Спрятав шахматы, посрамленный Веня улегся на койку и принялся утешать себя просмотром какого-то интерактивного фильма. О да, там он был герой и победитель, сокрушитель несокрушимого, ловкач среди ловкачей и титан мысли. Весь сиял и аж подергивался. А я только и делал, что прислушивался к внутренним ощущениям. Льдинки, кажется, растаяли, но тревога осталась.
Ничего не понятно!
Одно я знал наверняка: это не игра воображения и не шутки подсознания. Опасность реальна. Я не смог бы объяснить, откуда у меня взялась такая уверенность, да и не пытался. Вредно отвлекаться на ненужный самоанализ.
«Эрлик!» – позвал я мысленно.
Никакого эффекта. Вдруг стало ясно: в субпространстве он мне не явится. Хитрая штука эти субпространственные каналы, до конца не познанная и нормального человека раздражающая. Скажем, простой вопрос: где мы сейчас, если смотреть на нас из обычного пространства? Нигде. Нас нет вообще, как нет в вакууме виртуальных частиц до их рождения, а есть лишь какое-то поле. Строго говоря, теория учит, что все без исключения естественные субпространственные каналы тоже виртуальны, как те частицы, только некоторые из них существуют микросекунды, а другие – тысячелетия. Существенно еще то, что долгоживущие каналы мы называем стабильными, а не виртуальными, но это уже наше, человеческое. Вселенной, разумеется, нет никакого дела до наших убогих представлений.
Внутри канала и вовсе творится нечто неудобопонятное. По идее канал должен иметь стенки, на то он и канал, но здесь их нет. Пространство и время ведут себя как хотят. Вот если «Неустрашимый» прямо сейчас пробуравит дырку (в чем?) и вывалится из канала (допустим, что это возможно), то в какой Вселенной он окажется? Вероятно, в нашей, но в какой момент ее истории? Быть может, вскоре после ее рождения, еще до формирования элементарных частиц, а возможно, и спустя триллион лет после нас, когда погаснут даже самые тусклые долгоживущие звезды. И если в первом случае мы просто исчезнем как материальные тела, не успев осознать происходящее, то второй вариант уныл до крайности.
Для начала я попытался разобраться с физикой субпространственного канала. Я ее не понял. Зато в какой-то момент ни с того ни с сего осознал, какая именно гадость вот-вот должна произойти с нашим каналом: он схлопнется. Вместе с нами. Это случится значительно раньше, чем «Неустрашимый» выйдет из канала, а именно через три часа с минутами по бортовому времени.
Корабль просто перестанет существовать. Вместе с ним мы все превратимся в локальное возмущение в каком-то физическом поле, каковое возмущение со временем рассосется, испустив положенное количество космических лучей и виртуальных частиц.
По спине пробежал холодок, но я не обратил на него внимания. Тело испугалось, а разум был возмущен: это я-то должен стать элементарными частицами? Я? И Веня тоже? И весь экипаж корабля, и вся наша экспедиция, и Лора с Гарсиа, только-только прекратившие кувыркаться в койке и не чувствующие сейчас ничего, кроме блаженной истомы?
Точно. Все мы. Можно не перечислять поименно. Вероятно, именно так пропали в космосе некоторые корабли до нас, а теперь наша очередь.
Эрлик, где ты?..
Он не ответил.
Так, сказал я себе. Так. Не злись. Вот тебе данность, прими ее спокойно. Подумай, на что ты можешь повлиять. Ты пока еще не всемогущ, но кое-что уже можешь. Правда, ты пока еще мало знаешь о том, что ты на самом деле можешь…
– Ты чего? – внезапно спросил Веня Фейгенбойм. Я и не заметил, когда он оторвался от своей интерактивной жвачки. Зато теперь таращился на меня во все глаза.
– Ничего, – буркнул я. – А что?
– Ты светишься, – сообщил он испуганным голосом.
– Ага, и пускаю дым из ушей. – Осознав, что меня и впрямь окутывает некое зеленоватое сияние, я убрал его, мгновенно погрузил Веню в сон и наскоро почистил ему память. Плохо, что мне пока не удается контролировать себя на сто процентов… ну да научусь. Если уцелею.
Поправка: если все мы уцелеем. Очень мне надо остаться единственным выжившим на «Неустрашимом»! Нет уж, либо проживу без мук совести, либо вообще перестану жить, и только так.
«Это в тебе говорит человеческое», – укоризненно и некстати встрял мой внутренний голос.
Я велел ему заткнуться.
Итак, канал скоро схлопнется. Значительно раньше, чем «Неустрашимый» выйдет из него. Для начала мне нужно понять: в моих ли силах поменять эту гнусную перспективу на более приятную?
И опять я ничего не понял. Не нашел даже ответа на главный вопрос: кому и зачем понадобилось дать мне знание о близкой катастрофе, если я не могу предотвратить ее?
Или… все-таки могу?
Если могу, то вот еще один хороший вопрос: как?
Целую секунду я люто завидовал дошкольникам: до сложных вопросов бытия они еще не доросли, а на детские наивные вопросы у взрослых всегда есть для них ответы. Так… что еще, кроме голой неудобоваримой физики, известно мне о субпространственных каналах?
Легенды.
Уж чего-чего, а их всегда хватало с избытком. Многие, как, например, встреча в канале с собственным прапрадедом, были тем, чем и казались, – стопроцентными выдумками, некоторые списывались на галлюцинации, а две-три, как я слышал, всерьез рассматривались немногими физиками-теоретиками, достаточно авторитетными, чтобы их интерес к подобным легендам выглядел чудачеством, а не шарлатанством. Интерес-то присутствовал, спекулятивные гипотезы также наличествовали, не было лишь результатов.
Не знаю, какие процессы и с какой интенсивностью протекали в моем сером веществе, но голова заболела. Боль я убрал и вдруг понял: знаю! Одна из баек, рассказанных астронавтами, имела под собой почву.
Некие тела в целом неправильной формы – иногда округлые, но чаще вытянутые, с виду какие-то бесструктурные, напоминающие клетки ферроплазмы под микроскопом, – впервые были замечены вахтенным пилотом корвета «Гримальди» при прохождении канала, считавшегося стабильным, но ныне уже не существующего. Тел было несколько; мелькнули на обзорном экране и пропали. Запись не велась, что в ту пору считалось допустимым: ничего, кроме черноты, в субпространственных каналах не бывает. Пилот, однако, утверждал, что определенно видел нечто постороннее, более светлое, чем чернота, и имеющее форму. И как всякий нормальный пилот, не желающий быть списанным из-за психических отклонений, сам же впоследствии признал свои видения секундной галлюцинацией, следствием перенапряжения и усталости. Впоследствии указанные «объекты» наблюдались лишь раз, другим пилотом другого корабля, и также были признаны не физическим, а медицинским феноменом.
А что общего между этими двумя случаями?
Я знал ответ: только то, что оба корабля шли каналом, готовым вот-вот схлопнуться. Им повезло, они успели. А сколько пилотов с бесследно пропавших кораблей наблюдали все те же странные тела, но уже не смогли никому ничего рассказать?
Я мысленно проник взором сквозь обшивку корабля. Да вот же они!..
Объекты и впрямь выглядели как плазмоиды под микроскопом – Лора как-то раз показывала мне эту гадость, по-моему, существующую в природе лишь для того, чтобы медикам было чем заняться. Правда, размеры этих объектов никто не назвал бы микроскопическими – крупнейший из них не уступал объемом кают-компании «Неустрашимого».
Как они вели себя? По-моему, никак: медленно перемещались в разных направлениях, слегка колыхаясь, некоторые случайно соприкасались, после чего спокойно расходились каждый по своим делам, а два некрупных «плазмоида» на моих глазах слились в один, тут же начавший корчиться, будто ужаленный. Мне они показались живыми существами… впрочем, совершенно безмозглыми, как амебы.
Что это мне давало? Похоже, что ничего… Так я думал целую секунду, прежде чем с великой радостью понял, что могу управлять ими. Мои новые волшебные способности позволяли командовать «плазмоидами» без помощи Эрлика, кем бы он ни был. Ладно…
Я заставил один из «плазмоидов» разогнаться и боднуть другой. Получилось! И сейчас же я понял, что ничего из моей затеи не выйдет. Перемещение корабля в субпространственном канале, собственно, вообще нельзя назвать перемещением. Корабль просто находится в нем, двигатели молчат. Тут речь идет скорее о пребывании, чем о движении, и если я заставлю «плазмоиды» бодать корабль с кормы, ускоряя его ход, то это ничуть не приблизит момент выхода корабля из канала.
Так… так… Решение пряталось где-то рядом, я почти осязаемо чувствовал его присутствие. Как скользкая тварь, оно не давалось в руки. Я злился, я скрежетал зубами, и не удивлюсь, если из моих ушей и впрямь валил дым. На мое состояние мне было плевать, а Веня спал. И текло время, унося в ничто минуты, оставшиеся до момента «ноль». Откуда-то я знал: надо что-то делать прямо сейчас, потом будет поздно…
Эрлик, где ты?! Отзовись, помоги!
Нет Эрлика. Есть только я, мирно сопящий Веня, бесчувственные научники в криосне да еще вахтенные на центральном посту, которым невдомек и от которых все равно нет никакой пользы. Возможно, они наблюдают «плазмоиды», вспомнили легенды о них и даже насторожились, но нет такого прибора, который указал бы экипажу на то, что канал скоро схлопнется. Не изобрели еще. И все равно он был бы бесполезен. Какой смысл предупреждать людей о неотвратимой гибели, если они не в силах уклониться от нее? Покинуть канал раньше времени невозможно – этим он похож на туннель, пронзающий гору. Единственный выход вон там, впереди, а свод туннеля вот-вот рухнет. Людям лучше ничего не знать.
Они и не знают. Знаю лишь я, но человек ли я теперь?
Размышлять об этом я не стал: пусть тема богатая, но всему свое время. Я здорово разозлился. В какой-то момент я перестал чувствовать свое тело, а еще спустя мгновение уже не понимал, где нахожусь: внутри корабля или вне его? Меня это совершенно не интересовало. И не удивило, что в какой-то момент я увидел наш корабль со стороны. Он был маленьким, как музейная модель, и при желании я мог бы схватить его одной рукой за носовую надстройку, а другой – дотянуться до дюз. Я мог бы отвесить «Неустрашимому» хорошего пинка – жаль, что это не принесло бы никакой пользы.