й популяции: кто-то должен принимать решения, не затуманенные чувствами. Вот только привязанность отца к детям — механизм еще более древний.
Ветер смотрит на меня, беспомощно приоткрыв рот. В языке, на котором он разговаривает с самим собой, не существует слов, способных ответить на мой вопрос. В его внутренней системе аксиом нельзя ни доказать, ни опровергнуть, что он не только привязал к себе детей, но и сам привязался к ним.
Жду, что Ветер рухнет на стул, с которого только что встал, но он остается на ногах, глядя застывшим взглядом на меня, а когда я отступаю на шаг — в пространство. Теперь мой враг так и будет искать ответ, которого внутри него не существует — пока не прекратится дыхание и не погибнут нейроны головного мозга. А может, как знать, и после этого. Мой Дар не просто оглушает на неопределенно долгое время — он отправляет человека в ад… нет, не так — заключает человека в том аду, который был у него внутри всегда.
Наверно, я никогда больше не применю Дар. Но сейчас не жалею ни о чем. Этот человек получил то, чего заслуживал — возможно, единственный из всех людей.
Откуда-то прибегает Кристина, лепечет что-то бессвязное, трясет отца за плечи — тело наконец опускается на стул. От девочки остро пахнет потом, тревогой и страхом. Она оборачивает ко мне покрасневшее, перекошенное лицо:
— Что, что с ним случилось? Что мне делать? Саша, помоги, пожалуйста, помоги нам…
Да, психопатия не наследуется. Значит, у человечества есть шанс.
Девчушка смотрит умоляюще, по щекам бегут слезы. Нет, довольно с меня. Пусть они тут сами себя спасают.
Разворачиваюсь и иду к вертолетной площадке. Я возвращаюсь домой, в собственную жизнь.
И пускай только попробуют меня остановить.
ЭпилогДругими глазами
Ольга Егорова
2040 год, десять лет спустя
Может ли обыкновенная женщина любить человека, который держит на плечах весь мир? Этот вопрос я задаю себе каждый день.
— Федька звонил, сказал, что приедет с девушкой! — орет Саня от летней кухни, в которую превратили старый домик. — Велел как-нибудь тактично тебя подготовить. Ты готова стать свекровью, жена моя?
Выхожу на крыльцо большого дома и отзываюсь:
— Всегда готова! Сейчас найду самую вонючую тряпку, чтобы будущей невестке веселее было драить полы.
Саша коротко смеется и сует телефон в карман старых рабочих джинсов. Он до сих пор пользуется прямоугольным смартфоном, хотя для них уже почти не выпускают приложений. Теперь у всех проект-браслеты. Я поначалу пугалась, когда голоэкран возникал из воздуха от любого случайного касания сенсора, но быстро привыкла. А Саня так и ходит с древним устройством — говорит, хоть что-то должно оставаться привычным в стремительно меняющемся мире.
Подхожу к окну столовой и наблюдаю, как муж перестраивает крыльцо летней кухни. Возится с досками: отмеряет рулеткой, отпиливает, прикладывает к конструкции и матерится одними губами — не подходит. В отчаянии воздевает руки к небу на пару секунд, потом снова берется за рулетку. Конечно, проще было бы нанять рабочих, но Саня любит, как он говорит, «дачный фитнес» и мелким ремонтом занимается сам — если выдается перерыв между миссиями по спасению мира.
Саня. Мой муж Александр Егоров. Первый публично заявивший о себе сверходаренный — усило́к, как их теперь называют. С него началась программа «Такие же, как мы» — о том, что сверходаренные остаются людьми. Конечно, до сих пор в это верят не все. Для одних усилки — прорыв в будущее и новая надежда человечества, для других — порождения ада, которым не место на земле. Что же, для меня один из них — муж и отец моих детей.
Поначалу Саня не собирался ни применять, ни афишировать свой сверхдар. Говорил, что теперь-то наконец будет заниматься только семьей и работой — как хотел этого всегда. Но потом ситуация накалилась, началась настоящая охота на ведьм и людей уже стали попросту линчевать по одному только подозрению в обладании сверхдаром.
И тогда Саня вышел вперед и принял огонь на себя. Как делал это всегда.
Люблю ли я его? Что такое вообще любовь в долгом, как жизнь, союзе? Когда-то давно, задолго до Одарения, мы с мелким Федькой и его отцом ездили на две недели в Таиланд. Там я разговорилась с хозяйкой гостиницы, и она между делом упомянула, что уже подобрала своему сыну невесту; оказалось, ее саму выдали замуж по договоренности родителей, и все в округе поступают так же. Женщина сказала, что счастлива в браке уже тридцать лет. «Люди меняются, — говорила она. — Все равно через какое-то время ты обнаружишь рядом с собой не того мужчину, который женился на тебе. И сама уже будешь не той женщиной, которая выходила за него замуж».
Тогда я не знала, как к этому отнестись — как и всякий человек европейской культуры, я верила, что чувства — единственная достойная причина вступать в отношения, а саму идею брака по расчету презирала. После я изучила вопрос: выяснилось, что на договорных браках держится почти вся Азия. Сама я прожила с отцом Федьки одиннадцать лет, и хотя роковых страстей между нами к тому моменту уже не было, когда он погиб, мой мир рухнул. Но жизнь продолжалась — это вообще ее основное свойство.
А потом я встретила Саню. Он был такой надежный, сильный, простой… Но скоро я поняла, что он никогда не будет принадлежать только мне. И дело даже не в бесконечных бабах — его забеги по чужим койкам раздражали, но разводиться из-за такой ерунды я не была готова, а смысла в драматических сценах не видела. Куда сильнее меня тревожило, что Саня постоянно рисковал жизнью.
Иногда он возвращался раненым, когда физически, а когда и душой — смотрел перед собой пустым взглядом и не обращал внимания на вкус еды. Каждый раз я выхаживала его, варила бульоны, за руку отводила к специалистам. Обнимала и гладила по голове, когда он кричал во сне. День за днем повторяла, что я рядом и все можно исправить. Но дело было не только и не столько в этом. Я стала причиной, по которой он каждый раз возвращался.
Много раз мне отчаянно хотелось бросить его — схватить в охапку детей и бежать в какую-нибудь другую, нормальную жизнь, подальше от кошмара, который Саня приносил домой на подошвах. Когда я день за днем чувствовала на его одежде запах чужих духов. Когда он начинал звереть и бросаться на людей за косой взгляд. Но сильнее всего — когда нас с Федькой полтора месяца продержали на закрытой полицейской базе, так толком ничего и не объяснив. Да и других нехороших моментов хватало. Но как я могла уйти, если на Сане держится мир, а Саня держится на мне?
Я не хотела такой ответственности и не просила о ней. Но ведь Саня тоже не хотел и не просил.
На бой мой муж выходит не из-за денег и привилегий. Так-то и собственный Санин бизнес приносит немалый доход. ИПэшка со смешной вывеской «Потеряли? Найдем!» давно превратилась в ООО «Поиск-Про», занимающее целый этаж бизнес-центра. Бывшая секретарша Катерина стала соучредителем и генеральным директором. Виталий закончил ВУЗ, остепенился и возглавляет оперативный отдел — уличные замашки проступают в нем совсем редко. Ксения после смерти Нины Львовны занимается кадрами. Из старых сотрудников ушла только Даша — она теперь работает в благотворительном фонде Дины Рязанцевой.
— Ма-ам, доставка приехала! — Яра толкает перед собой тележку по специально проложенной бетонной дорожке. Робот-доставщик выгружает продукты в тележку автоматически, и все отрегулировано так, что даже восьмилетка легко справляется.
Начинаем раскладывать припасы в холодильник и шкафчик — это чуть ли не единственное, с чем автоматика до сих пор не справляется. Датчики с тихим писком считывают штрихкоды — информация о продуктах и сроках хранения поступает в домовую систему. Когда что-нибудь закончится или испортится, система сама отправит запрос в службу доставки.
Когда я рассказывала Яре, что раньше люди ходили по магазинам своими ногами, она отнеслась к этому примерно так же, как к историям про древних римлян. Пришлось свозить ее в один из немногих оставшихся в городе супермаркетов. Он произвел на ребенка не меньшее впечатление, чем палеонтологический музей.
Осторожно спрашиваю:
— Что с последней Фединой задачкой? Решила?
— Пока нет, API не интегрируется… Ну то есть технические сложности, мам. Ничего, Федька приедет и все сделает. Я пока по инглишу домашку закончу, а вечером сядем прогать.
— Какое «прогать»⁈ Семейный ужин вечером!
— Ну ма-ам, ну мы же чуть-чуть! Федька только этапы миграции настроит — и все! Побегу, а то инглиш не успею!
Яра шустро отступает в свою комнату, пока я не успела решительно запретить им с братом полвечера торчать среди голопанелей. Любовью к программированию Яру заразил Федька. Я уже не понимаю три четверти слов из их разговоров. Непросто это — жить в эпоху, когда твой восьмилетний ребенок умнее тебя. Впрочем, дети Повтора любят родителей и стараются щадить, не слишком давить интеллектуальным превосходством. В остальном они — обычные дети: врут, капризничают, ссорятся, делают глупости. Яра может то ворковать «мамусеночек», то орать «мам, ну ты чо, ваще уже⁉» Дети Повтора — не сверхчеловеки, не какой-то новый вид людей, не мутанты. Они просто лучше соотносят свои действия со своими желаниями. Становятся теми, кем хотят стать. Сами решают, какими им быть.
Впрочем, Яра — особенная даже среди детей Повтора. Она первый на планете ребенок, у которого один из родителей — сверходаренный. Несколько лет мы с ней почти не вылезали из закрытого института. Саня злился, но согласился, что интересы науки важнее всего — ведь будущее человечества зависит от того, что нам удастся понять об Одарении и его последствиях. По крайней мере муж настоял, что раз уж я все равно провожу в этом учреждении столько времени, то пусть меня примут в аспирантуру и зачислят в штат научным сотрудником. Через три года я защитила кандидатскую диссертацию по нейрофизиологии сверходаренных, а потом на ее основе написала докторскую. А что до Яры, то она оказалась совершенно обычным ребенком Повтора — то есть таким же, как все дети теперь.