Не знаю, сколько времени я проплакала и сколько еще просидела на полу ванной, медленно раскачиваясь из стороны в сторону.
В какой-то момент мне удалось успокоиться и даже испытать какое-никакое облегчение. Все-таки выплакаться иногда и впрямь бывает полезно.
Спускаясь вниз, я уловила запах любимого тыквенного пирога. Его Майкл готовил нечасто, а под настроение или по какому-то особому поводу, и оттого я любила этот пирог еще больше. Но сейчас даже головокружительный аромат не вызывал у меня аппетита. Скорее уж тошноту – есть не хотелось совершенно.
– Доброе утро, – приветствовал меня Майкл, на котором красовался заляпанный мукой передник.
С тем, что это утро доброе, я могла бы поспорить, но, разумеется, не стала. Даже нашла в себе силы непринужденно улыбнуться и ответить на приветствие.
– Та-а-ак, – присмотревшись ко мне внимательнее, протянул Майкл. – Ты что, плакала?
Вот же… мне казалось, следы от недавних слез уже успели пройти. Но от проницательного Майкла ничего так просто не утаишь.
Поскольку я промолчала, не желая ни врать, ни говорить о причине своих слез, вновь заговорил он.
– Я не буду спрашивать, почему ты не пошла сегодня в школу. И если не хочешь рассказывать, что тебя расстроило, наставать не буду тоже. Даже не стану спрашивать, почему из твоей комнаты рано утром вышел парень – да-да, я заметил его, хотя он очень старался уйти тихо. Верю, что ты девушка разумная и не сделаешь ничего плохого. Но, может, все же есть что-то, о чем мне нужно знать?
«Не сделаешь ничего плохого…» – горько усмехнулась я про себя. – «Конечно, не сделаю… разве что своим пением заставлю кого-нибудь утопиться!»
– Нет, – ответила я спустя паузу. – Ничего.
Как и обещал, Майкл давить на меня не стал. Вместо этого отрезал кусочек еще не остывшего пирога, положил его на тарелку и поставил передо мной вместе с чашкой чая. Чтобы его не обижать и не вызывать еще больше подозрений, я отломила кусочек. Съела и, убедившись, что аппетит приходит во время еды, разделалась с ним целиком. Еще и добавки попросила.
– А приготовь мне, пожалуйста, своего отвара, – не допив обычный зеленый чай, попросила я.
– У тебя снова случился приступ? – в голосе Майкла прорезались нотки беспокойства.
«Уж лучше бы приступ!» – подумала я.
– Нет, – ответила вслух. – Просто хочу выпить для профилактики.
Кивнув, Майкл достал из шкафчика необходимые травы и поставил на плиту сотейник с водой. Когда вода закипела, забросил туда травы, предварительно отмерив их при помощи кухонных весов, и сообщил:
– Леша звонил.
Я хмыкнула:
– Дай угадаю – просил передавать мне привет вместе с обещанием приехать через неделю?
– Нет, – возразил Майкл. – На этот раз он честно сказал, что командировка затянется, и вряд ли у него получится приехать раньше твоего дня рождения.
Упоминание о дне рождения вынудило меня непроизвольно вздрогнуть.
– Это вполне в его духе, – я сумела заставить голос звучать ровно. – Помнишь, как он, собираясь ухать на пару дней, не появлялся целый месяц? И вообще, я абсолютно уверена, что никакая командировка у него не затягивается. Это он просто со своей Настей опять на какие-нибудь острова полетел! Она же все ныла, что на Мальдивы хочет…
– Марина, вы с ней даже не знакомы, – Майкл накрыл сотейник крышкой. – Ты ее не знаешь. Может, она вовсе не такая плохая, какой ты ее представляешь. Со смерти Ингрид твой отец всегда один… эти его короткие интрижки не в счет. А с Настей у него, похоже, все серьезно.
Я поморщилась. Умом-то понимала, что Майкл прав. Что я заведомо не люблю Настю просто потому, что на нее у папы всегда есть время, а на меня – нет. Но побороть неприязнь к ней не могла, хотя лично мы и правда не были знакомы. Я только однажды, ответив на звонок вместо папы, услышала ее слащавый голос – тогда она как раз спрашивала, когда они полетят на Мальдивы…
После завтрака я решила отправиться на пробежку. На смену слезам и растерянности неожиданно пришла твердая решимость. Один раз выплакалась – и хватит. Нечего позволять себе раскисать! Нужно окончательно во всем разобраться и прояснить те моменты, которые до сих пор остались для меня неясными.
Я переоделась в привычную спортивную одежду, завязала высокий хвост и, позвав с собой Джека, вышла за ворота. Главной задачей было не попасться на глаза соседям, которые могли поинтересоваться, почему это я бегаю вместо того, чтобы сидеть на уроках. Поэтому я выбрала направление, в котором не бегала со времен кросса. Затолкав все страхи куда подальше, назло всему побежала в сторону леса.
Правда, далеко отбежать не успела, потому что неожиданно мне навстречу вышел Егор. Кажется, до этого он стоял у растущего около соседнего дома клена. Сегодня мотоцикла при нем не было.
– Прогуливаешь, Балашова? – он иронично изогнул бровь.
– Как и ты, – не осталась в долгу я.
– Собралась на пробежку? – скользнув по мне беглым взглядом, задал Егор риторический вопрос и, не дожидаясь ответа, предложил: – Составлю тебе компанию.
Нет, это было скорее не предложение, а констатация факта. Впрочем, я не возражала.
Как вскоре оказалось, не зря наш физрук сетовал на то, что Егор отказался от участия в кроссе – бегал он и впрямь отлично. Сначала я бежала неспешно, и он подстраивался под меня. А потом начала набирать скорость, перебирая ногами все быстрее и быстрее, подставляя лицо колючему холодному ветру. Егор не отставал и, казалось, мог с легкостью выдержать еще больший темп.
Оказавшись у леса, я осознанно выбрала дорогу, ведущую к озеру. Утро сегодня выдалось на диво приятным, лишенным извечно моросящего дождя. Сквозь плотные серые облака кое-где даже пробивались солнечные лучи. Земля под ногами была чуть влажной, пружинистой, в воздухе остро пахло хвоей, можжевельником и пряной горечью опавших листьев. Я больше не боялась, что рядом может появиться злополучный туман и тех существ, которых он скрывает. Потому что теперь это не было чем-то неизвестным – я знала, что они такое. И, как это обычно бывало, собиралась впредь смотреть своим страхам в лицо. Даже самому сильному – тому, который заставил меня рыдать, сидя на холодном кафеле в ванной.
Остановившись примерно на полпути к озеру, мы обменялись выразительными взглядами. Некоторое время молчали, выравнивая дыхание, после чего Егор спросил:
– Как ты?
В этом вопросе не было ни насмешливости, ни намерения беззлобно меня поддеть. Показалось даже, что Егор спрашивал не из банальной вежливости, а потому что действительно за меня беспокоился.
– А как может чувствовать себя человек, который узнал, что он на самом деле не совсем человек? – я усмехнулась, сводя все к шутке, и уже серьезнее добавила: – Вообще-то мне уже лучше. Тот факт, что я… русалка, в голове, конечно, пока не укладывается, но в целом все неплохо.
Егор пристально всмотрелся мне в лицо и спустя короткую паузу неожиданно похвалил:
– Ты молодец. Честно говоря, я еще ночью готовился увидеть слезы и истерику.
– Слезы и истерика были, – не стала скрывать я. – Я все-таки живой человек… даже если не совсем человек… не бесчувственный робот, в общем. И кстати, спасибо тебе. За то, что не оставил меня одну. И что разбудил, когда я… собиралась петь.
– Я знаю, какого это, – отведя глаза в сторону, внезапно произнес Егор. – Знаю, каково однажды узнать, что ты не такой, как все остальные. И что мир устроен гораздо сложнее, чем принято считать. Сначала это пугает. Потом ты начинаешь испытывать восторг и чувство превосходства над остальными людьми, потому что можешь и знаешь больше, чем они. Но однажды эйфория проходит, и все, чего тебе хочется – это избавиться если не от знаний, то хотя бы от своих особенностей.
На шее Егора заметно билась жилка. Он выглядел напряженным, и это же напряжение звучало в его голосе.
– И какие они? – осторожно спросила я. – Твои особенности?
Вновь переведя взгляд на меня, Егор вместо ответа предложил:
– Пойдем к озеру?
На этот раз это было действительно предложение, а не констатация факта. И я снова не возражала. Даже наоборот, сама не случайно выбрала именно эту дорогу, желая наведаться на озеро. Единственное, что меня беспокоило, – точнее, кто – это отец Егора. В памяти до сих пор была свежа сцена нашей с ним первой и единственной встречи. Тогда он отчетливо дал понять, чтобы я не смела приближаться к озеру. И что он сделает, если я снова туда сунусь – неизвестно.
Когда я напомнила об этом Егору, он успокоил меня, сказав, что его отец больше ничего против моих визитов не имеет.
– В прошлый раз он еще не был уверен, что твоя русалья часть в полной мере себя проявит, – поделился он, когда мы двинулись в направлении озера. – А нахождение рядом с озером могло ее пробудить. У русалок почти всегда рождаются дочери. Если все-таки рождается мальчик, то он проживает жизнь обычного человека. Но бывают случаи, когда и у девочек особая наследственность никак не проявляется. Это самые обычные дети, только чуть более восприимчивые к потустороннему, чем остальные. Тогда еще существовала вероятность, что ты окажешься…
– Нормальной, – закончила за него я.
Егор едва заметно поморщился:
– Ты и так нормальная, Марина. Если люди тебя не понимают, это еще не значит, что ты неправильный. Вполне возможно, что неправильные – они.
Неожиданно я поймала себя на том, что мне нравится, когда он называет меня по имени. Даже улыбнулась про себя.
– Я уже сбилась со счета, сколько раз спрашивала, чем ты отличаешься от остальных, – заметила я. – Может, все-таки расскажешь? Или ты так оберегаешь эту тайну, потому что по ночам превращаешься в кровожадного монстра и ешь младенцев?
Егор приглушенно засмеялся.
– Нет, младенцев, к их счастью, я не ем. И моя тайна не такая уж огромная – во всяком случае не больше, чем твоя. А вот насчет монстра ты отчасти права.
Я округлила глаза в деланном ужасе:
– То есть, мне нужно бояться, что однажды у тебя вырастут рога и хвост?