Хозяйка вернулась к нам минут через пять – еще более взъерошенная и усталая.
– Пойдемте, провожу вас, – вздохнула она, и снова мне показалось, что в ее взгляде присутствует настороженность.
Ведущая на чердак лестница пряталась за книжным шкафом в конце коридора. Это была совершенно обычная переносная лестница, упирающаяся в чердачный люк. Объяснив, где стоят коробки, хозяйка сказала, что подождет нас внизу и занялась подбежавшим к ней ребенком.
Чердак оказался большим, тянущимся почти над всем домом. В отличие от первого этажа, здесь было очень пыльно и темно. Чтобы включить свет, пришлось вручную подкрутить единственную лампочку, болтающуюся под потолком на тонком проводе. Сквозь маленькое чердачное оконце было видно, что на улице за это короткое время успело заметно стемнеть.
– Она не очень-то нам рада, – негромко заметила я, подразумевая хозяйку. – Но все-таки впустила.
– Мила не очень суеверная, как и ее муж, – продвигаясь вглубь чердака, произнес Егор. – Но они наслушались россказней Галки о первых владельцах этого дома.
– Галки? – переспросила я.
– Галины Ересеевой, – пояснил он. – Ее бабка была кем-то вроде местной знахарки.
Прозвучавшее имя почему-то показалось мне смутно знакомым, а потом я вспомнила, где его слышала. Так звали пожилую женщину, с которой мне довелось столкнуться у супермаркета. Она еще, увидев меня, перекрестилась…
У меня возникло предположение, которое я не преминула проверить:
– А эту ее бабку случайно не Евдокией звали?
– Евдокией, – подтвердил Егор.
Ощущая, как мгновенно пересыхает в горле, я сглотнула и поинтересовалась:
– И что такого Галка рассказывает?
Егор в это время нашел нужные коробки и, присев перед ними, вместо ответа бросил:
– Смотри, что тебе нужно и пойдем. Ты права, Мила не очень нам рада. Не стоит заставлять ее нервничать.
Глава 11
Всего коробок оказалось две. В первой обнаружилось старое, пропахшее сыростью и пылью тряпье, а во второй – несколько книг, шкатулка с нитками и пучком засушенных трав, стопка перевязанных школьных тетрадей и потрепанный плюшевый медведь.
Почему-то из всего этого «богатства» меня привлек именно медведь. Может, потому что он, скорее всего, когда-то давно принадлежал ребенку? Маме…
Взяв его в руки, я ощутила под пальцами мягкий ворс, заметила съехавший в сторону глаз из пуговки и зеленое пятно на левой лапе. Медведь тоже пах пылью и сыростью, но держать его в руках не было неприятно. Никогда не страдала излишней сентиментальностью, но сейчас что-то внутри болезненно защемило. Было в это игрушке нечто такое… трогательно-беззащитное, что ли.
Отложив его в сторону, я мельком пролистала школьные тетради и невольно улыбнулась тому факту, что по точным наукам у мамы были сплошные двойки. Этим мы с ней отличались – я, наоборот, любила химию и биологию.
Найденные книги никакого интереса не представляли, как и катушки ниток. А вот шкатулка, в которой эти нитки хранились, показалась красивой. Вообще-то я не большой любитель всяких антикварных штук, но эта вещица мне понравилась. Снаружи она была металлической – оловянной, кажется, – с лаконичными узорами на крышке, напоминающими рыбью чешую. А внутри – деревянной, с забившимися в уголки комками пыли и кучей мусора от засушенных трав.
– Осторожно! – почему-то предостерег меня Егор, когда я коснулась пучка трав с намерением его взять.
Недоуменно на него посмотрев, я уточнила:
– Они что, по-твоему, ядовитые?
Не сводя взгляда с моих пальцев, касающихся засохших трав, Егор едва заметно отрицательно качнул головой. Сложилось впечатление, что его что-то очень удивило, но что именно я так и не узнала.
В итоге с чердака я забрала с собой только медведя и шкатулку. Сперва хотела забрать обе коробки, но потом подумала, что, будь их содержимое было Майклу дорого, он, уезжая из поселка, не оставил бы эти вещи здесь.
Мила искоса взглянула на игрушку в моих руках, явно не понимая, зачем та мне понадобилась, но промолчала. Мы уже выходили из дома, когда в прихожую выбежал ее младший сынишка, чьи губы были перепачканы манной кашей.
– Ты же только за стол сел! – возмутилась Мила. – Ну-ка быстро вернулся и доел! Пора самому учиться есть, большой уже, чтобы я тебя из ложечки кормила…
Мальчонка застыл в дверном проеме и, не обращая внимания на маму, смотрел прямо на меня. Его глаза были широко распахнуты, а перепачканные кашей губы чуть приоткрыты, как будто он видел перед собой что-то необыкновенное.
– Она на нее похожа, – неожиданно пролепетал он, указав на меня пальцем.
Мы с Егором переглянулись. А Мила, нахмурившись, спросила:
– На кого похожа?
– На ту девочку, – все так же не сводя с меня широко распахнутых глаз, ответил ребенок. – Которая приходит со мной играть.
На несколько долгих секунд повисла напряженная тишина.
– Не обращайте внимания, – нарушила молчание Мила, нервным движением заправив за ухо выбившуюся из пучка прядь. – Он у меня тот еще фантазер. Уже несколько дней твердит, что с ним какая-то девочка играет, когда он из дома выходит. Но я-то знаю, что у нас дома посторонних не бывает. К старшему разве что приятели заглядывают, да вот вы зашли…
Я похолодела. Словно тысячи ледяных иголок вонзились в мое оцепеневшее тело и добрались до самого сердца. Глядя в невинные детские глаза, я отчетливо понимала, что этот мальчик не придумывает. Что он действительно видит девочку, приходящую с ним поиграть. И я знала, что это за «девочка».
Отмерев, я подошла к ребенку и, присев перед ним на корточки, спросила:
– Почему ты считаешь, что мы с ней похожи?
– Ой, да брось ты! – словно из-за ватной стены донеслось до меня раздраженное восклицание Милы. – Говорю же, это просто детские фантазии…
Мальчик подался вперед и, словно нарочно понизив голос – так, чтобы услышала одна я, сказал:
– Она тоже… из воды.
От таких простых и вместе с тем странных слов по коже пробежал мороз. Я не имела особого опыта общения с маленькими детьми и никогда не разделяла всеобщего ими умиления. Но сейчас, глядя в пристально смотрящие на меня глаза, думала, что эти глаза могут видеть и замечать больше, чем глаза взрослых.
Мне стало откровенно не по себе. Сейчас, в этой обычной светлой прихожей, рядом с обычным маленьким мальчиком я испытывала необъяснимый страх. Он отличался от того ужаса, который я пережила, впервые столкнувшись с… этими, но был не меньшим. Просто другим. Было что-то особенно жуткое в том, как просто и спокойно ребенок говорил о той девочке.
«Поплавай со мной», – всплыла в мыслях ее просьба, произносимая приглушенным, шелестящим голосом.
– Ты только не ходи за ней, ладно? – обратилась я к мальчику. – Если вдруг она позовет.
Он, некоторое время подумав, согласно кивнул, после чего приблизившаяся к нам Мила взяла его на руки.
– Хватит глупости болтать! – отчитала она сынишку и, переведя взгляд на меня, с недовольством спросила: – А ты чего ему потакаешь? Нашла, что хотела – иди. У меня и без того дел по горло.
Слова мальчика еще долго звучали у меня в голове. Погрузившись в себя, я как-то отстраненно воспринимала окружающую действительность. Попрощавшись, вышла из дома, молча села на байк, и только когда мы подъехали к разделяющему поселки мосту, вынырнула из состояния задумчивости.
Небо к вечеру прояснилось, и на нем показалась слегка кривоватая луна. Яркая, окруженная отчетливым синим ореолом, она освещала заболоченный пруд. Домой мне отчего-то ехать не хотелось, и я попросила Егора остановиться.
Спрыгнув с байка, подошла ближе к периллам и, положив на них руки, посмотрела вниз. Пруд частично затянула ряска, на поверхности плавало множество опавших листьев, а по темной воде расстилалась дорожка лунного света. Только казалось, что свет не ложится на воду, а частично погрязает в ней, делаясь тусклым.
Вода… и снова в ушах звучат слова мальчика.
Умом я понимала, что он – просто ребенок, и не стоит придавать большого значения его словам. Точнее, не стоило бы… не увидь я собственными глазами то существо, о котором он говорил.
Егор подошел ко мне так тихо, что я от неожиданности вздрогнула. Встав рядом, он тоже устремил взгляд на пруд, а я тем временем украдкой взглянула на него.
Все-таки он и вправду красив. Сейчас, глядя на подсвеченный лунным светом профиль, мне казалось, что стоящий рядом парень – нереален. Как и весь настоящий, напитанный серебристым светом луны момент. Мы находились между двумя поселками, и возникало ощущение, что время здесь застыло. Что мы – отгороженные ото всех остальных, стоим где-то на границе миров.
Здесь было тихо, как будто все звуки вязли в густом, окружающем нас воздухе. Гремящая в «Водяном» музыка доносилась едва различимыми отголосками, как и голоса людей из старого поселка.
– Ты боишься? – внезапно спросил Егор.
– Да, – честно призналась я. – Но не потусторонних существ. Меня страшит неизвестность.
Обернувшись ко мне, он выразительно изогнул бровь:
– Значит, потустороннего не боишься? Мне казалось, еще недавно все было иначе.
– Я давно научилась справляться со своими страхами, – может, звучало самонадеянно, но это действительно было так. – Но для того, чтобы справиться с ними, мне нужно знать, чего я боюсь. А пока мне так и не удалось понять, что здесь происходит.
Посмотрев ему в глаза, я добавила:
– И ты молчишь.
Встреча наших взглядов длилась считанные секунды, но мне показалось, что она заняла целую вечность.
– Знаешь, ты не перестаешь меня удивлять, – спустя ту самую «вечность» произнес Егор. – Для той, кто столкнулся с необъяснимым, ты и впрямь держишься неплохо.
Похвала неожиданно польстила и оказалась приятной. Я до сих пор не понимала этого парня, не находила объяснения многим его поступкам, не знала, что он скрывает. И почему он вдруг стал со мной общаться, не понимала тоже. Но может быть, именно поэтому он так притягивал меня. Потому что сам казался таким же загадочным и необъяснимым, как все, что происходило со мной в последние пару недель.