— Отлично, спасибо за сотрудничество, Александр, — бодро говорит Кристина. — Теперь пойдемте! Отец свой личный вертолет прислал. Там только нету, ну, этого, туалета. А лететь минут сорок. Если вам надо — можно в аэропорт пройти, в бизнес-зал…
Интересно, девчуля сама додумалась или папа подсказал?
— Нет, спасибо, нормально все… А для чего тебе пистолет, Кристина? Чтобы смотреться круто?
— Х-ха! Я у отца лучший стрелок в команде!
Девчуля лихо выхватывает пистолет из кобуры, почти не целясь, трижды стреляет вверх — и на землю шмякается птица. Служащие аэропорта в оранжевых жилетах вздрагивают, замирают на миг, нервно оглядываются — и тут же возвращаются к своим делам. Даже охранники отводят глаза.
Признаю:
— Впечатляет. Даже не знаю, что больше — твоя меткость или то, что ты невозбранно стреляешь прямо на летном поле…
Кристина расплывается в торжествующей улыбке:
— Нам, детям Ветра, здесь можно все!
— Вам? И много вас?
— Расскажу, но давайте уже в полете! Отец ждет.
Отношусь к этой идее скептически: вертолет — не лучшее место для светской беседы. Однако Sikorsky отличается от всего, что я видел прежде. Салон защищен от шума и вибрации — словно в пассажирском поезде едешь. Между просторными, обитыми белой кожей креслами — компактный бар. Кристина гостеприимно распахивает его — напитки и закуски тут классом повыше, чем те, что предлагались в только что покинутом мной бизнес-классе.
Спецназовцы, разумеется, грузятся вслед за нами, но рассаживаются в задних рядах и не отсвечивают.
— Коньяка? Виски? Икры? Севрюги? — девчуля старательно исполняет обязанности радушной хозяйки.
— Нет, благодарю… Я вполне способен сорок минут обойтись без жратвы и выпивки, честное слово. Расскажи лучше, как ты познакомилась с отцом.
Кристина набирает полную грудь воздуха и начинает рассказывать. Она всегда, всегда знала, что не такая, как другие девчонки! И что отчим ей не родной отец, тоже знала, хотя об этом мать и не говорила — но Кристина сама подозревала, а потом группы крови их сверила и все поняла. Эти душнилы, которых она звала родителями, скрывали от настоящего отца существование ее, Кристины, и его от нее — тоже. А она всегда знала, что не должна жить по их унылым правилам — «помой посуду, ты же девочка!», «учись хорошо, тебе же ЕГЭ сдавать!», «в десять чтоб была дома, на улицах опасно!» Она, Кристина, не такая, ничего для нее не опасно, и учеба эта тупая ей не нужна, и супы эти тупые она варить не хочет, а хочет стрелять и драться, десантницей стать или морпехом! И никто, никто ее не понимал, пока не появился настоящий отец. Сам он красив, как герой комиксов, и имя у него красивое. Ну то есть он не прям сам появился, звонил ей сначала в телеграфе и говорил, что давно искал ее, что она не такая, как все, она талантливая, и он научит ее стрелять и драться круче супергероев — только бы она хотела этого сама. Кристина боялась верить — вдруг пранк какой-нибудь — но потом к ним домой явились солидные люди из какой-то серьезной конторы, и отчим ругался, а потом затих, и мама плакала, а Кристина, пока они разговаривали, собирала рюкзачок, чтобы уйти из места, которое никогда по-настоящему не было ей домом!
— Но ты хотя бы иногда звонишь маме?
— Да, отец говорит, что нужно, раз в неделю… Мобильников на базе нет, зато есть стационарный аппарат, с видео. Да не особо они с отчимом переживают за меня, у них своих двое, я им только мешалась… А отец! У него одиннадцать детей разного возраста, и это он пока не всех разыскал! Но его хватает на всех, на каждого — каждый по-своему гениален, с такими-то генами!
— Какой он, твой отец?
— О, он самый сильный, самый крутой… и самый добрый. Никогда не душнит, не истерит, не выносит мозг. Он каждого из нас… понимает, понимаешь, что это значит? Да что я тебе рассказываю! Ты же и сам его знаешь.
Хмурюсь:
— Да уж, знаю. Немного.
Смотрю в окно — великолепный обзор — и мысленно составляю карту местности: запоминаю, как расположены друг относительно друга леса, поля, городки, деревни, проселочные дороги… Вряд ли возвращаться доведется в вертолете ультра-класса. Если вообще доведется…
— А вот отец тебя знает! Сказал, ты — сильная самостоятельная фигура, — Кристина явно цитирует чужие слова. — И можешь сыграть важную роль в наших планах. Просил меня проследить, чтобы ты чувствовал себя комфортно. Тебе комфортно? Может, осетринки все-таки или икры?
— Нет, не надо ничего. Но ты молодец, Кристина, здорово стараешься.
Теперь внизу — не база даже, а что-то вроде обширного поместья. На территории, обнесенной высоким забором, располагаются навороченные спортивные комплексы, парк с белыми павильонами и площадками для пикников, конюшня с манежем для выезда и десятка два зданий разного вида и назначения — от изящных уединенных домиков до трехэтажных казарм. Есть даже открытый всесезонный бассейн — полноценные 50 метров, не фигня декоративно-курортная. По центру территории — посадочная площадка на восемь вертолетов.
— Пора пристегнуться, — вскидывается Кристина. — Сейчас пойдем на снижение.
Спецназовцы выходят из вертолета первыми и выстраиваются по обе стороны от двери так, что это скорее напоминает почетный караул, чем конвой. Интересно, меня просто так возьмут и пропустят к хозяину всего этого великолепия — без досмотра? Всего-то вежливо попросили телефон и не проверили, не лежит ли у меня в кармане второй или что похуже? Вдруг я полон сюрпризов? Не в духе Кукловода такая безалаберность.
— Сейчас Егор даст добро, и проведу тебя к отцу, — чуть смущенно говорит Кристина. — Вон он, идет уже.
Действительно, от домика через поле к нам спешит мужичок средних лет.
Похоже, юная провожатая готова отвечать на все мои вопросы. Надо пользоваться детской наивностью, пока есть возможность.
— А кто такой Егор, почему он должен давать добро?
— Егор — усило́к. — Не сразу соображаю, что это сокращение от «усиленный». — Людей буквально насквозь видит, то есть не самих людей, а все, что на них есть постороннего. Понимаешь, к отцу же важные люди приезжают, каждого не будешь шмонать. Да и приблуды такие есть, которые от любого обыска спрятать можно. У отца врагов много, он — не такой, как все, вот ему и завидуют. Поэтому всех, с кем он встречается, Егор досматривает, вот так, издалека. У одного деятеля, прикинь, яд нашел в зубной коронке…
Остается надеяться, что Дар Егора действует не на самих людей, а на их одежду и прочее; иначе сразу станет ясно, что никакой я больше не свободный от Дара. Впрочем, бояться поздно — остается только надеяться.
Однако, усилок… Для всего мира сверхдары — темная, зловещая тайна, а здесь для нее уже небрежное разговорное сокращение придумали. Быстро же люди адаптируются…
Но вообще чертовски логично, конечно, что Прорывы были когда провокацией, а когда и тупо случайностью, а самых удачных и полезных усилков Кукловод приберег для личного использования.
— И много у вас тут усилков?
— Хватает… — до Кристины наконец доходит, что свободно болтать стоит не обо всем. — Тебе отец расскажет, океюшки?
— Не вопрос, океюшки, конечно.
Интересно, почему Ветер, располагая тысячами подчиненных, отправил встречать меня собственную дочку — преданную ему, но несколько наивную и расхлябанную? Что это — проявление уважения и доверия? Не вполне уместно в контексте, так сказать, развития наших отношений. Ветер трижды пытался меня убить и знает, что я это знаю. А девчуля вот сейчас повернулась ко мне почти что спиной, наблюдая за Егором и подошедшим к нему спецназовцем. Так просто взять дуреху в захват, выдернуть ее же пистолет из расстегнутой кобуры, поднести дуло к виску и выставить свои условия… Впрочем, это на нормального человека могла бы подействовать угроза жизни его ребенку, но никак не на психопата. А главное — сам я пока еще не психопат, чтобы проворачивать такие фокусы.
— Егор дал добро, — поворачивается ко мне Кристина. — Идем. Отец тебя ждет.
Глава 23Теодицея в действии
Ветер идет мне навстречу, радостно улыбаясь и расставив руки — будто бы для задушевного братского объятия. Шагов за десять, правда, передумывает и широким жестом указывает на павильон с накрытым столом:
— Саня! Ну наконец-то! Я уже заждался! Закусишь с дорожки?
Вяло протестую:
— У вас тут при всем желании не оголодаешь…
Но Ветер размашистым шагом направляется к павильону, и остается только следовать за ним. По пути он оборачивается к дочери:
— Молодец, Криська, нужного человека привезла! Беги сейчас в третий квадрат, для вас там новую полосу препятствий проложили. Серега уже ее четыре раза прошел и говорит, что ты его рекорд не побьешь.
Кристина залихватски улыбается и бросается бежать, но тут же останавливается, разворачивается прыжком и выпаливает:
— Я — и не побью? Х-ха, да я хоть с завязанными глазами обойду все Серегины тупые рекорды!
Ветер несколько секунд смотрит дочери вслед, потом сообщает мне:
— Вот, ращу потомство в атмосфере здоровой конкуренции. И заодно изучаю грани Повтора. Тут три десятка подростков.
— Три десятка? И все твои? Вот же ты отец-героин!
— Биологически моих треть, остальные — контрольная группа. Я, конечно, не евгеник, но влияние генов нельзя сбрасывать со счетов. Каждый талантлив в том, чем интересуется — одаренные нервно курят на лестнице. Или в том, чем его удается заинтересовать… огромное пространство для эксперимента. Ладно, чего это я с места в карьер да о делах! Проходи за стол — закуски заветриваются!
Стол действительно накрыт на славу: монструозные крабы — целиком и отдельно розочки с клешнями, несколько видов красной и белой рыбы, алые креветки с бесстрастными глазами-бусинками, морепродукты, половину которых я вижу впервые, и все это в обрамлении солений, соусов и овощей. Во время перелета я отнюдь не голодал, но от этого изобилия аппетит подступает сам собой.
Ветер суетится вокруг стола, подвигая ко мне блюда: