— Оль, ты же понимаешь, что если сейчас вернешься на работу, тебе точно так же станет на все плевать. А еще тебе придется каким-то образом забыть этот разговор, неизвестно, как это повлияет на психику… Оля, я не хочу, чтобы ты возвращалась. Позвони на работу, соври, что заболела — всем будет пофиг, сама понимаешь.
— А ты?
— Мне-то что сделается? На меня эта фигня не действует… значит, все же чей-то Дар. Я должен разобраться, что происходит с городом и как это прекратить. Видишь же — кроме меня, некому. Мама, Натаха, друзья, раздолбаи эти с работы… Не могу же я всех вывозить силком. Чудо, что меня в этот раз за киднеппинг не приняли. Давай переночуем здесь, а завтра отвезу тебя куда-нибудь… поближе к Федьке, например. Снимем гостиницу или лучше даже квартиру…
— Сань, я взрослый дееспособный человек. Умею пользоваться общественным транспортом и сама способна найти жилье. — Оля с минуту роется в сумочке. — Паспорт, ключи, телефон, карта — все при себе. Не пропаду. А ты очень сильный, Саня. Остался собой под таким давлением.
— В смысле? А, да при чем тут «сильный». Мне же просто вышла такая устойчивость… вместо Дара.
— Нет, Саня, дело тут не во «вместо Дара». Есть такая штука — конформность. Люди обычно делают то же, что и другие вокруг них, и убеждают себя, что это правильно. Опыты еще проводились — девяти детям давали сладкую кашу, а десятому — соленую. Так вот, потом все говорили, что каша сладкая, и десятый чаще всего повторял за ними. На взрослых это тоже работает. Проще и безопаснее быть как все… Если бы я оказалась на твоем месте, то сама себя убедила бы, что все нормально, так и должно быть.
— Я ведь тоже чуть себя в этом не убедил… Но дело было в тебе. Я же тебя люблю всякой — раздраженной, усталой, злой… не только милой и счастливой. Не мог отделаться от ощущения, что теряю тебя. А я не хочу тебя терять.
— А ты ведь только что в первый раз сказал, что любишь меня. Просто так взял и сказал это вслух, — Оля мягко улыбается. — Знаешь, Саша, я теперь счастлива. Безо всяких зомбирующих воздействий — счастлива.
Леха рассеянно оглядывает свой кабинет с дубовыми панелями и непременным портретом президента — словно видит его в первый раз. Так же вела себя Оля, когда пыталась найти предлог не уезжать из города. Леха сейчас не обдумывает то, что я рассказал, его мозг занят другой задачей — он пытается уложить это в картину мира, в которой ему комфортно. То, что в нее не уложится, он просто проигнорирует.
— Слушай, Сань, хреновое это дело — нервный срыв, — неуверенно говорит Леха. — Сейчас-то Оля как, нормально?
— Сейчас с ней все хорошо, потому что она не в городе.
— Ну и слава богу… Передай ей от меня привет, и пусть выздоравливает поскорее. Вообще, с женщинами такое бывает… гормоны, эмоции… ты, короче, не принимай близко к сердцу. А в седьмой больнице бардак, конечно! Убийцы в белых халатах в край оборзели. Пусть эта твоя секретарша, как оклемается, жалобу в Минздрав пишет. Но это же не наша сфера, что я сделаю-то?
Из всего, я что я говорил, Леха воспринимает только то, что может объяснить.
— А сам ты как насчет на выходных за город смотаться, развеяться?
— Да ты чо, какое развеяться⁈ Работы во, — Леха энергично проводит ладонью по горлу.
— Ты ж сам в пятницу говорил — «если не отдыхать, то сил работать не будет… да и смысла тоже».
— А, ну это конечно! Только, ты не обижайся, планы на выходные у меня есть уже. Я тут с девахой одной познакомился — просто огонь! Пока ничего не было, но, похоже, намечается… Так что сорян, в другой раз с тобой покатаемся.
Ну, кто бы сомневался… Так что, выходит, остается мне только заделаться клофелинщиком на старости лет? Подсыпать Лехе в пиво чего-нибудь, затащить в машину, вывезти — да хотя бы в тот же мотель, дать проораться, пока не прочухается… Вот только он же не Оля, он вряд ли будет рыдать — скорее уж драться полезет. Да и вообще похищение большого полицейского начальника, хотя бы даже и лучшего друга, чревато боком. Если что-то сорвется, Леха, пожалуй, закроет меня в психушке — для моего же блага.
Но даже при самом лучшем раскладе, если Леха придет в себя и осознает глубину разверзшейся под нами бездны — что он сможет сделать? Дистанционно отдаст верные распоряжения? Не думаю, что кто-то станет их выполнять. Пришлет помощь? Но любая помощь сама через пару часов будет бродить с идиотской улыбкой и только что не пускать слюни.
— Ладненько, Сань, круто, что поболтали, — в улыбке Лехи сквозит явное облегчение. — У меня тут совещание скоро… Нудятина, но деваться некуда, труба зовет… Ты заходи, если что, у Изольды Францевны ты в списке «впускать всегда». Давай, Олечке привет, береги ее…
Ловлю Лехин взгляд — и не выпускаю:
— Помнишь, мы с тобой в психушку ездили выжигателя мозгов ловить? Там еще дядька был с Даром глаза отводить от своих махинаций. Ты смотрел на улики прямо в упор — и не видел их? Помнишь это, Леха?
По взгляду понимаю, что где-то глубоко в Лехином черепе что-то медленно, неохотно шевелится. Мысленно ору — «Ну, давай!» Я помню Леху столько же, сколько себя, и всегда он был прирожденным сыскарем. У него вечно бардак дома, и с женщиной ни с одной он так нормально и не поладил — вся его энергия уходила в работу. На службе дневал и ночевал, неделями питался растворимой лапшой на бегу и спал по три часа в душной дежурке — только бы отработать очередную версию. Нынешнюю должность он не за красивые глаза получил и даже не из-за Дара к коммуникации с начальством — хотя Дар, конечно, помог — а потому, что действительно горел работой. Не могла же эта мозговая слизь изменить его полностью?
Леха хмурится — словно пытается вспомнить что-то, ускользающее из памяти. Говорю медленно, чеканя каждое слово:
— Просто представь на минуту, что город и правда под воздействием. Рассмотри такую версию. Ты понимаешь, как это серьезно? Какого масштаба дело будет? Ты же на всю страну прогремишь, Леха!
Леха пристально смотрит на меня, а потом медленно произносит одно слово:
— Гостиницы.
— Что «гостиницы»?
— Вот ты сейчас говорил, и у меня щелкнуло… Вообще неделя и правда на редкость тихая была, без тяжеляка… Но постоянно идут вызовы из гостиниц. Вроде там с биллингом случилось что-то, из-за этого, как они говорят — овербукинг. Люди живут в номерах, гостиница думает, что у них кончились оплаченные дни и им пора съезжать, а они так почему-то не думают. С полицией выселяли самых упертых. Я вот сейчас понял — они же просто не хотели уезжать…
— Леха, ты можешь запретить турфирмам привозить в город туристов? Под любым предлогом — карантин, радиация, нашествие инопланетян?
— Да ты чо, мы вообще не имеем права вот так брать и запрещать что-то бизнесу, они нас в жалобах потопят просто. Да еще под такими предлогами — это ж какая паника начнется…
— Лех, ну шевельни извилиной. Видишь, что происходит? Никто не будет жаловаться. И паниковать никто не будет. Ок, если будут, значит, нормально все на самом деле. А если нет… Ты понимаешь, что привозить в город новых людей нельзя? И этих-то непонятно как вытаскивать…
Леха снова хмурится, цокает языком, тянет:
— Бли-и-ин…
Похоже, мыслительный процесс в его башке неумолимо раскручивается.
Леха нажимает на кнопку и говорит:
— Изольда Францевна, будьте добры, свяжитесь с моим замом, пусть он совещание вместо меня проведет.
Поддерживаю:
— Ну и правильно. Все равно сейчас никто ничего толкового не скажет. Давай мы с тобой статистику по ДТП посмотрим и в целом по смертности, особенно в больницах. К тебе же это все поступает?
Чего у Лехи не отнять — базами данных он пользуется на продвинутом уровне. Не из тех начальников, которые любые отчеты в распечатанном виде заказывают, устраивая шухер на все отделы. Кто владеет информацией, тот владеет миром! Бодро матерясь себе под нос, Леха минут пять роется в интерфейсе, а потом выводит на экран каскад нужных табличек и тут же присвистывает.
Дорожно-транспортных происшествий в городе в разы больше, чем было две недели назад. Смертность в больницах не так резко, но тоже выросла — причем росла все эти дни. Четко видно, что значимые изменения начались в понедельник. На следующий день после Катюхиной свадьбы…
— Значит так, — Леха четкий, собранный, почти прежний. — Промониторим сейчас всех лиц с зарегистрированными Дарами, влияющими на других людей, их психику. Что еще?
Лихо товарищ майор… упс, он теперь товарищ подполковник… рванул с места в карьер. Долго запрягает да быстро едет. Хотя… надолго ли его хватит?
— Я не знаю пока, Лех. Но знаю, где можно узнать. Будем на связи.
Выходя на улицу, подсознательно ожидаю увидеть толпу маниакально лыбящихся зомби. Но ведь нет ничего такого — люди как люди, разве что без того особого выражения, которое один мой знакомый испанец называл «русское лицо». Молодые супруги коляску катят, бабуля голубей кормит, парнишка на велике катит, звеня в звоночек — идиллия.
Я теперь с родными на связи постоянно. У мамы настроение хорошее, Натаха счастлива по уши с этим своим Валерой. На работе, правда, уже два факапа с выездами, но зато и не жалуется никто. Если забыть о кафкианском кошмаре в больнице и о кривой роста ДТП — кажется, что все идет прекрасно, как и должно.
Что-то хлещет меня по боку и по спине — не больно, но обидно. Оборачиваюсь и вижу двух пацанов лет десяти. Они целятся в меня из пистолетов — игрушечных, конечно, но это не детские игрушки, а приблуды для страйкбола. Увидев мое лицо, они с визгом бросаются наутек и ныряют в подворотню. Догоняю мелких паршивцев, хватаю за шивороты:
— Вам кто разрешил из этого в людей палить? Такими штуками нельзя без защитных очков пользоваться — глаз кому-нибудь выбьете!
— Папа нам сам их дал! — верещит один из парней — похоже, это близнецы. — Раньше не разрешал, а теперь ему пофиг ваще!
— И никто ж не ругается! Все улыбаются только! Пульки не бо́льные совсем! — подхватывает второй.