Интересно, какие цветы любила моя… женщина, которая дала мне жизнь?
Глянула на мобильный — Танни будет через полчаса, есть время поговорить.
— Мама говорила о женщине, которая… с которой познакомилась в Рагране?
Эсстерд Барт непонимающе моргнул, а потом неожиданно побледнел.
— Леона…
— Я знаю, что она просила не рассказывать. Но как видишь, это уже бессмысленно, — развела руками.
Отчим поморщился, словно эти воспоминания причиняли ему боль.
— Я бы не стал им говорить, но у них были доказательства и…
Они умеют быть убедительными, я знаю. Сама разговаривала с Норгхаром и прекрасно помню, что готова была рассказать даже про своего любимого плюшевого виарчика и как спала с ним до десяти лет, только чтобы начальник службы безопасности от меня отстал.
— Послушай, я тебя не виню, — вздохнула. — Мне просто нужно понять, что со всем этим делать.
— Во что ты ввязалась, Леона?
Хотела бы я знать.
— Сейчас не лучшее время для этого разговора. Просто расскажи мне, что она говорила? О ней и… о моем отце.
Эсстерд Барт нахмурился, я же облокотилась на стол и подалась вперед. В ярком свете настенных плафонов, похожих на диски орбитальных спутников, его глаза стали еще более светлыми. В нише не было ничего лишнего: «прозрачные» стены, на которых расходились концентрические кольца, напоминающие дисплей управления в современной лаборатории. Над головой — стекло, под ногами — стекло и 3D-«падение»: этажи, пролеты, головокружительная высота в такой потрясающей детализации… словом, Танни понравится.
— Она не очень-то любила об этом вспоминать, — отчим поежился. — Говорила только, что твоя мать ни с кем не общалась, почти не выходила из квартиры. Подруги и друзья к ней не заглядывали — вроде как не было у нее никого, равно как и твой отец. Эрмина не любила его, считала, что он ее бросил. А та девочка ей нравилась, очень. Говорит, она была совсем молодая, но уже бесконечно одинокая.
Горло перехватило. Я почему-то сразу вспомнила лицо мамы, когда заговорила с ней об отце. Она вспоминала мужчину, которого никогда не знала. Не знала с не лучшей стороны, если можно так выразиться.
— Почему мама переехала в Зингсприд?
— Твоя настоящая мать…
Отчим замолчал — видимо, что-то отразилось на моем лице.
— Прости, Эрмина не называла ее имени. Я не представляю, как ее еще называть.
— Ничего. — Я посмотрела через его плечо. — Я сама не представляю.
— Та девочка рассказывала ей о Зингсприде.
— Они общались?
— Да, — отчим вздохнул. — Эрмина говорила, что в ней не было ни капли снобизма. Ну или как это называется, когда богатые смотрят на тебя как на пустое место — ты вроде как есть, а вроде и нет, как мебель. Она не откровенничала и никогда не жаловалась, а вот про Зингсприд говорила много. Да так, что Эрмина в него влюбилась. И ей действительно понравилась столица, но там было слишком тяжело. Цены на жилье высокие, работы много, но работать надо допоздна. У нее была ты, совсем кроха еще. Словом, сама понимаешь. Либо няне платить, либо соседям сдавать, а она еще толком никого не знала.
Я понимала. Пожалуй, кроме одного. У нее не было денег, в столице Раграна творился ужас, но она взвалила на себя такую обузу — чужого ребенка.
— Почему мама решила обо мне позаботиться?
— Когда случился налет, Эрмина убиралась у нее в квартире. Все произошло так быстро, что никто понять ничего не успел. Сирены завыли, а драконы уже были в городе, от мериужских пустошей до столицы рукой подать.
Да, это действительно так. Расстояния до пустошей в Рагране небольшие, хотя драконов и отводили по возможности далеко.
— Твоя мама схватила тебя на руки, чтобы бежать в убежище, но на соседний дом обрушился дракон. Просто рухнул сверху с силой, будто нарочно. Потом там что-то взорвалось, она еле успела повернуться и закрыла тебя собой. Но осколок…
Отчим покачал головой и отвел взгляд, я же закусила губу. Старалась не думать о том, что разозлило драконов в Рагране. Так, что они прорвали защиту, разметали ее в клочья и обрушили ярость и огонь на ни в чем не повинных людей, среди которых оказались моя… мои мамы.
— Она просила Эрмину позаботиться о тебе. Сказала, что в детских домах после такого будет кошмар. Да там везде был кошмар. И она обещала. Поклялась. И заботилась.
Заботилась. Она меня вырастила. В любви, как родную. Ни разу не упрекнув тем, как ей было тяжело, как много приходилось работать, чтобы кормить чужого ребенка. Я сглотнула подступивший к горлу ком и потянулась за минеральной водой, которую принес официант. Сделала пару глотков и упала подбородком на перевернутые лодочки сцепленных ладоней. А моя родная мать… моя родная мать закрыла меня собой, хотя я не принесла ей ничего, кроме страданий и изгнания. От чего же она бежала? Или от кого?
— Она пела тебе. — Неожиданно отчим легко коснулся моего локтя. — Эрмина говорила, что она тебе пела и тогда улыбалась. Только тогда она и улыбалась.
Я неосознанно сжала его руку в поисках поддержки, и эсстерд Барт не стал ее отнимать.
— Заждались?
Голос Танни звучал чересчур звонко, чересчур уверенно, а еще чересчур насмешливо. Эсстерд Барт поспешно поднялся, а я обернулась. Сестренка стояла, сунув руки в карманы джинсовых брюк. Облегающая кофточка смешно топорщилась из-за перекинутого через плечо рюкзака, примявшего ткань, распущенные волосы разноцветными локонами разметались за спиной. Со стороны могло показаться, что ей все просто побоку, даже если встретится дракон — перешагнет и пойдет дальше. Вот только ресницы слегка подрагивали, а еще она покусывала губу. Волнуется.
— Немножко, — сказала я.
Если честно, и сама волновалась не меньше — сейчас, когда отец и дочь смотрели друг на друга, все отошло на второй план. Мне очень хотелось, чтобы они помирились. Пожалуй, теперь еще больше.
Отчим неловко подхватил букет и подарок, шагнул к ней.
— С днем рождения. — Голос у него сел и прозвучал сипло.
Танни покосилась на цветы, глаза ее расширились.
— Мамины любимые! — удивленно сказала она. А потом осторожно взяла подарок из рук отца. Помолчала и добавила: — Круто.
— Прослушивание перенесли, — сообщил Хейд без предисловий.
— То есть как? — растерялась я.
— Теперь нас ждут в понедельник. К семи.
Мои мысли устроили джумбийские танцы. Для начала придется волноваться на целых три дня больше. Теперь еще и у Эвель отпрашиваться… снова, потому что на следующей неделе мы опять меняемся с Зеттой часами выступления. Далее если бы и не менялись, все равно неизвестно, на сколько затянется прослушивание и когда подойдет моя очередь. Хорошо, если в самом начале, а если чуть позже, успеть к десяти нереально. Подавив желание выразительно постучаться лбом о туалетный столик, вздохнула. Нет, я определенно поседею до того, как получу эту роль. А если не получу, уйду в пустоши — посыпать седые волосы пеплом и пылью. И отдамся драконам. На съедение.
— Такое случается, — сообщил агент. — Сплошь и рядом, особенно с гениями. Не переживай, зато у тебя вдвое больше времени на распевку.
— Угу, — согласилась я.
Учитывая, что выходные выпадают, все вообще весело. Ладно, Хейду об этом знать не обязательно.
— Ничего, скоро ты обзаведешься громким именем и будешь всем диктовать условия. Главное… — Хейд ненадолго замолчал, потом хмыкнул в трубку. — Прости, я всем нужен срочно и сразу. Так вот, звездочка, главное — не накручивай себя. Все у нас получится. И не трясись там, ты лучшая. Все, в понедельник увидимся, а то у меня сейчас мобильный разорвется. Музыкальных снов.
— Счастливо, — сказала я. — Звездной ночи.
— Всенепременно, — фыркнул Хейд. — Как ты угадала?
На этом мы и распрощались, я же отложила мобильный и посмотрела на Бриаль Бетрой.
— Лучшая, — сообщила я своему отражению. — Слышала? Ты — лучшая!
Леона в отражении моргнула. Так, все! Хватит! Прослушивание на следующей неделе, у меня в запасе еще целых три дня и первая половина четвертого. Хейд прав, нужно просто пойти и сделать это! Покорить их всех голосом и игрой. Если я сразила наповал толпу иртханов, то с самым обычным режиссером и его комиссией точно справлюсь. Ну… наверное. Почему-то самый обычный режиссер сейчас представлялся страшнее самого разъяренного огнедышащего дракона.
Глянула на мобильный — Танни уже должна быть дома. С отцом я ее оставляла со спокойным сердцем: как-то незаметно за выбором блюд и обсуждением меню первая напряженность отошла в сторону, а когда нам принесли напитки, мы уже болтали обо всем подряд, ловко избегая семейных тем. Я украдкой поглядывала то на отчима — кажется, он действительно был счастлив, потому что с лица не сходила теплая улыбка, то на сестру — она не хмурилась и не собиралась защищаться. Словом, когда пришла пора ехать в Ландстор-Холл, ни малейших сомнений в том, что ничего страшного не случится, у меня не было. Я это поняла, когда отчим пообещал проводить ее до квартиры, а Танни не стала возражать.
Теперь бы еще с Эвель разобраться.
Глубоко вздохнула и направилась к начальству. Откинувшись на спинку стула, Смерч запивал десертные кофейные зерна — ужин секретаря был в полном разгаре. Заметив меня, почему-то чуть не подавился и выпрямился, поспешно убрал пакетик в стол. Ладно, не привыкать: в последние дни коллектив Ландстор-Холла резко сменил настроение, читай — отношение ко мне. Сегодня, например, я выслушала несколько комплиментов. Платью, туфелькам и цвету волос, хотя он у меня ничуть не изменился. Дрэйк говорил, что они привыкнут, но у меня другой вопрос. Интересно, я когда-нибудь к этому привыкну?
— Привет, — сказала просто. — У себя?
— Привет, Бриаль. — Смерч поправил держатель для дисков, хотя он стоял идеально. — Ты к Эвель? Проходи.
— Даже не спросишь, не занята ли?
— Что? А, да. Конечно.
Он нажал кнопку на гарнитуре, а я отвернулась к окну и очень некстати вспомнила, что в приемной все время опущены жалюзи. Что в солнечный день, что в безлунную ночь, согласно мнению Эвель, это настраивает на рабочий лад. Как по мне, так это настраивает на желание удушиться. Не представляю, как можно целый день сидеть запертой в офисной коробке без окон, без дверей.