— Мы с вами беседовали примерно месяц назад, — напомнил Артем. — Вы говорили, что находились при Алексе постоянно. И в день, когда в него выстрелили, вы тоже были с ним…
— Не с ним. У кладбища, — поправил Каракуль.
— Я знаю. Еще с вами были два человека. Убийца точно знал день и час, когда Алекс пойдет на кладбище, наверняка пришел туда раньше его. Скажите, не приходила мысль, что Алекса кто-то сдал из своих? То есть назвал заказчику время прибытия на кладбище?
— Тогда не приходила, сейчас я думаю, что именно так и было.
— И вы кого-то конкретно подозреваете?
— Конкретно нет. Вы думаете, что это я сдал его?
— Нет. Я узнавал, вы были преданы ему. Один раз благодаря вам не состоялось покушение на него. И вообще, вас характеризуют с положительной стороны телохранители и водитель Алекса, я вчера имел с ними беседу. Только мне странно, что положительный человек изнасиловал девушку.
— А что по поводу насилия говорит охрана? — с видимым равнодушием спросил Каракуль.
— Ничего. Они об этом ничего не знают, но, я думаю, врут.
— Вот видите, не знают. Потому что не было изнасилования.
— А запись есть. Кто-то снял этот факт, отдал нам. Хорошо, допустим, у вас стиль такой — заниматься сексом с насилием. Но нам стало известно, что из сейфа Алекса похитили документацию. Что вам об этом известно?
— Ничего, — невозмутимо соврал Каракуль.
— И вы насиловали Лию, чтобы она отдала бумаги, — продолжил Артем.
— Сделайте очную ставку с тем человеком, кто вам это рассказал.
— Значит, вы все отрицаете?
— Ну, так выходит, — опять пожал плечами Каракуль.
— Вы ведь воевали, были отмечены наградами. Как вас занесло в… такой переплет?
— Работа у меня такая. — И Каракуль пристально уставился на Артема. — Короче, должно быть ее заявление, без него ваша запись — тьфу.
— Ошибаешься, — хмуро сказал Руслан, писавший протокол допроса. — Есть кассета, и дело мы можем завести без пострадавшей стороны.
— Что ж, на сегодня достаточно. — Артем протянул Каракулю исписанные листы. — Прочтите и распишитесь.
Каракуль внимательно читал, но вот оторвался от листа:
— Здесь ничего не сказано о документах из сейфа, — и посмотрел на Руслана абсолютно без выражения. — Ну ладно, подпишу.
Каракуль положил лист на стол Артема, долго пристраивал руки в наручниках, но все-таки подписал. Его увели.
— Артем, так не делают, — угрюмо произнес Руслан и вдруг взорвался: — Мы же договорились, что ни слова о моем источнике.
— Извини. Просто надеялся выбить его из равновесия.
— Ты не понял, что он ничего не скажет? Потому что шкурой дорожит. Видел, как он на меня посмотрел? Если догадается, вычислит моего информатора, тому крышка. Знаешь, что сделали с одним парнем, когда его вычислили? Выпустили кишки! Он умирал долго, держа в руках свои кишки! Я жалею, что доверился вам. Да пошли вы!..
Руслан ушел, хлопнув дверью. Сева громко выдохнул:
— Я отнесу телик начальнику?
— Погоди, я еще посмотрю. А кто из вас говорил, что Каракуль дуб?
— Ну, я, к примеру.
— Это мы втроем дубы. Ну ладно, будем надеяться, что все обойдется, Руслан остынет. А ты включи-ка. Что-то в этом акте насилия не то. Каракуля повезли в порт, а ведь не имеют права вывозить. Хоть бы глазком взглянуть на эти бумаги, что в них. Почему его Хачик сдал? О чем хочет с ним договориться сейчас? И где Лия с сыном?
Каракуля посадили в ментовозку, с ним в машине находились еще два милиционера. Глядя на автоматы и серьезные лица, преисполненные долга, он подумал: «На расстрел везут, что ли?»
Антон выспался в машине, а с раннего утра долго изучал в щель гаража двор и дом. Усилия выбраться оказались напрасны. Предстояло подождать, когда откроют гараж. А ведь на улице светло. Антон обшарил гараж, где стояли четыре машины, все импортные. Одна была неисправна. Он подвел Раджа к воротам гаража, приказал шепотом:
— Радж, место! Сидеть! — Радж уселся, а Антон залез в неисправную машину, высунув голову из двери, скомандовал тихонько: — Радж, голос!
Пес смотрел на него удивленно, Антоша повторил команду.
— Гав! Гав! — с неохотой пролаял Радж и повернул голову к мальчику.
Несколько раз заставлял Антоша лаять Раджа. Наконец ворота гаража открылись, вошли Кизил и Сашко. Радж сорвался с места, подпрыгнул, играючи. Сашко погладил его:
— Проголодался? Будешь знать. Идем поешь.
Радж вдруг рванул к неисправной машине, но Сашко его призвал:
— Ко мне, Радж! Рядом! — Пес послушно подбежал, Сашко взял его за ошейник. — А как ты из джипа выбрался, а? Слушай, Кизил, разве мы открывали вчера джип?
— Не помню. Может, Васильич. Да эта чертова псина сама способна открыть дверцу. Я его учил, к примеру, комнату Алекса открывать, когда к нему шкорки приползали. Скажи лучше, что мы с ним делать будем? Он только жрет, а пользы никакой. Может, продать? Только кто купит эту зверюгу?
Сашко увел пса в дом, а Кизил еще немного потоптался и побрел за ними, прикрыв гараж. Антоша выглянул из окна автомобиля, осмотрелся. Натянув рюкзак на плечи, приблизился к выходу, щель теперь большая, в нее можно проскользнуть. Только на пороге дома курил Кизил. Антоша нетерпеливо бил костяшками кулачков друг о друга. Но вот Кизила окликнули, он поспешил в дом. Антон, набравшись мужества, так как очень боялся, что его заметят и кинутся в погоню, вылетел из гаража и пулей помчался за ограду. Он бежал некоторое время со всех ног, потом оглянулся. Погони не было. А как же без Раджа? Страшно одному. Мальчик растерянно поискал укромное место, не нашел ничего лучше, как забраться на газон, огороженный подстриженными кустами, за ними и присел, надеясь, что Радж все же появится. Какова же была радость, когда примерно через полчаса увидел пса, бредущего по дороге и принюхивающегося к следам. Антоша выбежал к нему, обнял за шею:
— Радж! Я знал, что ты меня не бросишь, знал. Хороший. Идем к маме. Каракуль говорил, что она в охотничьем домике Алекса. Это далеко, но мы дойдем.
Антон надел кепку, солнцезащитные очки, взял пса за ошейник:
— Так меня никто не узнает. Я ездил с мамой на машине в охотничий домик, она там готовила. Вдвоем не страшно, правда? Мы поохотимся на кабана. Я, правда, из ружья не умею стрелять. Но у меня есть рогатка, я ее за пять завтраков выменял. И скобочек наменял.
Радж не понимал, что говорил маленький Антон, только чувствовал, что мальчик ему очень рад. Радовался и Радж, потому что после Алекса никому не был так нужен.
Каракуль много раз ходил по этим коридорам, но без наручников. Впереди и сзади шло по легавому. Он уже раза три мог воспользоваться их халатностью, вырубить и попробовать бежать. Но арест, кассета — за этим что-то кроется и кто-то стоит. Возможно, Хачик хочет помочь, а убежать — это поставить себя вне закона. Убежать — значит, не узнать, зачем его привезли к Хачику.
Менты остались у дверей кабинета, а Каракуль вошел внутрь. Хачатур Каренович указал подбородком на стул у стола, Каракуль сел, придав своему лицу самое невинное выражение и выдерживая строгий взгляд Хачика.
— Слушай внимательно, — неласково начал тот. — Я взял тебя к себе. На пятсот баксов повисил оклад. Это болшие деньги. А ти пиредал меня.
— Не понимаю, — честно признался Каракуль.
— Где Лия?
— Не знаю. Сбежала с Антоном.
Хачатур Каренович покивал головой, вздохнул прискорбно и включил телевизор. Не по себе стало Каракулю. На экране коридор, он ведет Лию, прикладывая палец к губам. Идут на цыпочках, осторожно ступая. Кто-то ночью снял их на пленку, когда он уводил Лию из дома Алекса. Кто? Все ведь спали. Зато теперь Каракулю стало ясно, кто именно отдал кассету с изнасилованием легавым.
— Что это? — спросил Хачатур Каренович, указывая на телевизор.
— Я и Лия, — не моргнув глазом, ответил Каракуль, а к чему отпираться?
— И куда ти ее ведешь?
— Понимаете, ей тогда, в курилке, понравилось это самое… — прикинулся дурачком Каракуль. — Я ей предложил… она согласилась. Вот я и веду ее… сексом заниматься.
— А сумка зачем ей?
— Ну, как же, Хачатур Каренович, у нее там полотенце… средства гигиены… презервативы. Но я их не люблю, отказался. Или, говорю, без них, или никак. Ты, говорю, цветы не нюхаешь в противогазе? А мне предлагаешь через резинку… удовольствия мало.
— А пачему пилащ на ней? — подловил его Хачик. — А на тебе куртка?
— Так в доме холодно было, вы разве не помните? Не топили, все одетыми ходили. Я и повел ее в теплое место, чтоб там… по обоюдному согласию…
— Молчат, собака! — гаркнул Хачатур Каренович, но не очень громко, а сквозь зубы. — Ти из-за грязной баби пиредал меня! С этой кассета поступиль записька, в которой сказано, что ти виехал с Лия из дома Алекса в три часа ночи на джипе. Через два с половиной часа ти вернулся. Куда ти ее отвез? Ее и бумаги Алекса?
— Ну, знаете! — завелся Каракуль. — Какой-то засранец на меня составил поклеп, а я должен оправдываться? Ваших бумаг я в глаза не видел. А что касается Лии, я ее… хм, сами понимаете, я ж мужик. А потом, когда это самое несколько раз… она к себе ушла, еле ноги тащила. Правда. А я спать лег. Честно.
Хачатур обалдел, слушая наглую ложь, даже подбородок подпер ладонью. Он долго рассматривал Каракуля, не находя слов, потом довольно мягко сказал:
— А ти не дурак, каким прикидывался. У меня эст пиредложение. Ти отдаешь бумаги, я отпускаю тебя вместе с Лия. Пилюс даю сто тисяч долларов.
— Круто! — загорелись глаза у Каракуля. — Да за такие бабки я вам из-под земли достану эти бумаги. Прикажите только отпустить меня.
— Не могу, ти ж насилник.
— Но я же, — перешел на шепот Каракуль, — по вашему приказу ее… Я ж тоже могу в ментовке рассказать, там интересуются. Да, а кто кассету легавым всучил?
— Вот. Это второй вопрос. Эсли не пиредоставишь бумаги, а у меня эст всэ основания думат, что они у тебя, то сядешь за изнасилование.
— Для этого нужна Лия, ее заявление о факте изнасилования. И потом, не могу я предоставить бумаги, сидя в кутузке.