— Понимаете, Виктор, мы такие, как есть, по некоторым причинам. Тревога предупреждает об опасности и заставляет нас действовать. Боль сигнализирует о повреждениях и учит их избегать. Гнев побуждает нас к борьбе, чтобы мы могли постоять за себя и за то, что для нас важно. В наши времена многое делается, чтобы люди страдали поменьше. Тем не менее совсем счастливый человек не способен адекватно действовать. Вы в этом легко убедитесь, если зайдете в любую больницу, да и просто на мусор на улицах посмотрите. В городе не работает толком ни одна служба.
— Что вы такое говорите… Но ведь и правда. У Анечки температура поднялась, мы вызвали врача, но он так и не пришел… Хорошо, она сама выздоровела. Я и не подумал, что это может быть связано…
— Уверяю вас, вы много о чем не подумали. Понимаю, вы хотели просто сделать, чтоб всем было хорошо. Но это не может быть просто, вот в чем дело. Давайте знаете как с вами поступим. Послушаем, как это выглядит для разных людей. Для подростков — они, знаете ли, намного внимательнее, чем о них обычно думают.
Набираю Юлю:
— Приветик, нужна твоя помощь. Этот ваш чат «бездарностей»… кинь клич, нужно, чтобы ребята коротко рассказали о том, что происходит с их родителями, знакомыми, друзьями постарше… Прямо сейчас. Да, голосовухами нормально, даже лучше. Короткими, на минуту-две, не дольше. Просто пересылай мне их. Спасибо, жду. Очень важно.
Первое аудиосообщение приходит быстро — минуты через три. Мальчик с не до конца сломавшимся голосом, прыгая по высоте тона, сбивчиво рассказывает:
«Родаки офигевшие совсем, ходят, как пыльным мешком стукнутые… У сеструхи моей аллергия на шоколад, так раньше ни конфетки в доме не было, а вчера мама коробку ассорти принесла и на кухне оставила, открытую прям. Я эту дуреху еле успел оттащить за уши. Она визжала, будто ее режут, а родакам до лампочки…»
Тут же приходят новые голосовухи:
«У меня друг на втором курсе учится. Так у него последняя пересдача была на той неделе, а он взял и тупо забил на нее, вообще в универ не пошел. Главное, раньше на стенку лез, ссал, что вылетит, а сейчас ему по сараю все, ходит и лыбится…»
«Меня парень бросил — говорит, что-то я не на позитиве, мозг все время выношу. Раньше сам только и делал, что ныл, а теперь, блин, на позитиве, карнеги хренов…»
«Да ладно, чего вы, нормально все с родаками. Раньше они меня из-за ЕГЭ по русскому заживо жрали, каждый день диктанты мне устраивали, как будто я в пятом классе… А теперь попустились, им ваще пофиг на меня, ходят такие — акуна-матата…»
Сообщений на моем телефоне уже два десятка, и каждую минуту приходят новые. Спрашиваю Виктора:
— Хотите слушать дальше? Выбирайте любое.
Виктор совсем спал с лица:
— Не надо, я понял… Как много я не продумал. И… что же делать теперь?
Телефон лежит передо мной на столе. По существу, я сейчас этого Виктора сдаю как стеклотару. Эх, будь мы героями фантастического блокбастера, то, конечно, объединились бы и уворачивались от пуль весь хронометраж, небрежно отстреливаясь от боевиков Штаба одной левой, а в финале эпично осчастливили бы человечество. Вот только в реальном мире так не работает.
— Вот как мы поступим. Я свяжусь с товарищами из одной… скажем так, научной организации, — ну, в принципе, какие-то ученые-кипяченые в Штабе тоже есть. — Они помогут вам разобраться, как работает ваш Дар и как применить его действительно на благо человечества. А первый блин вышел, как вы сами видите, комом. Не расстраивайтесь, Москва не сразу строилась. Вы ведь можете отменить действие своего Дара?
— Да, конечно, могу. Хотя очень жаль… Настя так расцвела. Но, правда, слишком много побочных эффектов, которые я не учел. Нужно сделать это прямо сейчас?
— Нет!
Не рассчитываю громкость — сонная официантка и бармен оборачиваются на мой голос. Сейчас уже почти одиннадцать, люди сидят по квартирам, там им трудно будет оказать помощь. Лучше уж в рабочее время, когда многие в учреждениях… Хорошо, что завтра среда.
— Давайте завтра. В одиннадцать утра. Тогда же и товарищи подъедут. А переночевать придется у меня.
— Но как же… Я же должен объяснить Насте, что случилось.
Кривлю душой:
— Завтра объясните. Мало ли что может сегодня произойти… Мы же не хотим, чтобы вашу семью беспокоили? Девушка, счёт, пожалуйста.
Про завтра я, конечно, наврал — Виктора плотно возьмут в оборот, вряд ли он еще увидит свою Настю. Но стоит вспомнить едва шевелящихся пациентов на каталках в коридоре больницы — и все сочувствие наивному недотепе как рукой снимает. Один безголовый идеалист может наломать дров пошибче, чем сотня расчетливых мерзавцев… С другой стороны, мы пока не знаем, что с возможностями Виктора может наворотить мерзавец.
Виктор выходит в туалет — припоминаю, что окон в нем нет, и чуть расслабляюсь. Четко говорю в динамик телефона:
— Завтра. В одиннадцать. Подъезжайте к моему офису. Раньше не надо — спугнете. И стяните в город экстренные службы — все, какие возможно. Помощь понадобится многим, возможно, всем. Одну бригаду медиков — в мой офис, как можно раньше.
И тут же начинаю обзванивать сотрудников, начиная с Натахи, и самым гневным голосом гнать на срочное общее совещание завтра в десять… к половине одиннадцатого подтянутся, значит.
Спасать нужно всех, но своих — в первую очередь.
Глава 10Мир сам себя не спасет
На выходные у меня были наполеоновские планы: к Олиному приезду разгрести бардак, перемыть наконец посуду, выкинуть просроченные продукты, купить свежие и приготовить себе нормальную еду. А то, как выяснилось только теперь, все это время в холодильнике что-то стояло; сейчас в этих кастрюльках пышно цветет жизнь, которая, наверно, скоро станет разумной, разовьет цивилизацию и направит ко мне послов.
После я собирался залезть в рабочие файлы и посмотреть, чего там мои сотруднички в состоянии полузомби наработали. Взять, так сказать, в свои руки вожжи собственного бизнеса. И еще, конечно же, каждый день ходить в зал, а то запустил себя совсем с этой нервотрепкой…
Разумеется, ничего из задуманного я не исполнил — не только Юлька в нашей семье отличается склонностью к излишне оптимистичному планированию. Два дня валялся на диване — тупо просматривал ролики из интернета, гонял на телефоне простенькую браузерную игрушку и заказывал себе пиццу. В субботу ее приготовили за четыре часа, в воскресенье уже за два; курьеры, может, еще не пришли в себя, но глазастенький робот катался по району исправно. Жизнь постепенно входила в колею.
А ведь еще в среду город напоминал ад — врачей сюда нагнали много, военных в основном, однако везде они не успели, так что были жертвы. Несколько летальных исходов, сотни человек госпитализированы — кто с травмами, кто с нервными срывами и другими психиатрическими диагнозами. Хорошо, что у меня в офисе уже через полчаса появилась бригада медиков, поэтому для моих все более-менее обошлось.
Виктора увели сразу после того, как он прекратил действие своего Дара; видимо, спецназовцы были не особо похожи на сотрудников научной организации или что я ему там наобещал, потому что во взгляде, который он успел бросить на меня через плечо, были растерянность и обида. Но нет, в кошмарах он мне являться не будет. Есть в моей биографии пятна и почернее.
Неделька выдалась — врагу не пожелаешь. Я носился между знакомыми, проверяя, кому какая нужна помощь. В перерывах помогал военным врачам — на их планшеты были подгружены подробные актуальные материалы, но все-таки знание города, в котором родился и прожил всю жизнь, не заменят никакие карты.
Весь четверг город стоял словно вымерший, только сирены экстренных служб взрезали мрачную тишину. Редкие прохожие бродили хмурые, подавленные. Что-то подобное творилось в первые дни ковида. Однако как мы пережили ковид, так пережили и эти дни. Уже в пятницу некоторые вышли на работу, открылись многие магазины. К выходным вон даже пиццу снова стали возить.
Юльке я еще во вторник вечером велел запереться в квартире и никому не открывать, однако она проявила характер. Племяшка выяснила у меня, что происходит, и сказала, что будет со своими подругами — теми самыми, которые в эти дни перестали с ней общаться, предпочитая быть «на позитиве». Все во мне противилось этому, хотелось приехать, надрать Юльке уши и запереть ее дома, как неразумного ребенка… но ведь это ее подруги, значимые для нее люди, и Юля имеет право принять взрослое решение. Я только попросил ее оставаться на связи, потому сразу узнал, что все у девчонок хорошо, вместе они справились.
К вечеру воскресенья собираюсь с духом, чтобы полистать городские паблики — наверно, все на ушах стоят, страна и мир вовсю обсуждают сенсацию… Однако, к моему изумлению, там гораздо тише, чем обычно. Буквально вчера-сегодня в официальных группах стали появляться жалобы на внеплановые ремонтные работы, а в пабликах типа «подслушано» — на тунеядцев-мужей и отбившихся от рук подростков. А вроде бы люди должны помнить, что с ними происходило что-то неестественное… но никто не спешит поверять свои переживания городу и миру.
Ползу на кухню за грешноватым бутербродом на ночь и обнаруживаю страшное: у меня закончился кофе. Я не то чтобы кофеман, но без пары чашек с утра пораньше все равно что зомби. Не курю, пью умеренно, равнодушен к сладкому — а вот без кофе не выживаю. Можно, конечно, утром завернуть в кофейню, но тогда собираться на работу придется без привычного стимулятора… мысль об этом достаточно отвратительна, чтобы побудить меня натянуть джинсы с толстовкой и доползти до ближайшего круглосуточного магазина.
У подъезда привычно сую руку в карман, где обычно лежат наушники — и обнаруживаю, что не захватил их. Это спасло мне жизнь — и еще то, что нападающие полагались на какой-то Дар. Засада устроена технично — трое парней синхронно выскакивают из-за гаражей и отрезают мне путь к отступлению. Но самую малость тормозят, я перехватываю инициативу и бью ближайшего в солнечное сплетение… минус один. Второй напрыгивает с ножом — уклоняюсь, лезвие вязнет в складках толстовки. Не зря Ветер гонял меня на спаррингах! Третий метит ступней в колено. Не успеваю отойти, но переношу вес — и остаюсь на ногах. Выворачиваю второму руку, в которой зажат нож, и бью третьего его телом. Трет