Сегодняшнее веселье сопровождалось далеко не одной бутылкой выпитого саке.
Удивительная способность отца не пьянеть даже после пятой бутылки сказывалась на итогах вечера, когда самые выгодные условия доставались именно нам.
На следующее утро папа неожиданно вызвал меня в кабинет в своем токийском офисе. Он был серьезен и собран, а привычная морщина на лбу стала еще более глубокой.
– Отец, – непринужденно сказал я, намекая, что готов к беседе.
Но вместо приветствия папа развернулся к окну, откуда весь Токио был как на ладони.
Отец прочистил горло, голос рассек секундную тишину, как катана воздух.
– Недавно я попросил бухгалтера проверить документы, чтобы кое-что сравнить. В принципе у нас нет проблем с отчетностью, мы чисты и не утаиваем ничего, правда, Такуми?
Я промолчал и продолжал смотреть на отца, догадываясь, к чему он клонит.
Папа развернулся ко мне лицом, огрубевшие и морщинистые пальцы с выступающими костяшками впились в кожаную обивку кресла. Злость медленно овладевала отцом.
– Куда уходят триста тысяч иен каждый месяц? – жестко потребовал он ответа. – В бумагах отмечено, что это траты окия в квартале Ёсивара, но это же ошибка, верно? Даже не смей мне врать! – прикрикнул он, едва я открыл рот.
Но вихрь мыслей было уже не остановить.
– Окасан рассказала мне о новых порядках, но, по-моему, ты просто приютил эту девушку, да еще и платишь ей немалую сумму из своего кармана.
Атмосфера накалялась. Конечно, рано или поздно он бы обязательно узнал об Айуми. Женщины не умеют держать язык за зубами, ведь это причиняет им душевную боль. Однако я диву даюсь, что окасан, которая всегда отличалась рассудительностью и не любила сплетни и пересуды об окия, протрепалась моему отцу.
– Тебя никогда не волновала судьба нашего бизнеса, – с презрением хмыкнул отец, глядя на меня в упор и явно испытывая меня на прочность. – Иначе зачем менять порядки в окия?
– Отец, неужели ты забыл те случаи, когда гейши окия теряли лицо и раздражали клиентов? Ёсивара – не ханамати, здесь по-прежнему считают, что наши ученицы спят с клиентами. И для восстановления репутации потребуется время, а это огромные траты. Один раз мы уже вылезли из болота, более я не намерен допустить такого позора, – ответил я и выдохнул.
Глаза отца сузились до щелок. Он опустился в черное кресло, мне же сесть не предложил, поэтому я продолжил стоять.
– И ты, не посовещавшись со мной, привел незнакомого человека? Насколько ты можешь быть уверен, что секреты нашего окия не будут выболтаны кому попало?
– Отец, – осторожно начал я, подбирая слова, чтобы лишний раз не спровоцировать его. – Я все понимаю и хочу извиниться, что не поставил вас в известность.
Между нами повисла пауза. Наверное, отец задумывался о правдивости вышесказанного. Я и раньше был уверен, что скрывать от папы присутствие Айуми в окия не получится, однако оттягивал признание.
Последствия могли быть разными, и я был готов ко всему. Но то, что сказал отец, ввергло меня в ступор.
– Я хочу встретится с Айуми, – ровным голосом заявил он.
Значит, ему известно ее имя! Видимо, он уже успел о многом расспросить окасан.
– Я хочу знать, с кем мы имеем дело. Не пытайся спорить со мной. Я пробуду в Токио до утра пятницы, будь добр привести ее в чайный домик.
Мне ничего не оставалось, как согласиться. Кроме того, Айуми не нарушает негласных законов окия, а девушки с ней уже подружились. Если что-то шло не так, как нужно, она докладывала мне в первую очередь, но таких случаев было мало. Полагаю, система дополнительного контроля работала.
– Хорошо, я организую встречу. Я могу быть свободным? – сквозь зубы процедил я, желая быстрее покинуть душный кабинет.
– Да, – коротко кивнул он. – Кстати, подготовка к твоей свадьбе идет полным ходом. Через два месяца вы с Юри станете законными мужем и женой.
После этой фразы отца меня будто ударило током, а по телу пробежали неприятные мурашки. Папа наверняка не догадывался, что с учетом новых обстоятельств у брака нет ни единого шанса. Но я до сих пор не поговорил с Юри, а она по-прежнему делала вид, будто ничего не происходит. Я уже свыкся с тем, что вечерами она с загадочной улыбкой набирала в телефоне сообщения.
– Мы не можем пожениться. – Я откашлялся и уставился на отца. Я вел себя смело и даже дерзко.
Вероятно, духи, отвечающие за сыновью почтительность, будут мне совсем не рады. Жду не дождусь их судьбоносного пинка под зад.
– И почему же? – строго спросил он, вставая. Когда отец выпрямился и взял трость, чтобы опереться на нее, взгляд его стал суровым и пронизывающим.
Я же выпалил все как есть:
– Юри неверна мне. Я узнал об этом пару месяцев назад, но не хотел расстраивать ни тебя, ни маму.
Я ожидал, что отец будет в шоке и разразится проклятиями. Но ничего подобного не произошло. Лишь уголок его брови слегка приподнялся.
– Ничего страшного в этом нет, измена до брака таковой не считается. А раз ты по-прежнему живешь с ней, значит, тебя устраивает положение дел. Родители Юри устали и не намерены ждать, когда ты окончательно созреешь. А решать буду я – твой отец.
Я не ожидал столь резкого поворота событий. Выступать в открытую против отца равносильно тому, чтобы идти в горящий дом. Мама часто предупреждала меня еще в детстве, чтобы я не спорил с папой. Однако я решился.
Я был неправ только в том, что медлил, надеясь, что проблемы исчезнут сами. Но теперь будет по-другому.
– Я приведу Айуми, но не женюсь на Юри. – Я почтительно кивнул и поспешно покинул кабинет, заработав репутацию непокорного сына.
Скоро в моей душе разыграется битва. Проиграть чужому или близкому человеку не так больно, как проиграть себе. Саморазрушение ждет того, кто не может расставить приоритеты и нарушает равновесие.
Но надо заставить маятник судьбы остановиться. Остановиться, чтобы жить дальше.
22. Айуми
Сэкигути-сан искал встречи со мной уже две недели, но только сейчас у меня нашлось свободное время, и я согласилась с ним увидеться.
Дом профессора был просторным и уютным. Жена Сэкигути-сана учтиво пригласила меня в гостиную с несметным количеством книг, многие из которых я вряд ли когда-нибудь осилю.
Ужин был очень вкусным, я съела все подчистую. Надеюсь, хозяева не посчитали, что я пришла сюда лишь для того, чтобы набить желудок.
Я уже шесть лет не ела простую японскую домашнюю еду – как раз с того злосчастного лета в России – и сейчас испытала настоящее гастрономическое удовольствие. Мама готовила безумно вкусно, естественно, под пристальным надзором бабушки, которая всегда беспокоилась, что отец совсем забудет свои корни и будет отдавать предпочтение борщу или щам.
Мы перебрасывались незначительными фразами о погоде, еде, путешествиях, но я до сих пор гадала, по какой именно причине Сэкигути-сан ждал нашей встречи. В конце ужина он попросил жену принести чай в его кабинет, а затем проводил меня туда, вежливо пропустив вперед.
Удобно устроившись в кресле, я взяла чашку и с наслаждением сделала пару глотков. После съеденного лосося во рту оставался солоноватый привкус, поэтому чай был как нельзя кстати.
– Айуми, – начал профессор, отодвигая чашку. – Я пригласил тебя сегодня, чтобы кое-что тебе отдать. – Сэкигути-сан вынул из ящика стола стандартный конверт.
– Откуда он у вас? – спросила я, взяв конверт и вытащив из него старый железный ключ.
Он был мне знаком. Именно с этим ключом связаны затаенные воспоминания о прежней жизни, до Японии.
Я подняла глаза на Сэкигути-сана, надеясь, что слезы не успели выступить на глаза.
– Откуда он у вас? – повторила я.
Преподаватель глубоко выдохнул, как если бы готовился к бою на ринге.
– Мне нужно многое тебе рассказать, Айуми, – ответил он, слегка покачиваясь в кресле. – Теперь ты взрослая девушка, которая несет ответственность за свою жизнь. Сейчас ты самостоятельна. Но дело в том, что твой отец взял с меня слово, что я буду заботиться о тебе, пока ты не вырастешь. – Сэкигути-сан сделал паузу, словно решил узнать, как я отреагирую.
Я молчала, готовая слушать дальше. Неужели время все узнать действительно пришло?
– И наконец важный момент настал, – продолжил профессор и посмотрел на меня, не отводя взгляда, а я занервничала и напряглась. – Ключ от твоего дома я забрал перед твоим отъездом в Японию. С тех пор прошло шесть лет. А некоторое время назад я связался с бывшими коллегами из Владивостока и попросил их посетить остров Сахалин, чтобы посмотреть, как обстоят дела в поселке. Я могу показать тебе фото, – договорил он, пролистывая что-то в телефоне, а затем протянул мне мобильный.
Я увидела снимок родного дома. Крыльцо занесло снегом, а высокие сугробы закрывали окна. Но, наверное, фото сделали не слишком давно. Зима в России иногда бывает затяжной, а без надлежащего ухода за участком снег будет лежать до мая.
Я сглотнула ком в горле:
– Зачем вы мне это показываете?
– Я понимаю, что ты, вероятно, еще не готова. – Сэкигути-сан спрятал телефон в карман пиджака. – Но ты в любой момент можешь вернуться на Сахалин, дом принадлежит тебе.
– Но мой дом здесь, хотя иногда я хочу в Россию, – тихо пробормотала я и повертела ключ в пальцах. – Родители покончили жизнь самоубийством, и я никогда не очищусь от позора.
– Не надо так говорить, – резко перебил меня Сэкигути-сан, и я непроизвольно дернулась, продолжая ощущать сильную душевную боль из-за прошлого. – Я пригласил тебя сюда и по другой причине, а не только для того, чтобы отдать ключ. Твой отец был моим лучшим другом… мне сложно принять его выбор. Он не хотел видеть страдания дочери и переживания любимой женщины.
– Что вы имеете в виду? – спросила я, совершенно опешив.
Сэкигути-сан разлил чай по чашкам в последний раз.
Толстый чайник опустел.
– Твой отец незадолго до случившегося узнал, что болен раком. Уже было поздно что-либо предпринимать. Метастазы постепенно поражали внутренние органы. Он понимал, что счастливого конца не будет, поэтому уволился из университета и жил у меня в квартире.