Водители, каждый с порога, заявили следующее: не знаю, не помню. Все. Когда допрос закончился, Артем залился смехом:
— Нет, ребята, это паноптикум! Это… это какой-то маразм. Если расскажу бывшим сослуживцам, мне не поверят! Все врут бессовестным образом.
— Что ты ржешь? — проворчал Сева. — Они нас за последних шавок держат. Мы для них мусор…
— А мы и есть мусор, — сказал Руслан не то шутя, не то серьезно. — Так нас в народе называют. Мы же мусор разгребаем. А не хочешь слыть мусором…
— …найди бумаги Алекса и засади этих важных господ, тогда тебя, возможно, будут уважать, — подхватил Артем, но, подумав, сказал: — Или поставят обелиск на твоей могиле. Слушайте, ребята, а вы не заметили такую деталь: убийцей Алекса уже никто не интересуется. Его забыли. А ведь кто-то звонил мне, угрожал. И Хачик забыл об Алексе.
— Это было до исчезновения бумаг, — отмахнулся как от неинтересной темы Сева. — Алекса наверняка и грохнули из-за них, возможно, Хачик и Адам грохнули, а прикидываются святошами.
— Все может быть, — задумчиво произнес Артем. — Не удивлюсь, если завтра они навесят убийство Алекса на того же Каракуля.
— Что ты так за него переживаешь? — возмутился Сева.
— Не в переживаниях дело, — досадливо произнес Артем. — Есть четыре трупа, все дружно утверждают, что это дело рук Каракуля. А как и почему возникли трупы, никто толком не объясняет, к месту происшествия нас не подпускают…
— Ты веришь Хачику и Булькатому? — подивился Руслан. — Не такой дурак Каракуль, чтоб убить сразу четверых. А если убил, то причины были серьезные. Какие? Вот тут полный абзац. Мы лишены информации, а без нее ничего вычислить не сможем. Понятно только одно: действительно началась бойня. Булькатый и Хачик почему-то объединились. Шкалика и Тимохи с ними нет. Что это — раздел на два клана? Хотя и этого быть не может, потому что ни Хачик, ни Булькатый не позволят перевеса противоположной стороны. Но почему-то они сошлись.
— На все свет прольют лишь бумаги, — мечтательно произнес Артем. — Слушайте, а ведь еще никто не проявил заботу об Инне, значит, не знают. Как бы нам, но без нашего участия, поставить в известность глав могучих кучек, что под подозрением жена Алекса? Меня так и подмывало сегодня сказать, что она в СИЗО загорает.
— Через моего информатора тоже нельзя это делать, — сказал Руслан. — У этих гнид счетчик в голове работает безотказно, сразу вычислят.
— Да пустите по городу слух, он обязательно дойдет, — предложил Сева. — И вообще, чего волнуетесь? Кто-нибудь из наших барабанщиков все равно доложит им.
— А что, если бумаги у Каракуля? — неожиданно предположил Артем. — Потому и идет на него массированная атака.
— Мама дорогая! — исторг стон Сева и заходил по кабинету. — В таком случае объясни, зачем мы мотались в Краснодар и насильно приволокли сюда Инну?
— Да не мельтеши, сядь! — прикрикнул на него Артем. — Ничего, посидит. От этого еще никто не умирал. Черт, где же прячется Каракуль?
Первым проснулся Антоша. Ревниво убрал руку Каракуля, обнимавшую его маму. Тот застонал — мальчик потревожил больную руку, — но не проснулся. Антон спрыгнул на землю, сладко потянулся, поприветствовал Раджа и принялся собирать сухие ветки для костра. Проснулась Лия. Долго лежала, не понимая, где находится и с удивлением глядя на Каракуля и автомат. Эпизод за эпизодом восстанавливала в памяти. Лия поежилась, снова переживая ночной кошмар. «Ему-то зачем так рисковать? — думала. — Хачик жалованье повысил, а он теперь спит с автоматом. Почему?» Благодарность все же вытеснила неприязнь, и Лия несколько иначе взглянула на него, спасшего ее от Булькатого, крыс, подвала и пьяных мерзавцев. Она тихонько выскользнула из джипа, щурилась от солнца. Навстречу с громкими возгласами рванул Антошка, бросив хворост на землю. Лия обняла сына, целовала в макушку, в нос и щеки, ведь ночью не до того было:
— Тихо, Антоша, Каракуль спит. Мой родной! Как ты-то здесь очутился?
Он повел ее к костру, рассказал о своих приключениях, начиная от побега из дома Хачика. Вдвоем разожгли ветки, принесли воды из ручейка, здесь их повсюду течет множество. Одни, выбившись из-под земли, туда же и уходят, другие достигают моря. Поставив закопченный чайник на костер, Лия слушала сына, пересказывающего одно и то же по нескольку раз. Разумеется, Антон привирал, однако ее поражало, что мальчик вырос таким разумным и смелым, что Каракуль помог не только ей, но и сыну.
Каракуль посмотрел на часы — пять. Утра или вечера? Оглядев джип, подскочил. Лия и Антон мирно пили из кружек кипяток. Каракуль потеснил Раджа на одеяле, поздоровался несколько хмуро. Лия подала ему кружку с кипятком, Антон отрезал кусок копченого окорока, консервы не смогли вскрыть ножом. Каракуль перекусил и начал собираться. Когда он вытащил из джипа пулемет, Лия поднялась:
— Куда ты? Зачем тебе эта железка?
— В шесть должен подойти Вадим. Встретить хочу его. Или их, — сказал Каракуль, не глядя на Лию. Он почему-то старательно избегал смотреть на нее, это ее удивляло.
— Я с тобой.
Лия спешно замотала ступни тряпками, выпрямилась. Они встали друг напротив друга, Лия решительно, Каракуль насупившись.
— Я хочу с тобой, — повторила она упрямо.
— Пошли, — буркнул Каракуль, взвалил на плечо пулемет и бросил Антону: — Держи Раджа, чтоб не увязался за нами. Мы скоро.
Некоторое время спустя очутились на той же площадке, с которой вчера заметили с Антоном машину. Каракуль приготовил пулемет, залег в траве под кустом и поднял глаза на Лию, стоявшую столбом.
— Ложись! — приказал. Когда она улеглась на живот, пошутил: — Ну и видок у тебя, в таком прикиде только милостыню просить.
— Я не поблагодарила тебя. Ты рисковал собой…
— Когда выберемся отсюда, тогда отблагодаришь.
— Послушай, а почему ты это делаешь?
— Что именно?
— Почему заботишься об Антошке, за мной вчера пришел?
— А ты не догадалась? — И Каракуль поднес к глазам бинокль.
— Нет. Так почему?
— А ты подумай. Помолчи, кажется, идет наш лазутчик. Так, посмотрим… «Хвоста» не вижу… вроде один.
— Дай мне! — Лия вырвала бинокль, подстроила под свое зрение. — Идет, сволочь. Не верю я ему. Дай мне что-нибудь… что стреляет.
Каракуль хмыкнул, отобрал бинокль:
— Ты уж лежи. — Она застыла, наблюдая за Вадимом, поднимавшимся вверх. Каракуль скользнул краем глаза по фигуре Лии и вздохнул. — На спине ты лучше смотришься, хотя и так можно…
Лия не придала значения толстому намеку, была поглощена Вадимом. Слишком сильными оказались впечатления от страшной ночи, и помнилось лишь то, как он держал ее. Вадим поднялся, опустил рюкзак, огляделся. Каракуль смотрел в бинокль не на него, а за городскими улицами, не прячется ли кто там, следуя за Вадимом. Подозрительных людей не обнаружил, поэтому приподнялся, свистнул. Юноша вздрогнул, увидел его, схватил рюкзак и взобрался на пятачок:
— Привет. Я уж думал, ты не придешь. А у меня для вас новостей куча. Но сначала вот, держите… — Он развязал рюкзак, доставал по очереди пакеты. — Медикаменты. Там бинты, вата, йод, короче, аптечка. Это еда. А это твоей девчонке кроссовки мои, а то смешно, ей-ей, в портянках ходить. Это тебе «Минздрав предупреждает», и это тебе.
Вадим протянул листовку «Разыскивается опасный преступник». Каракуль рассовывал пачки сигарет по карманам, а листовку отдал Лии, которая принялась внимательно читать, шевеля губами. Глаза ее становились все больше и больше.
— Завтра будьте осторожней с огнем, я имею в виду костер, — предупредил Вадим. — Хачик дает вертолет легавым, они полетать собрались над горами. Заметят дым, тогда вам туго придется. Отсюда пока вы не выберетесь, данные ваши уже в соседних городах и поселках, вас ищут. Ночью ты убил двоих людей Хачика, когда стрелял, но и двоих утопленников из подвала на тебя повесили. Их всех забрали на рассвете. Напившиеся охранники должны теперь возместить убытки, а не возместят — по перу в бок получат. Их считают виновными в том, что ты пробрался на завод.
— А ты как выкрутился?
— Да повертелся…
Первым делом Вадим показал простреленную руку хирургу, тот оказал помощь. В сущности, ему повезло, пуля проскочила между большим и указательным пальцем, кости не раздробила, лишь порвала сухожилия. А где-то после обеда пришел к Булькатому в дом, у того сидел Хачик. Вадим с ходу врать:
— Адам Рудольфович, я недавно с завода, там случилось непонятное. Кто-то поджег барак, я никого из наших не нашел… пусто там.
— Постой, — перебил Булькатый, — а сам-то где шлялся? Помнится, ты должен был дежурить. Привезли всех, кроме тебя.
Адам давно не вдавался в подробности, кто и когда должен дежурить, за этим следил доверенный человек. Но поскольку на заводе спрятал Лию, поинтересовался и личностями охраны. Одного заменил, так как был он новенький, а новичкам сначала устраивали испытания, к серьезным делам не подпускали. Вадим же работал более полугода, потому его кандидатуру не забраковал.
— Я? — И Вадим виновато опустил голову. — Я у ручья лежал, раненный. Вот, в руку. Мы сильно выпили… Клянусь, Адам Рудольфович, это первый и последний раз! Меня заставили, смеялись, что не хочу пить, молокососом обзывали… я и поддался нечаянно. Напились все пятеро, потом потянуло к девчонке… ну, вы знаете, — и Вадим опасливо покосился на Хачика.
— Говори, говори, — разрешил Булькатый.
— Ну вот. Двое заснули, пьяные вусмерть, а двое решили к ней сходить. Я стал возражать, а Валет взял и выстрелил в меня (Валет — главный насильник — утонул, подтвердить не мог.) В руку попал. Потом ударил под дых. Больше ничего не помню. Очухался на рассвете, искал братву, а никого не нашел. Пешком шел в город. Вот и все. Простите меня. Я виноват.
Булькатый и Хачик переглянулись. Второй сделал чуть заметное движение головой и бровями. Адам понял, позвал своего парня, показывавшего ночью дорогу людям Хачика к заводу. У Вадима внутри все оборвалось, он-то его видел. Булькатый спросил охранника: