О чем он?
Рэйнар отключил связь, лоб его прочертила горизонтальная складка.
— Случилось что-то серьезное?
— Новости из Раграна, Леона.
Я подавилась не успевшим сорваться с губ вопросом. Сердце билось в такт движущейся на его часах секундной стрелке.
— Архив с данными по району, где жила твоя мать, оказался поврежден. Восстановить информацию невозможно.
ГЛАВА 13
Поврежден? То есть имя моей матери теперь узнать не получится?
Очевидно, вопрос был написан у меня на лице, потому что Рэйнар ответил:
— Мы отправим запрос на официальное расследование.
— Расследование?
— К архиву, в котором содержалась информация о твоей матери, обращались пару месяцев назад. Тогда все было нормально. — Ноздри его шевельнулись, придавая лицу хищное выражение. — Кто-то не хочет, чтобы тебя нашли.
Получается, мой отец жив, но вовсе не жаждет встречи со мной? Все это время он обо мне знал или узнал, когда Норгхар начал копать в Рагране? А может, дело не в нем? Возможно, этого не хочет семья матери? Или семья отца? Мысли покружили и разлетелись, как стая диких виаров поутру, а меня затрясло. Мало им было того, что они вышвырнули женщину с ребенком на руках из своей жизни. Мало того, что она погибла по их милости, так они еще сделали все, чтобы ее память была утрачена.
Безвозвратно.
— Леона, в век информационных технологий невозможно стереть все. Следы, так или иначе, остаются. Определить личность твоей матери теперь будет сложнее, но это ничего не меняет. Разве что займет больше времени.
— Насколько?
— Зависит от того, как быстро Аррингсхан подпишет запрос и как быстро власти Раграна дадут разрешение.
— Очаровательно!
— Норгхар вычислит того, кто повредил архив.
— Так же, как узнал имя?
Рэйнар прищурился.
— Что ты хочешь сказать?
— Только то, что в век информационных технологий людей стирают с лица планеты по щелчку пальцев.
— Сомневаешься, что я смогу найти твою семью? — холодно спросил он.
— Сомневаюсь, что моя семья хочет, чтобы ее нашли.
— Это меня совершенно не волнует.
«Зато волнует меня», — хотела сказать я, но промолчала.
Для того чтобы войти в мир иртханов, все равно нужно получить родословную или пройти тест на кровьпригодность. Пока не пройду, смотреть на меня будут как на блохастую виари, с легким оттенком недоумения и вопрошать — кто мысленно, а кто вслух: «Кого ты с собой привел?» — совсем как местра Халлоран. А еще мне любой сможет подбросить рагранских пчел и отделаться легким конфузом. Зато потом раздует по этому поводу скандал, что ее-его-их незаслуженно обидели, оскорбили и все такое.
Меня затрясло еще сильнее, отчаянно захотелось что-нибудь разбить, но сегодня я уже швырялась мобильниками, а за перегородкой сидел водитель. Ладно, стекло звуконепроницаемое, но мне жалко телефон: второго раза он может и не пережить. Да и вообще, глупо расстраиваться из-за тех, кого никогда не знала. Глупо, и еще глупее на них злиться.
— Во сколько у тебя завтра прослушивание?
— В семь.
— На кого будешь пробоваться?
— Хочу получить партию Люси.
— Люси?
— Главная героиня рок-оперы «Мир без тебя»… — осеклась.
Просто вспомнила, что это тайна.
— В чем дело?
— Название премьеры мне сообщили по большому секрету.
Рэйнар усмехнулся и подался вперед.
— Не сомневайся, дальше меня оно не пойдет. Спой для меня, Леона.
От неожиданности замерла.
— Что, прямо здесь?
— Прямо сейчас. Безумно скучаю по твоему чарующему голосу.
— Ты слышишь его постоянно. — Чарующий голос отметился хрипотцой.
Не знаю, откуда она взялась. Глубокая, интимная. Безжалостно-откровенная.
А потом песня сама сорвалась с губ.
Горячей твоих глаз лишь дыханье дракона.
Мы у всех на устах, мы с тобой вне закона.
Вне законов мирских, вне законов небесных
Наша жизнь натянулась, как леска над бездной.
Глаза Рэйнара потемнели, и даже в салоне стало темнее. Руки легли на мои плечи, и петь приходилось ему в губы. На одном дыхании, которого рядом с ним почти всегда не хватало. Только не сегодня: наверное, это была самая откровенная песня в моей жизни.
Распахнув свои крылья, подхваченный ветром,
Ты мои повторяешь шаги — метр за метром.
Каждый час, каждый миг, каждым яростным вздохом
Ты кричишь мне: «Моя!» — под раскатистый грохот.
Я тоже кричала, если можно кричать в сопрано. По венам бежал огонь, вливался в кровь, отравляя ее своей бесконечной выжигающей сутью — и возвращал к жизни искрящим потоком, струящимся через нас двоих. Смотреть ему в глаза, в эти разгорающиеся костры становилось все тяжелее, но тяжелее было бы говорить о том, что по-прежнему не давало покоя. Обжигало сильнее любого пламени.
Грань преступной игры надорвется, как цепи оков,
В тот отчаянный миг, когда к этому ты не готов.
Под прицелами вспышек взлетая все выше и выше,
Ты меня позовешь за собой, но ответа уже не услышишь…
Скорее почувствовала, чем поняла, что флайс пошел на снижение.
— Пламя мое, — низкое рычание подхватило тишину, чтобы разорвать в клочья, — что же ты со мной делаешь?
«Ты же сам просил спеть», — хотела сказать я. Но не смогла. Голос не слушался.
Как так получилось, что песня стала больше чем песней? И ведь сто лет не пела ее, а сейчас подхватила мотив и утонула в нем, словно в первый раз.
Мы смотрели друг на друга и молчали. Так невыносимо близко, как никогда раньше.
На миг показалось, что он меня сейчас поцелует, но Рэйнар только медленно отстранился. Дверца флайса поехала вверх, в лицо ударила прохлада. Ударила, но не отрезвила. Точно так же не отрезвил ошалевший взгляд Лансаро, выкатившегося на стоянку из лифта. Не знаю, что поразило его больше, — эскорт охраны или ведущий меня под руку правящий. Сосед остановился с открытым ртом, но его мигом оттеснил один из сотрудников службы безопасности.
В лифте мы тоже почему-то молчали.
И перед дверью.
Даже когда я достала ключи, а Рэйнар поставил сумку с вещами.
Не сразу поняла, что пытаюсь ключом от гримерной Ландстор-Холла открыть собственную квартиру, он понял быстрее: перегнулся через мое плечо и мягко провел нужной карточкой по панели.
— Спокойной ночи, Леона.
— Спокойной ночи, — тихо сказала я.
Скользнула в квартиру, привалилась лбом к закрывшейся двери. Кровь отхлынула от лица, от рук и вообще отовсюду, откуда только можно. Сердце колотилось так, словно я пробежала спринт на Соурских играх и взяла золото.
В прихожую со скрежетом на повороте вылетел Марр, ткнулся носом в пятую точку и радостно клацнул зубами.
— Леа! — судя по всему, Танни кричала с кухни. — Я тут печенек купила. Хочешь?
— Печеньки на ночь вредно!
— Зануда!
— Сейчас приду!
Потрепала по голове соскучившееся чудовище и уселась на тумбочку — снимать сапоги.
Сейчас, когда собственный голос больше не вел за собой, когда руки Рэйнара не лежали на плечах, обжигало другим.
Мыслями.
Что, если мою семью так и не найдут?
Что, если мы с ним снова окажемся в разных мирах?
Осознанием.
Осознанием того, насколько глубоко он… во мне. Когда мы вместе, это как дыхание, как жизнь, как биение сердца. Что я буду делать, если прервется пульс? Если однажды ему придется жениться — пусть даже не на Ирргалии, а на ком-то другом? На иртханессе с более сильной кровью, родившейся в полной семье, с юных лет владеющей огнем. Если у него появится другая…
Как я буду дышать тогда?
Здание Мэйстонской оперы — пожалуй, одно из немногих зданий, сошедших с небес на землю. Во время ландсаррского налета оно серьезно пострадало, но было полностью восстановлено. Плавные изгибы крыши, арочные окна с асимметричными рамами — правда, стекла в них сейчас значительно прочнее. Расположено оно на площади Искусств, в самом сердце города, над ним проходят крупнейшие аэромагистрали и тянутся пешеходные мосты-переходы. Иглы небоскребов пронзают небо, но здесь, на выложенной кремовой плиткой площади, кажется, что ты оказалась в другом столетии. Особенно когда здесь проходят голографические выставки античных скульптур или живописи прошлых веков.
Вторым украшением площади был музыкальный фонтан в виде факела, который возвышался до верхней арки. Когда не поют в опере, поет фонтан — оперные теноры и сопрано со всех уголков мира звучат под мощные всплески воды, бьющие ввысь. Летом по вечерам на площади собирается множество людей — в отличие от оперы на фонтан можно посмотреть совершенно бесплатно. А посмотреть есть на что: когда расцвеченные огнями столбы воды взлетают в небо, чтобы обрушиться вниз тысячами пенных брызг, замирает сердце. Девчонкой я часто приходила сюда — сидела на дальних скамейках, глазела сквозь подбиравшуюся поближе к зрелищу толпу и представляла, как однажды войду в арочные двери как дива.
Вот только служебный вход с другой стороны. И парковка тоже за площадью.
Рольген подал мне руку, но я все равно треснулась головой о дверцу флайса.
— Ай.
— Осторожнее! — запоздало пробормотал Лидс.
— Угу, — прошептала я, потирая ушибленное место. — Прическа не пострадала?
По сути, на прослушивании мало кто обращает внимание на прическу. Но я все равно завила локоны и надела платье, которое — как по мне, идеально отражает образ Люси. Легкое, с тонкими бретелями, с летящим бледно-голубым атласом юбки. Сейчас под этот бледно-голубой атлас знатно поддувало даже в теплом пальто, и кожа под чулками мигом покрылась мурашками. Да что там, я сама превратилась в гигантскую ходячую мурашку.
— Все в порядке.
— Точно?
— Точно, — заверил меня охранник.
— Эй, шустрики! — С другого конца парковки к нам уже спешил Хейд.