Потребовалось несколько секунд, чтобы осознать происходящее, маршал рывком встал со стула — стоящий рядом Ворошилов помог ему подняться, сделал несколько шагов, подходя к Жданову. С трудом проглотил вставший в горле комок. Это помогло, немного очухался, пришел в себя — и Григорий Иванович взял трубку телефона.
Произошло то, чего подспудно ожидал каждый работник высшего ранга — Сталин работал исключительно по ночам, и все старались подстроиться под этот ритм, потому что из Кремля могли позвонить в любой момент, и горе тому, кого не окажется на рабочем месте без уважительной причины. Иосиф Виссарионович постоянно держал всех в напряжении…
— Здравствуйте, товарищ Кулик, — в трубке раздался голос, подсознание выплеснуло массу эмоций, и маршал непроизвольно вытянулся, и окончательно проснулся — дремота исчезла.
— Здравия желаю, товарищ Сталин!
— Вы оправдали доверие партии и правительства, товарищ Кулик, — от услышанных слов, произнесенных чуть глуховатым голосом с еле заметным акцентом, чуть ли не прыснул, совершенно неуместное и непонятное веселье накатило, с трудом обуздал, осознав, что такое смерти подобно.
— Вы отбили Мгу за сутки, а в Ставке полагали, что для этого потребуется несколько дней, и участия всех дивизий вашей армии.
— Противника там было не так много, товарищ Сталин, но действовали немцы крайне энергично, в чем нас превосходят. Но по мере приобретения боевого опыта это преимущество будет нивелировано.
— Как вы оцениваете сложившуюся под Ленинградом обстановку, товарищ Кулик? Только ответьте честно, как коммунист коммунисту!
Вопрос последовал после короткой паузы, которую непонятно для чего сделал председатель ГКО. Но теперь он был задан таким решительным и все понимающим тоном, что лукавить не было смысла. А потому Григорий Иванович со всей прямотой ответил, как рубанул:
— Обстановка тяжелая, но взять Ленинград германцы никогда не смогут — у них сил просто нет таких. К тому же вести уличные бои в трехмиллионном городе вермахт не будет — чревато огромными потерями, а они помнят «верденскую мясорубку». Максимум, что смогут, так это прорваться к Петергофу, чтобы выйти к Финскому заливу. И наступление там начнется дня через два. Но скорее всего, вернее, я в этом полностью уверен, товарищ Сталин, сегодня с утра немцы попробуют еще раз прорваться и взять Мгу. А там выйти к Ладоге, чтобы окончательно перерезать сухопутные коммуникации с Ленинградом. Скорее всего, так и будут действовать, товарищ Сталин — блокада для них предпочтительней долгого кровавого штурма.
— Товарищ Шапошников не придерживается вашего мнения. Но считает, что перед решительным штурмом Ленинграда, противнику требуется вначале прорваться к Ладожскому озеру, чтобы пресечь переброску подкреплений на Ленинградский фронт. А потому мы здесь решили усилить вашу армию — вам передаются две стрелковые дивизии, отличившиеся под Ельней, и 16-я танковая бригада. Они прибудут к вам через девять-десять дней, как и 294-я стрелковая дивизия. Но взамен мы немедленно забираем у вас 314-ю дивизию — финны рвутся к Петрозаводску, а она находится ближе всего к Свири.
Кулик только вздохнул — он ведь знал, что это произойдет, потому не трогал 314-ю дивизию, которая бы в таком случае отправилась в Карелию на сутки позже. А так кто его знает — может быть, первые бои для нее будут гораздо успешнее, чем в той реальности.
— Мы не можем отправить резервы, но вы собственными силами можете укомплектовать несколько стрелковых бригад в самом Ленинграде, их подготовка займет намного меньше времени, чем формировании дивизии.
— Стрелковые бригады имеют численность в четыре тысячи бойцов, товарищ Сталин и представляют собой усиленный полк. После нескольких боев их придется отводить в тыл, они быстро потеряют боеспособность. Это я понял на примере действий 1-й горно-стрелковой бригады, что сражалась под Мгой. Будет намного лучше, если поступим несколько иначе.
— Потрудитесь выражаться яснее, что вы имеете в виду, — на том конце провода, после короткой паузы, несколько другим, более заинтересованным голосом, отозвался собеседник.
— Что конкретно вы предлагаете, товарищ Кулик?
Два типа бронетехники, частенько сходившихся в боях под Ленинградом — в 1-й танковой дивизии панцерваффе было много бронетранспортеров «ганомаг», а в частях Ленинградского фронта непропорционально большое число БА-10…
Глава 28
— Ни хрена не понимаю, должны были с утра ударить, и так, чтобы у нас искры с глаз посыпались. Почему медлят, почему?
Кулик посмотрел на часы — время приближалась к двум часам пополудни, распогодилось, и он с тщательно скрываемым страхом ожидал налета бомбардировщиков. Едва удалось убедить Ворошилова снять половину зениток из состава 2-го корпуса ПВО, выдвинутых в Красногвардейский укрепрайон, и там установленных для противотанковой обороны. Причем именно их поставили там, где никакой пользы длинноствольные 85 мм и 76 мм орудия принести не могли по определению — там местность для массированной атаки танков совершенно неподходящая. Кое-как убедил прикрыть зенитками, стоящие в Неве корабли, которые, не имея хода и возможности маневрировать, могли быть легко уничтожены бомбардировкой с воздуха. А немцы их начнут целенаправленно бомбить, когда убедятся, что самой лучшей противотанковой пушкой при обороне крепости являются убийственные корабельные калибры в 130 мм, 180 мм и особенно 305 мм. И вся штука не в том, что попадание такого снаряда способно разметать танк по винтикам, как говорится, на отдельные траки, а в том, что прорваться через плотный заградительный огонь крупных калибров технически, и особенно психологически невозможно. Когда перед тобой встают огромные разрывы, которые выворачивают деревья с корнями и отправляют в полет солидного веса автомашину, мало найдется героев, способных бросится в самоубийственную атаку. Танкистам чуть легче — они прикрыты броней от осколков, но вот пехоте, и даже панцер-гренадерам, что сидят за тонкими листами в своих «ганомагах», не позавидуешь — поляжет вся. Да и танки далеко не пройдут — «лунные пейзажи» из больших воронок, оставленных разрывами двенадцатидюймовых снарядов, застопорят продвижение танков куда надежнее, чем надолбы и противотанковые рвы. Так что достаточно любую прорывающуюся группировку накрыть массированным огнем крупного калибра, и все — желание атаковать исчезнет напрочь. Дисциплинированные солдаты, а вермахт пока такой, пойдут во второй раз, но если снова нарвутся на такой «горячий прием», то о наступлении на этом участке фронта напрочь забудут, начнут выбирать другое направление. Для дивизии требуется время на переброску, и даже на коротком участке фронта как здесь, это займет не меньше суток.
А там будет все тоже — управление всей артиллерией сконцентрировано в одних руках, то есть центре, с дублированными каналами связи, и перенести огонь с одного квадрата в другой дело нескольких минут. Огонь корректируется выдвинутыми на передовые рубежи специальными группами, которые определят необходимость постановки заградительного огня. А то пехотные командиры склонны преувеличивать степень опасности, и будут вызывать без всякой необходимости огневую поддержку, нисколько не озадачиваясь тем, что запасы крупнокалиберных снарядов не безграничны, как и ресурс самого ствола, которому потребуется потом заменить лейнер…
Маршал приехал в Павлово, на КП 48-й армии у Кузьминского моста, в дороге хоть выспался немного, а до этого имевший разговор со Сталиным. «Отец народов» тот еще психолог, отобрал столь нужную 314-ю дивизию, ответно посулил три дивизии, две из которых скоро станут гвардейскими, и с танковой бригадой, но они придут через десять дней, когда кризис под Ленинградом фактически закончится. Не кричать же в трубку, что 4-ю танковую группу Гепнера перебросят на московское направление, а потому держать ее под Ленинградом дольше не станут. Причем из чисто практических соображений — тут нет той местности, на которой можно использовать столь крупное объединение одновременно. Местность помимо дорог и редких полей для моторизованной пехоты представляет одну неразрешимую проблему — ну не ходят автомобили по болотным кочкам. Даже танки с трудом преодолевают заболоченные участки, развернуть же дивизию сплошная проблема.
Лишь в ленинградском «предполье» можно использовать сотни танков, но там другая проблема — маневр исключен, придется таранить заблаговременно возведенную оборону. Но то чревато большими потерями в бронетехнике, которая будет нужна Гитлеру для осеннего похода на Москву…
— Воздух! Воздух!!!
Григорий Иванович оторвался от размышлений, посмотрел в сторону Кузьминского моста — там стояли, уткнув в небо тонкие длинные стволы, зенитные орудия. Из Ленинграда подстраховались, выслали два дивизиона 76 мм пушек с несколькими счетверенными зенитными установками. На реке находились три канонерских лодки Ладожской флотилии, время от времени стрелявших на максимальную дальность своих орудий, поддерживая части 115-й стрелковой дивизии и пограничников.
— Да их как ворон на помойке!
Ахнул стоявший рядом командарм 48, генерал-лейтенант Антонюк, перебравшийся со штабом буквально в центр тылового рубежа своей армии, не такой и протяженный, стиснутый с флангов речками Тосно и Мга. Но армии завтра-послезавтра добавят фронт до Красного Бора, из которого кое-как удалось выбить противника, но стрелковая и ополченческая дивизия сейчас в таком виде, что их нужно отводить в тыл.
Кулик всмотрелся в небо — с юга приближались три девятки бомбардировщиков, летящих на небольшой высоте, с километр примерно. Построение треугольниками, от малых к более крупным, пока из самолетов не образовался один сплошной большой клин, заполонивший изрядный кусок голубого неба. Появились и небольшие самолеты, одномоторные, с желтыми коконами у винтов — понятно, что «мессеры», куда без прикрытия. В героизм маршал играть не стал, стоять под разрывами немыслимая глупость, а то, что немцы нацелились бомбить корабли, вполне понятное желание — даже эти бывшие грунтовозные шаланды показали, что с ними надо считаться.