— Очень милые, — подхватил Сергей. — Когда Анечка ночью портье вызывала и устроила трезвон на весь отель, он ни слова не сказал! Даже укоризненного взгляда не бросил!
— А что это вам ночью вдруг портье понадобился? — испуганно удивилась Маша. — Случилось что?
— А мы загулялись, пришли уже за полночь. Портье на месте не было, а нам ключ от номера нужен был. Аня увидела звоночек на стойке, электрический, да как стукнет по нему! Кулаком! А у него звук, как у корабельного колокола. Наверное, для всеобщей тревоги. Портье выскочил с таким перепуганным лицом! Не знаю, что уж он там подумал. А Анечка, главное, сделала ангельское личико и говорит: «Месье, мой муж просит ключ от номера!..» На меня все свалила, представляете?
— Но он же тебе ничего не сказал. Очень милый портье. Кстати, бывшая девица. Из-за этого у него вид очень изящный и голос женский. А в тот момент от испуга и вовсе голос пропал.
— Откуда вы знаете, что он — бывшая девица? — недоверчиво спросила Маша.
— А там один из постояльцев, англичанин, другому об этом тихонько рассказывал. Они за мной стояли, а я подслушала. Зато она, то есть он, потом всегда торопился выдать нам ключ, когда мы возвращались с прогулки. Кстати, я не нарочно так зазвонила. Я думала, что звоночек тихий, мелодичный, чтобы постояльцев не тревожить. Они сами виноваты: зачем такой громогласный звонок установили?
— Чтобы портье проснулся, — предположил Семен.
— А еще мы ездили в Люцерн и два дня жили в самом настоящем замке! Такой старинный, прекрасный, с башнями и мостиками, окруженный толстыми крепостными стенами. Стоит он на берегу огромного озера. Там уже давно гостиница, и в ее номерах в различные годы останавливались известные люди. Мы это узнали по медным табличкам на дверях. Там и поэт Рильке жил, и Виктор Гюго, и Стефан Цвейг, и наш Лев Толстой, и Чарли Чаплин…
— Вот это да! — восхитилась Маша. — А вы в чьем номере жили?
— Там, где останавливался Рильке. В номере и обстановка старинная сохранилась, а на стене портрет прекрасной дамы в старинной раме, чуть подсвеченный. До чего же романтично было! Представляешь, Машуня, там обои в номере и покрывало на постели с одним и тем же рисунком — в мелкие цветочки.
— Какая гармония! Я тоже так хочу! — размечталась Маша.
— А еще мы видели какой-то фестиваль. Народ ходил по улицам толпами и пел песни. А впереди капельмейстер с таким жезлом в такт им размахивал. Такой важный, солидный…
— Сколько вы чудес увидели! — с легкой завистью заметила Маша. — Вот получу грант на свои фольклорные дела и тоже съезжу туда, хоть на три дня. Хочу озеро посмотреть и деревья реликтовые. И пусть мне все там улыбаются и машут руками. Я так люблю добрых людей!
— Мне еще одна тетечка улыбнулась и помахала рукой, когда мы стояли на светофоре, а она на остановке ждала автобус. Я так тронута была! Тоже ей улыбнулась и помахала.
— Да Анечка там всем махала, — продолжил рассказ Сергей. — Высовывалась из окна чуть ли не наполовину и всем подряд ручкой делала, как на первомайской демонстрации. Кто ж тут устоит?
— Потому что они все очень милые. Особенно детишки. Там чернокожие детишки, как маленькие куколки, до того очаровательные! Вообще там всякого народа, как будто это город мира. Арабов толпы, да все богатые, важные, жены сплошь золотом обвешаны. Чернокожих полно — папа белый, мама черная и куча разноцветных детишек. Или наоборот. Мама белая, папа черный, опять же дети — кто во что горазд. Не город, а сплошной праздник, дружба народов во вселенском масштабе. И на каждом шагу банк. А рядом еще. И еще. Весь центр застроен банками.
— Представляю, сколько там сконцентрировано денег! — протянул Семен.
— А я даже не представляю, — заметил Сергей.
— Да, Анна Викторовна, а как вы себя чувствуете после такого обилия впечатлений? — спохватился доктор. — Пошла ли вам на пользу молочная диета?
— Мне все пошло на пользу. Я там вообще ни разу не вспоминала, что со мною не все благополучно. Хотя один раз вспомнила, когда впервые увидела Женевское озеро. Подумала: как хорошо, что я его успела напоследок увидеть. А потом еще столько всего повидала, что решила не спешить покидать этот мир. И молочные продукты мне очень понравились, вы были правы, Семен Борисович. Я столько разных сыров перепробовала! А какое у них замечательное масло! Мне кажется, я такое ела только в раннем детстве. Теперь у нас ничего подобного не продается.
— Анна Викторовна, глядя на вас, могу с радостью отметить, что ваши дела идут к лучшему. Я вижу явную тенденцию к улучшению вашего здоровья. Очень надеюсь, что позитивные эмоции делают свое дело, а любовь ваших близких творит чудеса. Иного я, собственно, и не ожидал.
— Анечка, ты такая прехорошенькая! — обняла подругу Маша и пылко чмокнула ее в щеку. — Я тебя такой давно не видела. Разве что на вашей с Сережкой свадьбе. Ты мне напоминаешь весенний цветок.
— Машка, что-то я прежде не замечала за тобой умения льстить! — засмущалась Аня.
— Да ты что? Как ты могла подумать? Я говорю это со всей искренностью!
— А хотите новость? — перебил их Сергей. — Мы перед отъездом с Аней опять расписались. И на этот раз мне удалось уговорить гражданку Степанову взять мою фамилию. Теперь она тоже Гаврилычева. Нечего строить из себя независимую женщину. Все, раз ты Гаврилычева, теперь ты точно моя! — Сергей на правах законного мужа привлек Аню к себе и с хозяйским видом положил руку на ее колено.
— Какие же вы молодцы! — похвалила их Маша. — Вот теперь надо обязательно выпить за новобрачных.
Все дружно выпили, Семен держал себя скромно, как и подобало целителю, который случайно попал на семейный праздник своей пациентки.
Как врач, он должен был гордиться успехами своего нетрадиционного метода лечения — никаких лекарств, одни сплошные положительные эмоции, любовь и забота близких. Ну, и его погружения и медитации… И аура Анны Степановой, а ныне Гаврилычевой, становится абсолютно здоровой. Враждебные структуры отступают. Но об этом надо говорить осторожно. Семен прекрасно понимал, что поступил как типичный авантюрист, заварил эту кашу, а что делать дальше — не представлял. Он лихорадочно пытался найти выход из дурацкого положения. Как теперь объясняться и с этими ставшими ему близкими людьми? Как он будет смотреть им в глаза? А Маша? Что она скажет и сделает, узнав о его авантюре? Об этом даже думать страшно.
Он был уверен, что она, со своей прямотой и честностью, никогда не простит ему этой лжи.
Глава 16Пять минут как невеста
Книга была успешно закончена и сдана в издательство в строго оговоренные сроки. Лариса Павловна Орехова и прочее начальство были довольны. Новая книга Лодкина будет иметь успех, это видно уже сейчас, после первого прочтения. Такой сюжет! А где успех, там и деньги. Издательство предвкушало прибыли с продаж, а Семен теперь мог перевести дух. До следующей задумки, которая уже носилась где-то в воздухе, была совсем рядом, но еще не захватила его полностью, готовая материализоваться, как только он дозреет. И этот момент, как он чувствовал, был совсем близок.
Прошло три месяца с той поры, когда он ввел Анну в заблуждение и этим вогнал ее в жуткую депрессию. Хорошо хоть, что она благополучно из нее выкарабкивается. Он по-прежнему приходил навещать свою клиентку, с радостью наблюдая, как она с каждым днем хорошеет.
Все вроде нормально, но как ему замолить свое прегрешение? Он утешал себя тем, что ничего страшного не произошло. Ведь не накликал же он болезнь на здорового человека, наоборот — благодаря ему к Анне вернулся муж, они оба счастливы, живут насыщенной интересной жизнью. От Маши он знал, что в заветном блокнотике его пациентки регулярно вычеркиваются исполненные желания, но Аня оказалась творческим человеком — в блокнотике регулярно появлялись новые «заветные мечты», которые они с Сергеем незамедлительно старались воплотить в жизнь.
Они уже успели съездить в Питер и с восторгом делились своими впечатлениями. Семен слабо пытался было возразить, что питерский сырой климат не вполне подходит «выздоравливающей» Ане, ведь нужно было проявить хоть минимальную осведомленность в вопросах режима. Но Аня так рьяно принялась спорить, утверждая, что чувствует себя отлично, что она давно мечтала походить по Невскому проспекту, посетить Эрмитаж. Да не один день наспех пробежаться по залам картинной галереи, она мечтает неторопливо, основательно ознакомиться с шедеврами мировой живописи. И Семену пришлось сделал вид, что он уступает капризу клиентки.
В последнее время он навещал Анну не каждую неделю, объяснив, что пока все идет хорошо и в еженедельном наблюдении нет необходимости. Маша рассказывала ему, что «молодожены» ведут очень активный образ жизни. Посещают концерты, принимают друзей, шляются по ресторанам — почему-то ее больше всего беспокоили их походы по ресторанам.
— У Сергея явно наметился живот, Аня тоже стала поправляться. Раньше сто раз просчитает калории, прежде чем начнет есть. А теперь ест за двоих. Я ей говорю: «Ты не увлекайся так, потом будет трудно сбросить лишний вес, сама знаешь… Наесться легко, а вот похудеть — сто потов прольешь, измучаешься…» А она смеется: «Все мои лишние килограммы сжигаются благодаря нашей активной жизни…»
Иногда Семен начинал злиться сам на себя, что не находит выхода из создавшейся ситуации. Где же его хваленые изобретательность и смекалка? Он не представлял, что будет, если ребята узнают, как их провели. Слава богу, что все живы и здоровы. А сколько они пережили из-за него? Он же помнил тоску в глазах Ани, потерянное лицо Сергея, слезы Маши. А с другой стороны, Анна виновата сама. Нечего быть такой доверчивой психопаткой, бегать по экстрасенсам, верить во всякие туманные предсказания. Это все коммерция, оседлавшая моду на все сверхъестественное. Гороскопы, гадания, реинкарнация, тонкие тела, иной мир… Вот так и заманивают легковерных пациентов разные шарлатаны, чтобы деньги к ним текли непрерывным потоком. Оказывается, это так легко — важно надуть щеки и выдать себя за великого мага и волшебника. А все человеческое легковерие и тяга ко всему таинственному. Проще надо быть. Семен вспомнил анекдот: