Это было так странно – сидеть и рассматривать старые снимки после всего произошедшего утром. Как будто не случилось ничего необычного, и мы просто помогаем в библиотеке…
Внезапно среди череды фотографий мое внимание привлек один снимок. На нем изображались ученики тысяча девятьсот девяносто пятого года выпуска. В отличие от многих других, этот снимок был цветным. Семнадцать человек выстроились на школьном крыльце, которое тогда выглядело иначе. Только стена за их спинами все такая же, сложенная из красного кирпича.
Сначала я подумала, что обратила внимание на это фото из-за его цветности. Но потом, когда всмотрелась в лица… вернее, в одно конкретное лицо, поняла, что привлек меня вовсе не цвет.
Я буквально зависла, лишившись дара речи. Поскольку то, что я видела, было так же нереально, как стоящая за окном второго этажа «девочка»!
Рядом с высоким темноволосым парнем, обнимающим ее за талию, стояла моя мама.
Она умерла, когда мне было четыре, и я почти ее не помнила. Ее образ сложился в моей голове в основном благодаря фотографиям, которых сохранилось не так и много. Внешне мы были очень похожи, и сейчас, глядя на слегка выцветший снимок, я словно видела себя. Те же черты лица, фигура, длинные платиновые волосы – только она их заплетала в косу…
Но почему мама попала на этот снимок? Выходит, она училась здесь, в «Поющих прудах? В этой самой школе? Но ведь мне всегда говорили, что она родилась и выросла в Питере!
– Что там? – подавшись ко мне, Егор тоже посмотрел на снимок и спустя несколько секунд констатировал: – Вы очень похожи.
Запустив пальцы в волосы, я растерянно на него посмотрела:
– Это моя мама… Почему мне не сказали, что она здесь училась? И раз она здесь училась, то, выходит, жила тоже в «Поющих прудах»? Ничего не понимаю!
Я в самом деле не понимала. Допускала мысль, что папа мог не знать, откуда мама родом, – что вообще-то вряд ли, – но почему мне ничего не сказал Майкл? И может, это как-то связано с его нежеланием сюда переезжать?
Потрясения сегодняшнего долгого дня вылились в головную боль. Я по привычке полезла в рюкзак за минералкой, но Егор внезапно меня остановил, протянув мне фляжку:
– Выпей лучше это.
Здравый смысл напомнил, что не стоит принимать неизвестное питье у довольно мутных личностей, но я его проигнорировала. Сделала пару глотков, ощущая, как прохладная вода обволакивает горло, а после прислушалась к своим ощущениям. Удивительно, но голова болеть перестала практически мгновенно.
– Не хочешь прокатиться? – неожиданно предложил Егор и кивнул на коробки: – С этим закончим завтра.
Препятствовать нашему уходу библиотекарь не стала, и уже совсем скоро я сидела на байке, обхватив Егора за пояс. Зарядивший с утра дождь прекратился, и сквозь прорви туч даже проглянули рассеянные солнечные лучи. Остро пахло мокрым асфальтом и прудом, через который мы промчались по мосту. В ушах свистел ветер, он же пытался ударять в лицо, но я пряталась за спиной Егора и прижималась щекой к его прохладной кожаной куртке.
Когда мы, миновав всю новостройку, въехали в лес, я немного напряглась. Но дорога была другой, не той, которой мы бегали кросс. Здравый смысл, гласящий, что не стоило бы так доверять этому парню и позволять везти себя неведомо куда, я снова проигнорировала. Какой уж тут здравый смысл после всего, что я пережила в школьном коридоре?
Дорога была неровной и ухабистой, байк потряхивало, но Егор скорости не сбавлял. Мы проносились мимо высоких сосен и елей, все прямо и прямо…
Выглянув из-за его спины, я вдруг увидела на нашем пути небольшую, заполненную грязью канаву. Предположила, что мы сейчас остановимся, но не тут-то было! Не сбавляя скорости, Егор мчался прямо на нее. А затем байк стал сильно накреняться назад, и я испугалась, что вот-вот упаду. Вцепившись в Егора с такой силой, что побелели костяшки пальцев, затаила дыхание. И выдохнула, лишь когда байк, буквально перепрыгнув канаву, выровнялся и вновь покатил по твердой дороге.
Я всегда думала, что чем дальше продвигаешься в лес, тем гуще он становится. Но в какой-то момент лес, напротив, начал редеть. Вскоре после этого мы свернули на ответвление от главной дороги и уже через несколько минут выехали к озеру.
Мне тут же вспомнилась прочитанная в интернете статья, и я поняла, что это озеро – то самое, о котором в ней говорилось.
Здесь было очень тихо. Когда Егор заглушил мотор, тишина стала абсолютной и какой-то… умиротворенной. Со всех сторон озеро обступал сосновый лес. Насколько хватало взгляда, по земле стелился разлапистый папоротник, а с той стороны, где мы остановились, находилось что-то вроде небольшого пляжа. От узкой песчаной полосы тянулся небольшой деревянный мостик, опирающийся на тонкие, утопающие в воде сваи. Кое-где валялись старые коряги, заросшие изумрудных мхом.
Несмотря на то, что находилась в лесу, да еще и рядом с водоемом, дискомфорта я не ощущала. Страха – тоже. Напротив, это место почему-то действовало на меня успокаивающе.
– Здесь красиво, – признала я, вдыхая свежий смолистый воздух.
А воздух был словно хрустальный – чистый, вкусный, хотя и имел отчетливый привкус тины.
Бросив байк там же, где мы остановились, Егор подошел ко мне.
Как-то невольно отметила, что у него красивый профиль. У меня был средний рост, но рядом с Егором, которому едва доставала до плеча, я ощущала себя низкой. Чтобы посмотреть ему в лицо, приходилось запрокидывать голову.
– У тебя чисто славянские корни? – задал он неожиданный вопрос.
Впрочем, выбранной теме я удивилась не слишком. Из-за чрезмерно светлых волос меня часто об этом спрашивали.
– Не совсем. Папа русский, а мама наполовину норвежка. Моя бабушка переехала в СССР, когда ей было немного за двадцать.
– Почему она эмигрировала? – скосив на меня глаза, поинтересовался Егор.
– Майкл – мой дед, в молодости много путешествовал. Они познакомились через друзей в Америке. У них все очень быстро закрутилось, и уже через полгода они были женаты. У Майкла в то время имелись неплохие связи, поэтому вопрос с переездом получилось уладить.
Спустя короткую паузу я негромко добавила:
– И это совсем не объясняет того, что моя мама ходила в здешнюю школу…
– Вы действительно очень похожи, – вновь заметил Егор, и мне показалось, что на его лицо набежала тень. – До сегодняшнего утра я думал, что ничего не стану тебе рассказывать. Что так будет лучше. Но все выходит из-под контроля, и мне придется это сделать.
Развернувшись, он посмотрел мне прямо в глаза.
– Придется открыть тебе правду.
К горлу подступил липкий комок, от охватившего меня волнения участился пульс, но взгляда я не отвела.
Это было похоже на то, как если бы я стояла на высоком обрыве и готовилась спрыгнуть вниз. Странные мысли, странные чувства… странные места, где слишком много прудов и окруженное лесом озеро.
Егор поднялся на мостик и облокотился о кривоватые деревянные перилла. Я, встав рядом с ним, сделала то же самое.
– Наш мир не такой, каким его привыкли считать, – спустя недолгую паузу произнес Егор. – То, что многие принимают за вымысел, иногда становится частью реальности, в которой мы существуем. Любая вероятность имеет возможность стать действительностью, если в нужном месте и в нужное время сойдутся определенные факторы. Когда-нибудь задумывалась над тем, что рядом с нашим миром может существовать другой?
– Параллельный? – уточнила я.
– Что-то вроде, – согласился Егор. – Представь монету. У нее есть аверс – лицевая часть. И реверс – оборотная. Мы живем на своего рода аверсе, но и реверс не пустует. Если по каким-то причинам в «монете» возникнет сквозная дыра, то стороны невольно соприкоснутся.
– То есть, ты хочешь сказать, что к нам иногда могут заглядывать гости из «реверса»? – проследив за ходом его мыслей, догадалась я. – Это с ними мы столкнулись сегодня в школе?
– Это место всегда было особенным, – кивнув, продолжил Егор. – Той самой «дырой»… хотя такие дыры принято называть Норами. Иногда она на неопределенное время затягивается, иногда, в силу некоторых обстоятельств, раскрывается снова. И сейчас она открыта.
Поверить в такое было непросто. Не увидь я собственными глазами тех… сущностей, которые заставили меня испытать буквально животный страх, даже продолжать этот разговор не стала бы.
Но я видела их. И это не было галлюцинацией. Ползущая по коридору тварь и девочка за окном были такими же реальными, как стоящий рядом Егор. Такими же реальными, как я сама.
Шумно выдохнув, я уронила лицо в ладони.
– Эй, – Егор неожиданно коснулся моего плеча. – Ты в порядке?
– Все это слишком… у меня не получается вот так просто это осознать.
Несмотря на толстую ткань куртки, я отчетливо ощущала ладонь Егора на своем плече. Она была теплой и такой… настоящей, что мне внезапно захотелось расплакаться. Я так редко давала волю слезам, что уже забыла, когда плакала в последний раз. Привыкла не поддаваться эмоциям и держать их в кулаке, а сейчас неимоверно захотелось проявить слабость. В глазах появилось жжение, и я сама не заметила, как по щекам покатились слезы.
Кажется, Егор выругался сквозь зубы, говоря что-то о том, что понятия не имеет, как успокаивать плачущих девушек. А затем вдруг притянул меня к себе и немного неловко обнял. В сознании промелькнула глупая мысль, что точно так же всегда делал Майкл… только вместо шершавой рубашки сейчас – кожаная куртка, которая так приятно холодит разгоряченное лицо.
На то, чтобы успокоится, у меня ушла пара минут.
– Прости, – севшим голосом произнесла я, отстранившись.
– Да ничего, – Егор чуть склонил голову на бок. – На самом деле ты неплохо держишься. Я думал, сорвешься еще в школе.
– А как держишься ты? – убрав налипшие на лицо пряди, спросила у него. – Почему так спокойно реагируешь? И откуда вообще обо всем этом знаешь? Ты ведь что-то сделал сегодня утром – как-то прогнал их, так?