– Он сразу же проверил видеозаписи из «Веалии» и вышел на того, кто подарил вам бутылку тоньяса. – Рэйнар отошел к окну, раздвигая ламели жалюзи.
– Его удалось допросить?
– Нет. Этот мужчина исчез, и вряд ли его найдут живым.
Он повернулся ко мне, и я застыла, глядя ему в глаза. Лицо блондина в воспоминаниях было каким-то смазанным, думаю, я не смогла бы его узнать, столкнись мы на улице. Он был мерзким, но он был жив… до того, как согласился передать мне бутылку. Пошел на это добровольно, или ему, как и Мику, промыли мозги? Пообещали много денег?
– Зачем ты мне это рассказываешь? – тихо спросила я.
– Затем, что я не намерен тобой рисковать. – Рэйнар отпустил жалюзи, и они легко сомкнулись, стирая полоску света. – Поэтому завтра, Леона, ты переедешь в Скай Стрим.
Че-го?
– Ты, Танни и Марр.
Мысли отказывались складываться в целостную картину, а та, что складывалась, представлялась весьма… нелицеприятной. Телепорт – весьма затратное удовольствие и по деньгам, и по ресурсам, особенно частный, пусть даже в личной резиденции правящего. И все же использовать его ради меня и Танни два раза в день пять дней в неделю вполне могли бы. Могли бы, но не станут. Потому что столь частые пространственные перемещения вредны для здоровья, особенно людей. Начинаются головные боли, сердечная аритмия, резко падает давление. Вплоть до того, что можно хлопнуться в обморок прямо в кольце телепорта. Иртханы, конечно, более выносливые, но даже им противопоказано бегать через телепорт каждый день.
– Рэйнар, у меня репетиции, – сказала я.
Заодно напомнила себе, что стоит держать себя в руках. Мы же можем поговорить нормально. Ведь можем, да?
– Я скоро выйду на сцену Мэйстонской оперы. – От волнения голос все равно срывался. Огляделась, но халата не нашла, поэтому только сильнее сжала покрывало. – Я буду петь, как хотела всю сознательную жизнь. Ты же знаешь об этом, ведь это моя мечта!
– Тебя напоили непонятно чем. На тебя натравили бойцовских виаров и мальчишку, который сейчас с изломанной психикой в клинике, где останется до конца дней своих. – Взгляд его потемнел. – Я не позволю, чтобы с тобой что-то случилось только потому, что ты вбила себе в голову, будто эта идиотская постановка – твой последний шанс.
– Идиотская? – воскликнула я. – Рэйнар! Это история, которая покорила мир! История любви, которая сводит с ума миллионы, в том числе и меня! Я хочу петь именно ее…
– Леона, вокруг меня творятся страшные вещи. Даже моя семья оказалась под ударом.
– Но ты ведь можешь приставить ко мне вальцгардов… не одного и не двух. До свадьбы моей подруги осталось меньше месяца, мне нужно встречаться с…
– Вальцгарды будут тебя защищать даже ценой жизни, Леона. Но тот, кто это затеял, значительно сильнее. Они нашли способ к тебе подобраться и сделают это снова. Я не могу быть рядом с тобой постоянно. – Он наклонился и заключил мое лицо в свои ладони. – И я не смогу спокойно отвечать за целый город, зная, что ты в опасности. Гораздо проще защитить тебя в Скай Стрим, где ты не будешь постоянно на виду.
– Рэйнар, что я буду там делать?
– Там ты будешь в безопасности.
В безопасности… Не могу же я всю жизнь просидеть в Скай Стрим только потому, что меня однажды пытались убить.
– Я не собираюсь всю жизнь прятаться, Рэйнар! Я хочу выступать!
– Всю жизнь тебе прятаться не придется. Я говорю о мерах повышенной безопасности только на время, пока все это не закончится.
Пока не закончится…
– Тогда мне будет уже все равно. Неужели ты не понимаешь?
– Не драматизируй, Леона. Когда мы разберемся в ситуации, ты вернешься на сцену.
– Я не хочу возвращаться! – выдохнула в отчаянии. Ну как ему объяснить, что для меня значит Люси? – Я не хочу уходить.
– Ты не станешь петь в скандальной постановке Джермана Гроу. – В голосе звенел металл.
Готовая уже продолжать, осеклась.
Значит, все дело в том, что я буду петь в постановке, которая может бросить тень на его репутацию? Или в том, что меня угораздило переночевать у Гроу? А может быть, и в том, и в другом? Готовые сорваться с губ слова я так и не произнесла, взгляд зацепился за халат в ворохе покрывал. Странно, что я его сразу не увидела. Завернулась в теплую мягкую ткань, как в кокон, и поднялась. Коснулась пальцами подбородка, глядя в глаза своему дракону.
– Рэйнар… я хочу быть с тобой, и я хочу петь. Именно сейчас. Именно ее. Пожалуйста, не заставляй меня выбирать.
– Про выбор ты заговорила сама.
Ну да. Разумеется.
Закусила губу и отступила.
Пожалуй, сейчас мне действительно лучше уйти, чтобы не разрушить все, что было.
И все, что могло бы быть.
– Можно воспользоваться сушкой одежды? – тихо спросила я, и, заметив жесткие складки у губ, добавила: – Пожалуйста, Рэйнар. Мне нужно побыть одной.
Он кивнул – сдержанно, но, хотя лицо его оставалось спокойным, внутри меня словно провернули раскаленный стержень. Так остро, что я задохнулась от нахлынувших чувств.
Его.
Рэйнар этого уже не увидел, потому что вышел из комнаты.
Я еще несколько мгновений стояла неподвижно, а потом пошла собираться.
Несмотря на поздний вечер, я попросила Валентена дать несколько кругов по обводной Мэйстона. Суровый взгляд Терграна однозначно говорил о том, что он думает о моей просьбе, но я сделала вид, будто так и надо. Мне действительно нужно было побыть одной, а побыть одной рядом с Танни после случившегося – нереально, тем более пока я не представляла, что ей сказать. Валентен и Тергран молчали, я же смотрела в окно и думала.
Постановка Гроу действительно достаточно провокационная. В ней есть сцены, которые в исполнении женщины правящего могут истолковать превратно. Да что там, обязательно все извратят, а потом повсюду развесят плакаты с Ирргалией и Шахррейном – образцами высокой морали и трепетной любви.
«Трепетная любовь», к слову, уже отметилась на двух каналах и в сети, где говорилось о том, что местрель Стоунвилл отложила все дела, чтобы побыть с возлюбленным, который оказался в частной клинике на «плановом» осмотре. С видео и фотографий смотрела Ирргалия в белом халате, сидящая у постели Шахррейна, и он – улыбающийся ей и сжимающий ее руку. Выглядел Деверик уже намного лучше, чем вчера после поединка (очевидно, стилисты постарались). И разумеется, не упустил случая прокомментировать интервью Лодингера, подчеркнув, что эта ситуация задевает его не меньше, чем скорбящего отца, и что случившееся – ответственность всех иртханов.
Обо мне в сети говорили всякое.
И я не сомневалась, что все это будет использовано против Рэйнара. Точно так же, как история с Арилин. Нельзя не понимать, что перехваченные снимки с Гроу – всего лишь отсрочка. Что будет дальше, можно только догадываться, и будет это в самое ближайшее время.
– Звездочка, это надо просто пережить.
Так после моего рассказа о Лодингерах прокомментировал ситуацию Хейд, и я не могла с ним не согласиться.
– Может, мне бросить петь? – философски поинтересовалась я.
Этот философский настрой не покидал меня с той минуты, как я вышла из квартиры Рэйнара. Мне хотелось верить, что я найду решение, но решение есть только одно, и я прекрасно это знала. Подчиниться разуму, к которому взывал Аррингсхан – оставить Рэйнара, позволить ему жить своей жизнью и строить карьеру. Пережить все, как советует Хейд, петь и забыть о своем происхождении.
– Ты где? – Агент как-то мигом стал серьезным.
– На верхней аэромагистрали на скорости под сто пятьдесят.
– Ты это сейчас серьезно?
– По поводу аэромагистрали или по поводу бросить петь?
– По поводу бросить петь.
– Не знаю, – честно призналась я.
Когда Вальнар поставил меня перед выбором, я отказалась от него, не раздумывая. Просто потому, что не представляла жизни без сцены. Сейчас мысль о том, что мне придется расстаться с Рэйнаром, казалась дикой, сумасшедшей, невыносимой. Если я откажусь от него, я стану Люси – для Гроу, для публики, для всех, кто сходит с ума от истории «Мир без тебя». Я буду Артомеллой, Ильнир или Триаррис, буду влюбляться, гореть, умирать и снова воскресать, но меня самой уже не будет. Я стану сосудом для голоса.
Возможно, прекрасного, если все сложится наилучшим образом.
Но вне сцены пустым.
– Помнишь, о чем мы с тобой говорили? – неожиданно спросил Хейд.
– Когда ты отпаивал меня кофе и рассказывал про свою группу?
– Помнишь, – удовлетворенно заключил он. – Так вот, вспоминай почаще, когда в голову приходят такие мысли.
– А если бы у тебя встал выбор между группой и той девушкой? Быть с ней или выступать? Что бы ты выбрал?
– Тогда или сейчас?
– А это имеет значение?
– Наверное, нет.
Хейд помолчал, а потом все-таки продолжил:
– У нас все равно ничего бы не получилось, Леона.
– Почему? Вы оба жили музыкой.
– Как раз потому, что только музыка нас и связывала. И если ее убрать, остались бы просто она и я.
У нас с Рэйнаром было, скорее, наоборот. Пусть именно музыка привела нас друг к другу, но сейчас стояла между нами барьером, как Фервернский хребет.
Связывало нас другое – объятия до полыхающей кожи и ссоры до огненного рычания. Сумасшедшая страсть и удивительно хрупкая, как дрожащая на ветру паутина, нежность. Сбивающееся дыхание и шепот, долгие разговоры, которых может быть еще очень много, и падающие в небо звезды.
Боль и прощение.
Так мало времени вместе… И последний взгляд, от которого до сих пор горело огнем внутри.
– Но ты же хоть раз задумывался о том, что могло бы быть, если…
– Нет, – хмыкнул он. – Ни разу.
А я буду думать об этом всю жизнь.
Эта мысль меня пронзила так, что я почувствовала, как зашлось сердце. Представила, как могла бы сложиться жизнь Хейда, не уйди его девушка к другому. Возможно, он бы сейчас играл в составе известной группы, гремящей на всю Аронгару. А может, совмещал бы карьеру агента с выступлениями.