или девять дней зерно и хлеб были целы, то это означало, что место под дом выбрано удачно. Существовавшая поговорка — «Без четырех углов изба не строится» — отражала как раз то значение, которое придавалось гаданиям по зерну и хлебу в четырех углах при закладке дома. Так же гадали по удачно или неудачно испеченному специальному хлебу, как бы предназначенному для нового дома: если хлеб получался хорошо пропеченным и не распадался на части, то все будет с новым домом в порядке; если же хлеб не получался как надо, то это предвещало беду.
Время для закладки дома тоже выбирали не случайное. В недавнем прошлом хорошим знаком для русских людей в Сибири считалось начинать строительство дома в Великий пост. Это свидетельствует о том, что и в языческие времена ранняя весна, на которую приходился в дальнейшем Великий пост, была для строительства лучшим временем. Заканчивать же дом следовало после Троицына дня, что отражала поговорка «Без Троицы дом не строится». По поверью, так же как всё, что должно идти в рост, дом будет хорошо «расти», если начать его строительство в новолуние. Тогда вместе с луной, набирающей силу, дом тоже будет набирать силу и не разрушится в дальнейшем.
Заложив фундамент (причем обязательно с восточного угла), его «укрепляли» зарытыми в него монетами, зерном и прочими охранительными и символическими вещами и предметами. Проводили также и обряды с жертвоприношениями. Жертва обеспечивала прочность дома, ее приносили и при закладке домовой печи. Исполнять обряд должен был либо старший член семьи, либо старший из строителей. У южных славян практиковалась животная жертва, у восточных — символическая. Важным местом для закладывания жертвы (кроме первого камня фундамента и углов дома) служил порог, то есть опять-таки пространственная граница. На пороге жертвы приносились в момент вселения в новое жилище. Этнографы установили, что русские порой совершали жертвоприношения даже при строительстве бани: под порогом помещали неощипанную черную курицу, затем пятились, кланяясь.
Крайне важным и завершающим этапом создания новой избы была закладка матицы. Матицей (производное от слова «мать») называлось опорное бревно, служившее основанием для верхней части дома (чердака и крыши) и считавшееся центральной осью всего жилища. Существовали пословицы, посвященные матице: «Золотой мост на семь верст»; «Худая матка всему дому смятка» и др. После поднятия и установки матицы на нее взбирался один из участников строительства и разбрасывал по сторонам пшеницу и хмель, обеспечивая тем самым богатство будущему дому. Затем следовало обильное «матицкое» угощение, сбрасываемое, как правило, с матицы вниз и подхватываемое рабочими.
Матица отмечала собой центр домашнего пространства, где проходили важнейшие события в семье. «Сидеть под матицей» — так называли обряд сватовства, когда сваты располагались под матицей стоя или сидя. «Слушать под матицей» — обряд угадывания имени будущего жениха. Если хозяева слышали, как трещит матица, то это предвещало близкую смерть кого-то из домашних.
Окончание строительства дома воспринималось как очередная довольно опасная временная граница. Предубеждения касались тех, кто положит последний венец бревен, кто первым войдет в новый дом, кто первым заснет в новом доме. Чтобы избежать скорой смерти, строители не заканчивали стройку, оставляя что-нибудь незавершенным, а жильцы дома запускали первым в дом петуха, кошку или какое-то иное животное, желательно черной масти. Напомним, что до сих пор сохраняется обычай у россиян запускать в новое жилье первыми кота или кошку. Есть свидетельства, что глубокие старики сами стремились поскорее уйти на тот свет, а потому первыми входили в новое жилище. Первый умерший в доме превращался в его потустороннего охранителя, в домового…
Дом как закрытое безопасное пространство имел все же несколько пограничных зон и отверстий, через которые могла нарушаться его чистота: дверь и особенно порог, окна, печная труба, углы дома. Порог как граница между «чистым» и «нечистым», своим и чужим, миром живых и мертвых оберегался с помощью замка, оберегов (подковы), ритуальных запретов. На пороге и рядом с ним обитали домашние духи — мифические существа и, главное, домовой. В их миссию входило оберегать живущих в доме, обеспечивать благосостояние жильцов и домашнего скота.
Нельзя было садиться и вставать на порог, здороваться через порог, новобрачной нельзя касаться порога (поэтому ее и переносит жених на руках) и т. д. Переступать порог следовало только с правой ноги. Именно с порога как пограничной линии призывали потусторонние силы, общались с ними. Например, в Полесье с порога призывали на ужин мифический Мороз, покойников, в особенности умерших родителей, а также других мертвецов, которые могли являться, «показываясь» на пороге. Особенно значимым становился порог в канун календарных праздников (всё те же дни зимнего и летнего солнцестояния), когда открывались границы не только дома, но и всего света.