Ложась на прежний курс, Василий поймал себя на том, что сделал это чересчур поспешно. Будто нашкодивший мальчишка, пытающийся удрать подальше от места каверзы и состроить невинную физиономию: не я, мол, меня вообще тут не было, чего ко мне привязались? Глупо… Даже если Рудра не контролирует каждого кандидата в реальном времени, все равно глупо и несолидно. Взрослей, юнец! Сообрази, что любое твое действие отягощено побочными эффектами, и умей своевременно нейтрализовывать их. Учись, шкет!
Обозвал себя – и сразу стало как-то легче.
Пролетая над Японским морем, он заметил внизу яхту хорошо всем известного российского олигарха и некоторое время боролся с искушением пустить ее на дно. Борьба увенчалась успехом. Что толку утопить одного кровососа из многих? Другой упырь, заняв его место, может, окажется еще ненасытнее. Систему надо менять, всю систему! И не только в России, а и на всей Земле.
До самой Читы Василий ломал голову: как поменять и на что? Коммунизм? Ну да, ну да… Как-никак самая светлая мечта человечества с древнейших времен. Беда лишь в самом человеке: слишком много в нем дряни, не годится он для жизни в своей же мечте, и если в ком-то вся эта дрянь задавлена, упрятана в глубину и не шевелится, то где гарантия, что однажды она не выползет наружу? В нарядную коробочку не кладут тухлую сосиску – сгниет коробочка и завоняет.
А вычистить из людских голов всю мерзость нельзя – Василий ощутил запрет, едва подумал о такой возможности. Не в первый раз подумал и не впервые уперся в холодную стену. Не только кандидату нельзя напрямую править глубинные изъяны душ человеческих, но и самому Рудре. Либо такие действия запрещены координатору в силу должностной инструкции, либо они просто-напросто не под силу даже ему – что уж говорить о кандидате!
Уныние быстро сменилось злостью, а та уступила место спокойному размышлению. Василий даже не осознал, что успел уже кое-чему научиться. Не бесись и не скули, подумай.
Очень вовремя подвернулось нечто требующее срочного вмешательства. Пролетая над речкой, вьющейся меж гор и впадающей в другую реку, несущую свои воды в Байкал, Василий заметил неладное: залповый сброс отравы с химкомбината. Вместо весело играющей на перекатах воды по руслу текла бурая жижа, и клубился над ней желтоватый туман. По счастью, местность выглядела безлюдной.
Решение пришло в голову моментально, и действия были быстрыми. Ниже выброса в русло сошел оползень и перекрыл речке путь, а вода в быстро наполняющемся озерке была очищена химическим способом. Вся дрянь выпала безвредным осадком. Толком не зная химии, Василий инстинктивно понимал, что надо делать, и не удивлялся сам себе: прошло время удивляться. Затем он помог воде аккуратно размыть плотину – и свободен!
Наказать, что ли, директора того комбината, да и главного инженера заодно? Может, устроить им такие геморройные боли, чтобы оба на стену полезли?.. Или просто и без затей внушить областному прокурору мысль во что бы то ни стало засадить виновных на десяток лет?.. Нет, незачем. Это слабый и кратковременный урок другим ротозеям, то есть и не урок вовсе. Проверено. Размениваться на мелочи – не преуспеть в главном.
«Рудра не преуспел, а ты надеешься?» – спросил себя Василий. И сам же ответил себе вслух:
– Надеюсь.
Ни к селу ни к городу подумалось: а какое сейчас время года? Вроде как лето, если судить по таежной растительности. Ну да, так и есть… Третье июля. Иначе говоря, для кандидатов, помещенных в особый «пространственно-временной континуум», и для всех людей Земли время течет примерно с одинаковой скоростью. Интересно… Для кандидатов Рудра мог бы растянуть время, что было бы только логично, – а не сделал этого. И кстати, как он собирается возвратить отбракованного кандидата в ту же пространственно-временную локацию, откуда тот был взят?
Неясно. Общее представление о потоках времени, текущих с разной скоростью, а то и в разных направлениях, не давало конкретного ответа. Впрочем, в данном случае никакого временного парадокса с воздействием будущего на прошлое не случится – особенно если стереть кандидату память о том, что он вообще когда-то был кандидатом, – а в воздействии прошлого на будущее парадокс вообще отсутствует…
Вот и воздействуй на будущее в меру сил и разумения – если хочешь. В локальном, понятно, масштабе. Рудра разрешил побаловаться. А не хочешь – не балуйся, не воздействуй.
Промчавшись над глубочайшим в мире озером, не особо заинтересовавшим его, и оставив позади узкую и быструю здесь Лену, петляющую меж лесистых сопок, Василий снизился и почти замер в воздухе. Внизу что-то было не так.
Плач. Детский плач, тихий и безнадежный, как раз такой, какой бывает, когда ребенок уже не верит, что плач изменит что-либо в его судьбе, но все равно плачет, потому что не может иначе. И поблизости еще какой-то звук, отдаленно напоминающий детский плач, но точно не плач и не детский…
Войдя в отвесное пике, Василий уже знал, что случилось.
Спасатели и волонтеры искали заблудившуюся девчушку совсем не там, куда она выбрела после трехсуточного блуждания по тайге. Пошла, называется, с бабушкой по грибы… теперь мать в глухом отчаянии, а потерявшая внучку бабушка в больнице с приступом стенокардии…
Девочка – потом. Сначала росомаха, ее крик как раз напоминает детский плач.
Откуда пришло к нему это знание, Василий не задумался. Пришло и пришло, и гран мерси, и данке шен.
Волчью стаю Василий легко обратил бы в бегство, просто внушив волкам неодолимый ужас. С безбашенной росомахой пришлось повозиться – дурной, вонючий, неуклюжий только с виду зверь оскалил внушительные клыки и попытался атаковать. Василий схватил его за загривок и шмякнул о пихту. Пришлось повторить эту процедуру еще дважды, прежде чем до зверя наконец дошло, что лучше отступить, покричав для порядка на обидчика. И только тогда Василий перенесся к ребенку.
Рваные и грязные штанишки, порванная тут и там кофточка, грязные детские кроссовочки, немытая заплаканная мордашка, царапины тут и там… На вид девочке было годика четыре. Она не перестала скулить, заметив незнакомого дядю, не потянулась к нему ручонками и не испугалась. Трудно испугаться еще сильнее после трехсуточного испуга.
Ясно… Обезвоживание. Голод. Гнус. Клещи. И вирус энцефалита уже в крови. А вот боррелиоза нет.
– Привет, – сказал Василий, первым делом заставив клещей отцепиться от кожи ребенка и поубивав их. Трогать вирус не решился – с ним легко справится и традиционная медицина. Обезвоживание… гм, ну это просто.
Водоносный слой был рядом. Василий взглядом отрыл яму – комья земли веером полетели прочь от него и девочки, сшибая ветки и шишки, – дождался, пока на дне ямы соберется лужица грязноватой воды, сотворил ковшик и велел лужице перетечь в него, фильтруясь и обеззараживаясь по пути. Это выглядело забавно: струя воды, как из фонтана, повисла параболой между дном ямы и ковшиком, мутная в начале траектории и светлая в конце ее. Наполненный ковшик Василий поднес девочке. Сел рядом.
– Пей.
Она пила жадно и долго. Потом, распахнув заплаканные глазенки, спросила:
– Дядя, ты кто?
– Я тот, кто отведет тебя к маме.
– Не хочу к маме! Хочу к бабушке!
Что там с мамой, подумал Василий, алкоголичка, что ли? Но выяснять не стал, сказал только:
– Бабушка болеет, она потом придет.
– Когда поправится?
– Точно.
Ребенок успокоился. Ни одного вопроса о том, откуда взялся этот чужой дядя. Главное – дядя пришел, и теперь все будет хорошо. Ничего в этой встрече нет удивительного. Дядя знает маму и бабушку? Ну конечно! Кто не их не знает! Жизнь малышки хороша и в целом устроена правильно. Чудеса ходят где-то рядом, и хотя бы одно из них обязательно случится. Самое лучшее. «Ведь так не бывает на свете, чтоб были потеряны дети…»
Жаль, но еще как бывает. Росомаха тут не цветочки нюхала.
– А теперь спи, бай-бай, – сказал Василий, и девочка, доверчиво привалившись к нему, ровно засопела.
Он взял ее на руки и взмыл над тайгой.
Но прежде чем опуститься и положить спящую на пути волонтеров, неровной упрямой цепью продирающихся сквозь кустарник и буреломы, он ощутил еще одну волну и понял, что надо свернуть к большому городу.
Так… Еще один ребенок, теперь мальчишка примерно того же возраста. И не в тайге, не в пригороде даже, а прямо в центре.
Раззявой на сей раз оказался папаша. Очкастый тощий хлюпик метался перед гипермаркетом, приставая к прохожим с вопросом, не видел ли кто его мальца, и глаза у папаши были шире очковых линз. А мальчишку, перепуганного до онемения, быстро уносил какой-то тип.
Ясно… Извращенец. Уже судимый за изнасилование несовершеннолетнего и отбывший весь срок. Теперь, наученный опытом, наверняка убьет ребенка и избавится от трупа. Сейчас свернет в переулок и исчезнет во дворах.
Что скажет Рудра?.. Да ничего он не скажет! Это, мол, ваши человеческие дела.
Вот именно!
Догоняя цель, Василий превратил себя в шаровую молнию. Две женщины хором взвизгнули, когда он пронесся между ними, после чего огненный шар, шипя и разбрасывая искры, вошел похитителю чуть выше крестца и вышел спереди, не задев малыша. Жертва крякнула на высокой ноте, осела на асфальт и перестала жить, а молния взмыла вверх и не слишком громко взорвалась. Выпущенный из рук малыш ушибся и наконец-то заревел во все горло, а вместе с ним заголосили на разные лады прохожие в радиусе ста метров. Вот и ладно, отец прибежит на крики, а шаровая молния… ну что молния? На то она и шаровая, чтобы никто не знал, как она устроена и чего от нее ждать. Свидетелей феномена вполне достаточно, так что дело ясное. Протокол о несчастном случае – и в архив.
Ну вот я и стал убийцей, подумал Василий без сожаления. Когда-нибудь это должно было случиться… Материализовавшись внутри гипермаркета, он пережидал приступ сердцебиения, тупо пялясь на витрину с мерзлым минтаем. Рослая и толстая как цеппелин тетка с багровой от натуги физиономией протиснула мимо него тележку, с горкой заваленную провизией, кое-как протиснулась сама, прижав Василия к холодному железу, и, преисполненная собственной значимости, дыша, как стайер-рекордсмен после финиша, заявила, что неприлично, мол, торчать у витрины попусту.