– А… – начал я, догадываясь, что вопрос, о чем людям следовало бы подумать, был, по мнению Эрлика, если не «настоящим», то близким к данной кондиции. Но спрашивать было уже некого.
Эрлик исчез.
Я тихо выругался. Совсем тихонько. Этот тип мог услышать и принять на свой счет. Бог он или не бог, а я не богохульник.
Вдобавок десять раз подумаю, прежде чем ссориться с тем, кто сильнее.
В конце концов я рухнул на койку в полном упадке сил – как умственных, так и физических. Утро вечера мудренее – так, кажется, говаривали в одной из линий моих предков? Всем своим организмом от макушки до пят я ощущал их правоту.
Но уснуть не смог. Ворочался, пил воду, порой впадал в некое забытье, однако не спал по-настоящему до утра. И уж конечно, утро не стало мудренее вечера.
Я даже не подумал о том, что можно включить гипносон или попросту приказать себе уснуть! С моими новыми способностями я мог еще и не такое. И представьте себе – забыл. Мучился, а не вспомнил. Кашу в моей голове кто-то старательно размешал большой ложкой – вот и все последствия ночи.
Только утром в разваренной каше моих извилин проклюнулась идея: я могу попросту приказать себе стать свежим, как после восьми часов мирного сна. С первой попытки ничего не вышло, но я вспомнил, как надо: не приказывать, а просто делать.
И сделал.
Мысли сразу стали ясными, как горный хрусталь. Я ощутил необыкновенный прилив сил. Господи, как же это было просто! Пожелал – и вот тебе желаемое. На блюдечке.
Вспомнив вчерашнее, я поморщился. Тупил я вчера, если честно себе признаться. Умеренно, но все же тупил. Совсем-совсем дурацкой была только одна моя выходка – с ураном. Ну, хоть одна несусветная глупость, а не две… Уже легче.
Всю ночь я понапрасну мучился вопросом, кто такой Эрлик, откуда он взялся и чего от меня хочет. Ответы его, прямо скажем, нельзя было назвать очень уж вразумительными. Ясно мне было только то, что он гораздо могущественнее любого человека, что толикой своего могущества он поделился со мной, что я ему вроде бы подхожу (для чего?) и что он будет учить меня (чему?). Ночь не принесла ни ответов, ни даже более-менее внятных предположений, зато сейчас я мог запросто предложить с десяток гипотез, но уже не хотел. Незачем. Если Эрлик будет учить меня, значит, он явится ко мне еще хотя бы один раз – тогда я и попытаюсь выяснить все, что меня интересует. В крайнем случае просто спрошу.
Я встал и проделал все утренние процедуры. Хотел было телепортировать мои отходы непосредственно в унитаз, но сдержался. Не всё сразу… Эрлик советовал быть поначалу осторожнее – и он прав.
Так, что теперь?.. Теперь – убрать мои невольные издевательства над ландшафтом. Пусть лес-водоем вновь станет лесом-водоемом. Известкование – долой. Это можно сделать?
Одной минуты мне хватило, чтобы понять: это можно сделать минимум семью разными способами. Из них заслуживали внимания три. Первый – проделать те же операции, но с обратным знаком. Пусть известняк растворится. При этом, конечно, мертвое не станет вновь живым. Второй – снять копию с другого леса-водоема и перенести ее сюда, предварительно расчистив место. Третий, и самый радикальный, – сдвинуть время и раздвоить реальность. То есть опять-таки снять копию с леса-водоема, но не с другого, а с этого самого леса-водоема, каким он был до моего вмешательства. Я выбрал третий способ.
И знаете – получилось! Я напутал только с временем прилива-отлива, так что морская вода из затопленного леса бурно устремилась обратно в океан, ворочая валежник и смывая плохо укоренившиеся деревья. В коряжнике застряла чудовищных размеров рыбина – может быть, та самая, что сожрала охотившегося на меня тритона-переростка. Она грузно ворочалась, била хвостом, шевелила жабрами и разевала пасть, которой могла бы позавидовать белая акула. Я перенес рыбину в океан, поправил в лесу то, что натворила уходящая вода, и громко засмеялся. Хорошо, что в тот момент там никого из наших не было…
Сейчас же вошла Лора.
– Веселишься?
Сказано было буднично, но теперь-то я не догадывался, а просто видел: Лора напряжена. Отчего это, мол, Стас гогочет? Психиатрическая помощь ему не требуется ли?
– С чего мне, интересно, веселиться? – с поддельным недовольством ответил я. – Тоска зеленая. Ну хоть сегодня-то ты меня выпустишь?
– А это мне диагност скажет, выпущу или нет…
Само собой, мне ничего не стоило внушить диагностическому блоку «Парацельса» какие угодно данные по моему организму, но я поступил иначе: привел биохимию организма в такую скучную норму, что самый недоверчивый эскулап не усомнился бы в моей нормальности. Никакого обмана: здоров, стандартен, годен.
Лора, казалось, была разочарована. Уточняю: разочарована как профессионал. Как женщина она, напротив, была рада тому, что я покину изолятор и не появлюсь в поле ее зрения, может быть, несколько дней. Ну ясно – Гарсиа… Чертов Гарсиа…
Она спала с ним этой ночью, и я увидел, как это было. Услышал хриплое дыхание, сладостные стоны Лоры и деловитое сопение этого антропоида. Я видел его волосатую спину, наблюдал, как он ворочается, и обонял запах его пота. Обладание именно Лорой не имело для него никакого значения, ему просто нужна была самка. Лучше, конечно, несколько, но в полевых условиях он готов был согласиться и на одну – цивилизованный все-таки орангутан, не дикий…
Я ненавидел его люто и бешено. И Лора что-то почувствовала.
– С тобой точно все в порядке? Только честно.
Честно я не мог.
– Готов горы ворочать, – ответил я и в определенном смысле не покривил душой. – С которой начать? Указывай. Разрушить город или построить дворец?
Она принужденно засмеялась.
– Выметайся.
Я ответил, что с удовольствием, и вымелся. Самое глупое, что я мог сейчас сделать, это поступать нелогично. Нет, Лора подождет. И Гарсиа подождет. Какую бы напасть, желательно неприятную в глазах женщины, наслать на него? Чесотку? Трещину заднего прохода? Дурной запах?
Только не сейчас.
Прежде всего следовало уничтожить улики. Я захотел увидеть, где хранятся все собранные экспедицией образцы незаконного известкования, – и увидел, после чего тщательно и без побочных эффектов дематериализовал их. Затем стер со всех носителей все записи, касающиеся природы феномена. С человеческой памятью оказалось труднее.
Ограничение – вот что я почувствовал и вскоре понял его причину. Эрлик не дал мне полной власти над людьми. Я не мог дистанционно остановить сердце даже у Гарсиа, как бы я его ни ненавидел. Я не мог заставить человека самоубиться и, наверное, не мог еще много чего. Но подчистить память я мог.
Я так и поступил, однако не до конца. Каждому участнику экспедиции я оставил смутные воспоминания об известковании, и каждый твердо знал, что на самом-то деле ничего этого не было, а была у него лихорадка с галлюцинациями, занесенная в лагерь Веней Фейгенбоймом, мною и еще невесть кем. Вот ею и переболел весь состав экспедиции, но, в отличие от меня, легко, без последствий. Большинство вообще не обращалось к Лоре, а поскольку это нарушение, за которое по головке не гладят, то большинство и не собиралось признаваться, что чувствовало недомогание и наблюдало какие-то там видения. Все это должно было объяснить нашей начальнице, почему в графике исследований приключился сбой. Сама Этель тоже полагала себя переболевшей и меньше всего была склонна распространяться о своих галлюцинациях. Все прочие – тем более.
Я отправился получать ценные указания и узнал, что Этель дает мне лишь два дня на завершение изучения того ущелья, где я копался уже полмесяца. Для приличия я возразил, даже поспорил. Куда там! – два дня, и ни часом больше. У нас график, понял?
Ай, волшебное слово! График! Боюсь, что я смотрел на свою начальницу несколько снисходительно, а Этель из тех, кто сразу подмечает такие вещи. Она сдвинула брови и холодно осведомилась, известно ли мне, от кого в первую голову зависит, приму ли я участие в следующей звездной экспедиции или буду до скончания века перебирать пустую породу на Луне или Марсе. Я вытянулся во фрунт и дал ей понять, что положу живот за свою карьеру. Меня разбирал смех, но роль старательной дубины удалась мне как нельзя лучше – Этель смягчилась и даже попросила меня не рисковать попусту. Испросив разрешение приступить, я выгнал из ангара резервную «бабочку», погрузил аппаратуру и рванул в горы.
Ах, горы, горы… Любовь с детства. Тут они были первобытно-голые, без деревца, без былинки, а все-таки я любовался резкой игрой света и тени на будто вырубленных топором склонах и утесах. С час я парил над хребтами и долинами, как ротозей-эстет, а не геолог-поисковик. Какой я теперь геолог, если стоит мне захотеть – и я увижу кору этой планеты насквозь, до мантии, а если понадобится, то и глубже? Еще одно желание – и геолокатор запишет себе в память всю доступную ему стратиграфию, да и образцы пород я могу получить дистанционно и в любом количестве. Отдельно – несколько ценных минералов не хуже тех, что красуются в музейных витринах под толстым стеклом и бдительной охраной. Не для Лоры. Для себя.
Лора будет моей и без дорогих подарков. Она придет ко мне, потому что сама этого захочет. А Гарсиа… Нет, обойдусь без членовредительства. И в жабу превращать его не стану. Гарсиа будет страдать диареей столько времени, сколько понадобится ему, чтобы понять, что он – ничтожество. И в мундире с аксельбантами ничтожество, и нагишом не лучше.
Долго же самовлюбленный павиан будет осознавать этот непреложный факт…
Я даже хихикнул и повернул «бабочку» к лагерю. Что мне пресловутый график? Я больше не геолог и вообще не научник, потому что все, что происходит со мной, глубоко антинаучно. Я теперь бог не бог, демон не демон, а, скажем так, божок. Или демоненок… На первое время вполне достаточно. Захочу, чтобы никому не пришло в голову задать мне вопрос, почему я околачиваюсь в лагере вместо того, чтобы работать по программе, – так и будет.
Кстати, зачем это я лечу в лагерь, как простой смертный? Сообразив, что можно сэкономить целый час, я телепортировал вместе с «бабочкой». Хлоп – и вот уже внизу, под брюхом «бабочки», стоит, отбрасывая короткую тень, «Неустрашимый», как толстый человек на коротких ногах, а немного в стороне кучно белеют купола лагеря, смахивая на выводок грибов. Когда лагерь опустеет, а корабль взлетит, они согласно циркуляру о минимизации последствий нашего вмешательства в дела планеты тоже полетят, только не в космос, а в сторону океана – горящие на лету, разламывающиеся на куски, распадающиеся в пепел…