— Все? Теперь ты оставишь меня в покое? Или в душ тоже вместе пойдем?!
Понимая, что сейчас могу наговорить лишнего, вылетела из спальни. В гостиной рванула окно, уперлась ладонями в колени, пытаясь отдышаться. Ледяной воздух обжигал легкие, не сразу поняла, почему пахнет паленым, а когда поняла, с визгом сорвала занявшиеся перчатки и затоптала огонь. Джинсы не полыхнули только потому, что я сбила с них искры раньше, чем превратилась в живой костерок. Сердце бухало о ребра.
Несколько минут ушло на то, чтобы справиться с огнем.
И еще несколько — чтобы выровнить дыхание.
Я вытащила из куртки мобильный и набрала номер отчима.
— Леона? — Голос у него был раздраженный. — Я собирался тебе зво…
— Ты назвал Танни шлюхой. Это правда?
Тишина.
— Это правда?!
— Правда, но я был на взводе. Ей не стоило…
Внутри что-то мелко задрожало, как будто по натянутой струне били железным прутом. Задрожало, а потом порвалось.
— Забудь мой номер, — прорычала в трубку. — Забудь, что у тебя были мы. Ты, урод хренов! Я доверила тебе самое дорогое, что у тебя было в твоей паршивой жизни, а ты что сделал?
— Как ты смеешь мне выговаривать?! — Голос отчима взлетел в фальцет.
Как смею?! Как я смею?
— Ей была нужна твоя поддержка!
— Теперь я понимаю, что эсстерда Броджек права. Это твое воспитание привело к тому, что…
— Еще одно слово про мое воспитание, — прошипела я, — и к тебе снова придут. Только на этот раз уже не с вопросами.
— Ты что, мне угрожаешь? — Вот теперь его голос дрогнул.
— Просто хочу, чтобы ты знал. Еще раз сделаешь Танни больно — урою. Сунешься к ней — урою. Я ее сестра, и я запрещаю тебе к ней подходить. Усек?
— Ты ей никто! — процедил он. — А я ее отец!
— Отец? — хмыкнула. — Носитель генетического материала.
Нажала отбой, сдавила телефон между ладонями.
Марр подошел и сел рядом, заглядывая в глаза.
Положила руку виару на голову, почесала между ушей.
— Она не со зла, чудовище. Ей больно.
— Виу.
Только сейчас поняла, что стою в верхней одежде и уличной обуви. На полу валялись дымящиеся дырявые перчатки, а джинсы обзавелись подпалинами, однозначно намекая на то, что эмоции мне противопоказаны. Из распахнутого настежь окна тянуло холодом, как из самой глубины сердца. Подошла ближе, подставляя лицо обжигающему ветру и глядя на рассыпанные по черному небу блестки созвездий. В такой холод небо почему-то становится пронзительно-высоким, а звезды видны особенно ярко.
Пожалуй, впервые за все время, что мы с Танни остались одни, я не знала, как быть. Как помочь, как исправить то, что произошло. Получится ли у меня все исправить? Можно ли такое исправить вообще?!
Мразь! Дерьмо! Урод моральный!
Ладно, хрен с ним, с Миком. И даже с эсстердой Броджек, но отчим?!
Как я могла быть такой дурой? Как вообще могла поверить, что ему действительно важна Танни?!
Ему. Им обоим!
Почему я не стрясла с Хейда имена посетителей «Веалии»?! Почему не развернулась, не побежала за парочкой, не вгляделась в лицо этой мрази, в его самоуверенную ухмылочку, показавшуюся знакомой?! Почему ничего не сказала Танни?!
Потому что торопилась на встречу.
Потому что сгорала во флайсе с Рэйнаром.
Потому что…
Дабы не подпалить что-нибудь еще, разделась и пошла готовить ужин — из того, что нашлось в холодильнике и могло быстро превратиться в горячую еду. Можно было позвонить в службу доставки, но мне нужно было отвлечься.
А главное, у меня даже получилось.
И ничего не пригорело. Нигде.
Разложив по тарелкам, хотела отнести наверх, но потом решила, что Танни полезнее будет вылезти из комнаты. Особенно сейчас, когда ее спальня напоминает побоище. Она и правда напоминала: к разломанной приставке присоединились ботинки, обрывок подарочной упаковки, носок, леденец, беспорядочно разбросанная одежда. Не просто разбросанная — ощущение было такое, что джинсы, свитер и куртку смело ураганом.
Сама Танни свернулась на кровати клубочком: закутавшись в одеяло, с мокрыми после душа волосами и заплаканным лицом. Спящая, она выглядела совсем девчонкой. Да что там, она и была совсем девчонкой.
Немного постояла, глядя на сестру, потом погасила свет и вышла.
Сейчас, когда эмоции схлынули, разум стал холодным, как небо. Наверное, никогда раньше он не был таким холодным.
С отчимом разобрались.
На очереди эсстерда Броджек. И Мик.
Секретарь директрисы не успела и слова сказать. Я прошла мимо нее, не размениваясь на приветствия или на то, чтобы повесить в шкаф куртку.
— Эсса Ла…
Вторая половина имени застала меня уже в кабинете Мильмены Броджек, которая вскинула голову не то на мои шаги, не то на голос Мальтии:
— …дэ.
Секретарь влетела следом, раскрасневшаяся и напуганная.
— Эсса Ладэ… Эсстерда Броджек, простите, я не успела… она…
— Вам платят за то, чтобы вы все успевали. — Директриса поднялась, раздувая ноздри, и глянула на девушку так, что любая другая на ее месте испарилась бы. Буквально. Хотя я даже приблизительно не представляла себе, как секретарь могла меня остановить. Несмотря на то что была чуть выше и немного объемнее, ей пришлось бы проявить как минимум сноровку Рагги Харримана, ловца флангстонской сборной по гратхэнду. — Кажется, я предупреждала, что занята. Вам придется подождать, эсс…
— Нет, — сказала я, — не придется. А вот вам придется многое мне объяснить, эсстерда Броджек.
Директриса стала пунцового цвета, из-за чего пучок волос показался еще более блеклым, а водянистые глаза потерялись на треугольном лице.
— Да что вы себе позволяете… — начала было она, но я подняла руку.
— Не больше, чем вы. Хотите продолжать при секретаре?
Секретарь не знала, куда себя деть. А заодно меня. Но если с первым еще можно было что-то поделать, то со вторым вряд ли.
— Мальтия, оставьте нас, — наконец произнесла эсстерда Броджек.
С таким видом, словно глотнула сока лици без подсластителя. Не дожидаясь приглашения, я прошла к директорскому столу и села.
— Не помню, чтобы я приглашала вас садиться, эсса Ладэ.
— Не уверена, что мне требуется ваше приглашение, — сообщила, глядя в глаза директрисы.
На какое-то время в кабинете повисло молчание. Напряжение сгущалось, я чувствовала ледяные ожоги, которые вплавляло мне в спину возмущение директрисы. Видимо, она ждала, что я обернусь и признаю свою ничтожность, но так и не дождалась. Тишину нарушил четкий стук каблуков. Мильмена Броджек обошла меня и приблизилась к своему столу.
— Неудивительно, что в вашей семье творится такое.
— Удивительно, — сказала я, — что такое творится в вашей школе. Отцу Лодингера вы тоже звонили?
— А вот это уже не ваше дело.
— Ошибаетесь. Как раз мое. — Я сцепила руки на столе и посмотрела на нее сверху вниз, хотя та возвышалась надо мной, как корявый остов недостроенной малобюджетной высотки. — Моя сестра…
— Ваша сестра, — по мере того, как к эсстерде Броджек возвращалось самообладание, возвращалось и ее привычное снисходительное высокомерие. Директриса опустилась в кресло и поджала губы, — сама поставила себя в такое положение. Полагаю, исключительно потому, что ее моральные качества оставляют желать лучшего.
Я сделала глубокий вдох, досчитала до десяти и даже в окно посмотрела. По дороге сюда решила, что буду держать себя в руках, поэтому наш разговор начался еще относительно спокойно. По сравнению с тем, что могло бы быть. Особенно учитывая, что ночью я почти не спала — все время прислушивалась, что там творится в комнате Танни. Несколько раз даже наведывалась, чтобы посмотреть, все ли в порядке, но сестра спала. Спала крепко, обхватив руками подушку, а рядом на полу лежал Марр. Лежал с полуприкрытыми глазами, мордой к ней, чутко отслеживая малейшее движение.
Ближе к утру я все-таки провалилась в сон. Предварительно поставила будильник на шесть, чтобы успеть поговорить с Танни перед тем, как она уйдет в школу. А проснулась в десять — мобильный самым пакостным образом разрядился.
— Я позвонила ее отцу, потому что вы, как я полагаю, не только не способны сделать из ситуации соответствующие выводы, но и наглядно объяснить девочке, что к ней привело.
— Ее официальным опекуном являюсь я, — повторила холодно. — Несмотря на то что Танни уже совершеннолетняя, до окончания школы она остается на моем попечении. Вы прекрасно знаете закон и прекрасно понимаете, что не имели права этого делать. Закроем тему, и, надеюсь, мы друг друга поняли. Вы беседовали с Лодингером?
Она захлопнула ноутбук с такой силой, что он жалобно хрустнул.
— Это вас совершенно не касается.
— Все, что касается моей сестры, касается меня.
— Я пригласила мальчика и провела разъяснительную беседу по поводу его мелкого хулиганства…
Мелкого хулиганства? То, что этот урод провернул с Танни, она называет мелким хулиганством?
— Если я сейчас возьму ваш ноутбук и выброшу в окно, это будет мелкое хулиганство. — Я подалась вперед. — А то, что сотворил он, — наблово скотство.
— Я бы попросила вас выбирать слова.
— А я бы попросила вас подбирать слова. Мелкое хулиганство так называется потому, что отец Лодингера регулярно переводит особо крупные суммы в фонд школы. Всем об этом известно.
— Да как вы смеете!
Ноздри эсстерды Броджек раздулись, брови сошлись на переносице.
— Считаете, что можете безнаказанно врываться в мой кабинет, оскорблять, угрожать…
— Поверьте, я еще даже не начинала, — холодно сообщила я. — Сейчас вы пригласите Лодингера в кабинет и отстраните его от занятий без возмещения оплаты на неделю. А еще заставите извиниться перед Танни. В моем присутствии.
— Вы не вправе ничего требовать! — Директриса хлопнула ладонью по столу. — Если вам не хватает опыта и умения, чтобы привить сестре должные моральные качества, другие за это не в ответе. Почему-то из всех девочек школы именно она оказалась на видеозаписи сомнительного содержания…